Никого не встретив, он прошел по коридору пятого этажа, с некоторым усилием преодолел желание заглянуть к верстальщикам, всегда вызывавшим у него живой интерес полной непостижимостью и загадочностью своей профессии, и толкнулся в дверь, украшенную латунной табличкой с глубоко выгравированной надписью «Главный редактор». Выше таблички поблескивали желтым металлом цифры номера – 513, и Юрий вспомнил, как покойный Мирон, предшественник Светлова на посту главного редактора, жаловался, что журналисты – народ суеверный, и потому кабинет под несчастливым тринадцатым номером поневоле пришлось занять ему, главному здешнему начальнику.

В номере, как обычно, было накурено, хоть топор вешай. За широким окном по загаженному жестяному карнизу, с шумом оскальзываясь и утробно воркуя, бродили голуби. Господин главный редактор сидел во вращающемся кожаном кресле с высокой спинкой и, задумчиво копаясь в жидкой каштановой растительности у себя на подбородке, читал какой-то текст, видневшийся на мониторе его компьютера. Он оглянулся на звук открывшейся двери, рассеянно кивнул Юрию и сказал, глядя в экран:

– Садись, я сейчас заканчиваю.

Юрий отодвинул легкий стул на хромированном стальном каркасе и сел боком к столу, положив локоть на разбросанные бумаги. Светлов не глядя взял из переполненной пепельницы дымящуюся сигарету, азартно затянулся два раза и сунул сигарету на место. Юрий громко зевнул – он терпеть не мог, когда кто-то рядом работал, а ему приходилось сидеть без дела.

– Сейчас-сейчас, – повторил Светлов. – Может, ты кофе хочешь? Чайник на подоконнике, «Нескафе» в сейфе, сахар тоже...

– Ты мне еще стрихнину предложи, – буркнул Юрий. – «Нескафе»... Как вы тут пьете эту дрянь? Да еще в таких количествах...

– Жизнь такая, – не отрывая взгляда от экрана, рассеянно сказал Димочка. – Динамичная у нас жизнь, понимаешь? Некогда нам возиться с кофемолками и кофеварками, а кофеина и в растворимом кофе предостаточно...

– Куда катится мир? – с сильно преувеличенными горечью и возмущением возгласил Юрий. – Растворимый кофе, фаст-фуд, макароны мгновенного приготовления, секс по телефону, замужества по Интернету...

– Ага, – сказал Светлов, не отрываясь от чтения. – Или клонирование, например... А то вот еще, на днях история приключилась. Ехали это мы на дачу и видим: возле придорожного кафе стоят два «МАЗа». Новенькие такие тягачи, видно, прямо с завода их гонят. Ну, и для экономии солярки, наверное, взяли и погрузили один на другой, прямо на раму. Представляешь, как это выглядит? И вот моя наследница, прелестное создание трех лет от роду, мне заявляет: «Папа, а у них теперь маленькая машинка родится? Она будет в магазине игрушек жить, пока не вырастет?»

Юрий фыркнул.

– Ну и воспитание! – сказал он с изумлением, которое было притворным только наполовину. – Многое же она в свои три года повидала!

Светлов закончил читать, сохранил файл и убрал его с экрана.

– Ничего особенного она не повидала, – сказал он, вместе с креслом разворачиваясь к Юрию. – Просто на собак однажды во дворе наткнулись во время этого дела. Она в слезы: собачки дерутся, папа, разними! Ну, пришлось объяснить, что они не дерутся, а делают то, от чего у них потом щенки появляются. Это год назад было, я думал, она забыла напрочь, а она, видишь, поднесла папе сюрпризец... Я чуть с дороги не съехал, ей-богу. Хорошо, что Лиды с нами не было, она бы нам устроила воспитательный момент.

– Да, – сказал Юрий, – дела... Между прочим, ты говорил, что у тебя тоже есть для меня сюрприз.

