Узнавший комбата по голосу, радист, естественно, не стал уточнять, для кого потребовался старший, а повернувшись лицом к возившемуся с рюкзаком Ефимову, тихонечко позвал:

— Вас комбат.

Старший прапорщик кивнул, отпустил рюкзак и, одернув нижний край горки, поспешил к позвавшему его Каретникову.

— Старший «Леса» — для «Меркурия» на приёме.

— Серёга, — комбат чуть ли не впервые назвал Ефимова по имени, — у нас тут по твою душу кое-какие деятели приехали… — тут комбат, словно опомнившись, уточнил: — Кстати, твой «Турист» далеко? Приём.

— В лесок отошёл, — Ефимов улыбнулся, — позвать? Приём.

— Наоборот.

— Понял. Так что насчёт деятелей? Приём.

— Если коротко, приехали встречать «Туриста», но сообщать ему или тебе о своём появлении запретили. Как понял? Приём.

— Понял. Мои действия?

— По мне что-то тут не чисто. Так что ты там поаккуратнее с «Туристом», а то мало ли.

— Ваш приказ о беспрекословном подчинении отменяется? Приём.

— Нет, всё в силе. Но смотри… действуй по обстановке. Как понял?

— Понял, — отозвался Ефимов, хотя всё сказанное комбатом походило на сказочную задачку «Пойди туда, не знаю куда». Только здесь: «Делай так или не так, на своё усмотрение, но в случае чего я тебе никаких команд не отдавал». Так что было толку с сообщенной информации? Хотя, как говорится, за беспокойство спасибо! Только что с этого беспокойства? Хотя нет, Сергей вдруг понял, что он не прав. Трясунов не отдал ни какой команды не потому, что не хотел отвечать за отданные приказы, а единственно потому, что не считал любой из своих приказов единственно верным. Сказав «действуй по обстановке», он дал ему, Ефимову, карт-бланш на принятие любого решения, которое в случае чего был готов подтвердить своим приказом.

«Спасибо», — мысленно поблагодарил Сергей, сразу, как только к нему пришло осознание сказанного. После чего, положив гарнитуру на радиостанцию, вернулся к своему рюкзаку. Пора было начинать движение. А за десятки километров от него подполковник Трясунов отдал дежурному связисту наушники и, поспешно выбравшись из тесного пространства машины связи, направился к палатке центра боевого управления.

Проверяющие и от еды и от бани отказались. Но не пропадать же пару? Конечно же, нет, и готовивший баню Косыгин устроил внеочередную помывку личного состава.

— Баня — это святое! — глубокомысленно изрёк он, заходя в пышущую жаром парилку первым…

А ведь действительно, что может быть лучше парилки да в придачу с мягким, ароматным, берёзовым веничком? Эх, раззудись плечо, эх, не боли спина! Лишь уши вянут он поднимающегося жара да потрескивают камни от брызжущей на них воды. Эх, хорошо! Ух, здорово! Ещё пару минут, и всё — в бассейн, в холодную, почти ледяную воду, чтобы остыть, набраться сил. А там снова парилка и снова обволакивающий тело жар… Эх, хорошо…

Подняв левую руку вверх, Тушин начал медленно опускаться на правое колено. Шедшего впереди него Ляпина я не видел, но почему-то понял, что сейчас меня позовут вперёд раньше, чем это сообщили пулемётчику. Поэтому, когда тот коснулся пальцами правой руки левого запястья, я уже шёл в его сторону. Обогнув Тушина и проходя мимо Ляпина, я видел, как дрогнул уголок его рта, как судорожно дёрнулся острый кадык на загорелой, обветренной шее. Я успокаивающе коснулся плеча Григория и поспешил дальше к ожидающему моего появления Прищепе.

— Командир, — его шёпот достиг моего слуха, — след.

Сашка сидел на одном колене и пристально вглядывался куда-то вперёд, при этом пальцем левой руки он тыкал в землю прямо перед собой. Я вгляделся: на слегка влажной, но твёрдой глинистой почве едва виделся, скорее даже угадывался отпечаток рифлёной подошвы ботинка. След не мог быть слишком давним — неделю назад по всей Чечне прошёл дождь, его бы обязательно смыло. Я лихорадочно соображал: в этом районе работает лишь наш отряд — это наша зона ответственности, но боевых заданий именно здесь, в этих квадратах, в последнее время не было. Значит, оставленный след мог принадлежать только противнику. Но что это нам могло дать? Вероятность наличия базы? Так мы и без того знали, что она есть. Точнее, есть по словам фешера. След всего лишь добавлял аргументы в пользу его сведений. Опустившись на одно колено, я стянул с руки свою старую кожаную перчатку и осторожно потрогал след пальцами. Я не собирался, как истый следопыт, определять срок его давности. В условиях меняющейся влажности это довольно проблематично. К тому же, какой из меня, к чёрту, эксперт-следопыт? Я коснулся следа просто так, пребывая в задумчивости. Земля показалась холодной и, несмотря на пропитывающую её влагу, жёсткой. То, что противник где-то рядом, несмотря на весь мой скепсис по отношению к фешнику, сомнений не было. Вот только сколь рядом?

