– Как мне доложили, в ночь со вторника на среду вы не видели и не слышали ничего необычного, это верно?

– Ничего.

– Простите меня за вопрос, но вы спите в одной спальне?

– Мы даже спим в одной постели, – сказал Иннес, и слова его прозвучали зло.

– Хорошо! – Из этого нельзя было заключить, что именно одобрил Уайклифф. – Б таком случае пора перейти к делу.

Он открыл свой «дипломат» и достал карандашный набросок, найденный в комнате Хильды.

– Наверное, я должен пояснить, что вы сейчас выступаете в роли свидетеля и консультанта одновременно. Прежде всего, вы видели это раньше?

– Нет.

– Но мне казалось, что каждый историк искусств специализируется на своем периоде…

Иннес усмехнулся и перебил его:

– Вы совершенно правы. Мой конек – европейская живопись конца девятнадцатого века, и я не могу ничего не знать про Писсарро, если вы хотели спросить именно об этом.

– Угадали. Этот набросок был нами обнаружен в спальне Хильды. Она кнопкой прикрепила его к обратной стороне одного из выдвижных ящиков.

– Вот чудачка! А сами вы что об этом думаете? Быть может, это ученический этюд? Импрессионисты интересовали ее больше, чем другие старые мастера, но зачем прятать рисунок?

– Там было еще письмо. Посмотрите, оно датировано январем прошлого года.

– Примерно в это время она и зачастила к нам, – сказала Полли Иннес. – Ей хотелось выговориться, но мешала скованность. Она очень нервничала.

Иннес быстро пробежал глазами текст письма.

– Вот это да!

– Вам что-нибудь известно об этом?

– Абсолютно ничего. Как я вам уже говорил, Хильда никому не доверяла.

– Вы с ней когда-нибудь разговаривали о Писсарро?

– Не больше, чем о других импрессионистах. Понимаете, Хильда в живописи совсем не разбиралась, но быстро усваивала информацию – и это касалось всего, что ее интересовало. Она была замечательной девочкой, и тем печальнее все, что приключилось с ней.

Полли бросала взгляды поочередно то на мужа, то на сыщика. Было заметно, что разговор стал ей в тягость. Потом она вдруг сказала:

– Вы должны меня извинить, мистер Уайклифф. Прошу прощения…

Иннес вскочил и открыл дверь, чтобы она смогла покинуть комнату. Закрыв ее, он обернулся к Уайклиффу:

– Полли очень тяжело сейчас. Последние события совершенно выбили ее из колеи. Она была очень привязана к Хильде.

Они снова уселись друг против друга.

– Вы считаете, что этот набросок может иметь какое-то отношение к ее смерти? – спросил Иннес.

– Не знаю. На первый взгляд это маловероятно, но нам приходится хвататься за любую ниточку. По крайней мере, она предпочла спрятать рисунок, а это само по себе что-то означает. Вы успели составить себе представление о нем?

– Могу только повторить, что было сказано в письме из Национальной галереи. Зарисовка Хильды напоминает одно из множества полотен Писсарро. Он несколько лет прожил в Понтуазе и писал там с натуры очень много. Был, правда, период во время франко-прусской войны, когда он укрылся в Англии. Кстати, здесь он женился.

– Неужели? – Интерес Уайклиффа казался неподдельным. – Как я слышал, время от времени составляются каталоги всех известных работ кого-либо из знаменитых художников, где указывается местонахождение шедевров на время подготовки каталога.

Иннес, казалось, был слегка удивлен такой осведомленностью полицейского.

– Вы совершенно правы. А сейчас один из крупных лондонских аукционных домов сводит всю доступную информацию в единую базу данных для компьютера, которую они надеются в дальнейшем непрерывно обновлять и пополнять.

– Замечательная идея! Но меня в данный момент интересуют любые произведения Писсарро, которые могли находиться в частных собраниях в районе Плимута перед самым началом последней войны.

Этот очень конкретный вопрос поверг Иннеса уже в совершенное изумление; ему понадобилось несколько секунд, чтобы справиться с замешательством.