– Ну, сюрприз не сюрприз... – Светлов покашлял в кулак, закурил новую сигарету. – Так, кое-какая информация к размышлению. Я все сидел, думал, чем бы тебе помочь, а потом решил вспомнить молодость и заняться чисто журналистской деятельностью – не сидеть вот в этом кресле, дергая за ниточки, а немного побегать по городу, поговорить с людьми. Словом, я разузнал адрес, по которому Тучков проживал до ареста, и разыскал пару человек, которые помнят и его, и его мать. Мать у него умерла, пока он сидел... – Юрий непроизвольно дернулся, как от укола, Светлов чертыхнулся и сказал: – Прости. Правда, извини, я не подумал... Просто ты такой, знаешь... ну, весь будто из железа. Это у меня был один знакомый – инвалид, руки нет по самое плечо. Так он научился так себя вести, что все вокруг об этой его инвалидности забывают – то на велосипеде предложат прокатиться, то замечание сделают: почему, мол, одет неаккуратно, галстук твой где? Черт, что я несу?

– Ладно, проехали, – сказал Юрий и тоже закурил. – К делу, к делу давай.

– Так вот, – бросив на него последний виноватый, извиняющийся взгляд, продолжал Светлов, – одна разговорчивая старушка мне рассказала, что у Тучкова была невеста, некая Марина Суворина. Очень они, по слухам, друг друга любили. На суд к нему она почему-то не пришла, и, по словам соседки, мать Тучкова, Ирина Гавриловна, несколько раз ей жаловалась, что ее Андрея все забыли – и друзья, и даже невеста, за все эти годы ни одного письма ему не прислали...

– Очень сильная любовь, – заметил Юрий. – Какой-то он, честное слово, неудачливый. Насчет его друзей мне давно все ясно, так мало этого, у него еще и невеста такая же!

– Невеста из того же теста, – задумчиво кивая головой, срифмовал Светлов. – Не знаю, Юра. Чужая душа – потемки... В общем-то, сам подумай – ну что она должна была делать? Девушка из хорошей семьи, которой с детства внушили, что муж – это прежде всего кормилец и защитник. Ведь ему десятку дали, Юра, а она его всего на два года моложе! Представь: встречает она его у ворот зоны, ему тридцать восемь, ей – тридцать шесть, молодость прошла, и впереди ничего хорошего. И потом, ведь того чекиста действительно он убил. Неважно, кем он его считал, важно, что убил. Преднамеренно... Такое, Юра, не каждая любовь выдержит. Ну, и друзья его, надо понимать, в уши ей разного напели. О родителях я уже и не говорю, ты же знаешь, как это бывает, особенно в так называемых благополучных семьях из высшего общества...

– Короче, – сказал Юрий, которого слова Димочки опять больно задели за живое, о чем тот, к счастью, даже и не подозревал. – Ты зачем это все мне рассказываешь? Ты это в газете своей напечатай, сойдет за мелодраму... Какое все это имеет отношение к делу? Тоже мне, новость! Тучков, оказывается, тоже был человеком и к тридцати годам надумал наконец жениться... А что невеста его не дождалась, так я таких историй еще в армии по самое некуда наслушался. Солдаты любят про такие дела под гитару песни петь – собственного, сам понимаешь, сочинения... «Получил твое письмо, в нем не понял ничего. Пишешь ты: «Устала ждать». Как тебя понять?» Или, как там еще... «Ковыляй потихонечку, а меня позабудь. Заживут твои ноженьки, проживешь как-нибудь».

– М-да, – сказал Светлов, – высокая поэзия. Народ сер, но мудр... Так вот, Юра, тут и впрямь все вышло как в солдатской песне про несчастную любовь. Года не прошло с тех пор, как Тучкова посадили, а его невеста благополучно вышла замуж. И как ты думаешь, за кого?

– Ну? – сердито спросил Юрий.

– За Медведева! – торжествующе объявил Светлов. – За того самого, с которым ты сегодня так долго и плодотворно общался. Причем со слов соседки Тучкова у меня сложилось впечатление, что ей было по большому счету наплевать, за кого именно из друзей Тучкова выходить замуж. Просто Шполянский к тому времени уже был в первый раз женат, Кудиев торговал ворованными машинами – не тот уровень, сам понимаешь, – а Артюхов, Даллас, разъезжал по городу на «Харлее», весь в черной коже, в ковбойских ботинках, с волосами до пояса и вечно без гроша в кармане. Ну кого ей было выбрать? Ясно, что остановилась она на Медведеве – спокойном, надежном и вдобавок принимавшем участие в той истории только как очевидец событий, а не их участник. Эта соседка, с которой я беседовал, гуляла на их свадьбе и говорит, что невеста была бледная и невеселая и что «горько» приходилось кричать подолгу – не хотела она с ним целоваться, понимаешь?