Не поднимаясь с колена, я надел перчатку и, вытащив из кармана джипиес, снял координаты — до означенной точки осталось совсем ничего. В груди появилось ощущение приближающихся событий.

— Веди наблюдение, я сейчас! — ободряюще подмигнув остающемуся на месте Прищепе, я поднялся на ноги и исчез в обратном направлении.

— Чи, — тихий звук, как щелчок, и уже знаками: «занять круговую оборону», «старших троек ко мне». И снова словами: — И фешника ко мне.

— Фешника к командиру! — тихие слова как бесконечно повторяющееся эхо, и где-то там, в самом конце человеческой цепочки, мне не слышимое: — Вас к командиру, — это уже непосредственно ему — фешнику.

— Так, орлы, — на фешника я даже не посмотрел. Присутствует? И слава богу. — Вы занимаете круговую оборону, а я с головной тройкой выдвигаюсь вперёд.

— Но, командир, база совсем рядом, и если вы ненароком напоретесь на противника… — сказавший это Калинин замялся. — Может, лучше всей группой?

— Нет, не лучше. — Я мысленно улыбнулся его заботливости.

— Командир… — сержант попытался возразить, но я отрицательно качнул головой, и он умолк. После чего я попробовал объяснить своё решение.

— Спокойно, Ватсон! Если мы столкнёмся с чехами неожиданно, то нам будет куда отходить. Вы нас прикроете. Поэтому ваша задача — как следует замаскироваться и установить мины. И не дай бог кто без команды полезет нам на помощь! Надо будет — запрошу сам.

— Ага, запросите Вы! — Калинин мне не поверил, а зря. В конце концов, случись что, помощь будет требоваться не одному мне! Так что позову. Но уверять в этом я его не стал.

— Но, а если не дай бог что, — тут я, наконец-то, повернулся к фешнику, — с Калининым уведёте группу к месту ночной засады.

Фешер молча кивнул. А я на всякий случай пояснил.

— Там позиция удобная, — при этом старший первой тройки ядра посмотрел на меня как на сумасшедшего. И действительно, разве со мной могло что — либо случиться?! Я как Ленин живее всех… Не кощунствуй…

— Давайте, орлы! — это я, так сказать, закругляясь. — Потихонечку занимайте позиции. — И посмотрев прямо в лицо своему заместителю: — Всё, Прищепа, вперёд, топаем! — после чего показал левой рукой направление движения.

— Усё понял, уже топаю, — в тон мне ответил Александр, повернулся и действительно потопал (негромко) два раза, затем, наверное, убоявшись моего пенделя, перешёл на обычный бесшумный шаг. Я сделал ручкой остающимся и поспешил за ним вслед. Ляпин и Тушин присоединились к нам и поползли чуть сзади.

Подполковник Трясунов склонился над расстеленной на столе картой. Мысленно прочертив путь, по которому двигалась группа Ефимова, он внимательно присмотрелся к местности и вдруг понял, что его смущало — скорость передвижения группы не соответствовала рельефу местности. Она оставалась практически неизменной, пересекал ли старший прапорщик со своими разведчиками относительно ровный участок или же спускался и поднимался на очередной хребет. Конечно, возможно были какие-то неизвестные Трясунову обстоятельства, а могло быть и так, что Ефимов, идя по равнине, сбавлял скорость, давая своим людям возможность отдохнуть и восстановить силы. Всё было возможно, но в это почему-то не верилось. Более вероятным было предположить, что тот скидывает левые координаты. Но вот почему он это делает? Из-за собственной лености, не позволяющей ему лишний раз включить прибор навигации или из-за указания, полученного от идущего с группой подполковника? Вот это узнать было невозможно. Если второе, то повлиять на прапорщика возможностей у Трясунова не было, разве что отметить собственный, данный Ефимову приказ, тем самым нарушив приказ вышестоящего командования? И что бы это дало? Что бы это изменило? А вдруг разрушило бы какие-то непонятные ему, Трясунову, комбинации и планы? Нет, делать этого определённо не стоило, разве что лишний раз попросить артиллеристов расширить квадрат не нанесения ударов? Да, пожалуй, это было именно то, что нужно. Придя к такому выводу, подполковник наконец-то оторвался от созерцания испещряющих карту значков и снял трубку телефона, соединяющего его с оперативным дежурным.