– Тогда считайте, вам повезло. Существует великолепно иллюстрированный каталог, составленный сыном художника Люсьеном – критиком и историком искусств – Вентури. Он называется «Камиль Писсарро. Каталог картин и набросков» и вышел в свет в Париже в 1937 году. Он может оказаться вам полезен. Есть и другие источники.

И после долгой паузы Иннес спросил:

– Хотите, я попробую навести справки?

Уайклифф отказался от помощи:

– Спасибо, не стоит. Вы указали мне направление поиска, а уж я найду, кому это поручить, не доставляя вам лишних хлопот.

В дверь заскреблась собака. Она изловчилась открыть ее, вбежала в комнату и улеглась у ног хозяина.

Иннес заерзал в кресле.

– Вас привел сюда один лишь интерес к рисунку Хильды и письму из Национальной галереи?

– Нет, не только это.

Повисло напряженное молчание; очевидно было, что Иннес уязвлен нежеланием Уайклиффа пояснить свои слова. Он ожидал, что детектив либо продолжит разговор, либо засобирается уходить, но Уайклифф не намеревался пока делать ни того, ни другого. Молчание становилось почти неприличным.

В конце концов Уайклифф задал совершенно пустяковый, казалось бы, вопрос:

– Вы знакомы с Харви, зятем Хильды?

– По-соседски я знаю его, конечно. Он бывал у нас здесь раза два-три, а еще приходил на лекции о предтечах импрессионизма, которые я читал в Сент-Остелле.

– Насколько мне известно, до переезда в эти края он работал на одну аукционную фирму в Экзетере.

Из вежливости Иннес удивился.

– Неужели? Он мне ничего об этом не рассказывал, хотя мне и показалось, что его интерес к искусству носит чисто коммерческий характер.

– Он когда-нибудь просил вашей консультации по поводу картин или других произведений искусства? Быть может, предметов антиквариата?

– Нет.

– И у вас не было с ним совместных дел, касавшихся имущества, которое хранится на ферме Трегеллес?

Иннес побагровел. Ситуация неожиданно изменилась. С ним уже не советовались – его допрашивали, причем, как он начал теперь подозревать, плохо скрытым допросом эта беседа была с самого начала.

– Прошу вас хорошенько усвоить, мистер Уайклифф, – сменил он тон на резкий, – что я никогда не позволял себе никакого участия в коммерческих операциях, будь то покупка, продажа или хотя бы оценка предметов, о которых вы упомянули.

Уайклифф поднялся.

– Благодарю вас, мистер Иннес. Это все, что я хотел от вас услышать.

Он пошел к двери, но на самом пороге обернулся:

– Да, видимо, мне следует сообщить вам, что, по заключению патологоанатома, Хильда беременна не была.

Иннес, который тоже встал из своего кресла, чтобы проводить гостя, замер на месте.

– Не была беременна? Вы имеете в виду, что она ошибалась?

– Ошибки здесь быть не могло. В субботу утром Хильда была у врача, и он сообщил ей результаты анализов. Они оказались отрицательными.

– Но это же ни в какие ворота не лезет! Невозможно поверить, чтобы она такое просто придумала. Если она знала, что это неправда… – он осекся. – Нет, но как странно!

Иннес вышел вместе с Уайклиффом из дома.

– Вы не будете возражать, если я пока оставлю свою машину здесь? – спросил старший инспектор. – Мне нужно навестить Рулов, а они живут так близко, что нет никакого смысла ехать.

– Что? Ах, да, конечно, оставьте.

Он стоял на пороге своего дома и смотрел вслед Уайклиффу, который шел по проселочной дороге к ферме. Вскоре Полли в инвалидном кресле присоединилась к мужу.

Уайклифф снова был зачарован полной и неподвижной тишиной. Поверх низеньких изгородей он мог видеть безлюдную округу, а в отдалении – пустынную поверхность моря. Кролик, который пощипывал травку между колеями дороги, метнулся в сторону, только когда человек подошел к нему почти вплотную.

Уайклифф пересек двор фермы и постучал по косяку открытой двери.

– Войдите, – донесся скрипучий голос Джейн.

Она стояла у плиты, осторожно помешивая содержимое огромной кастрюли. Зачерпнула немного ложкой и поднесла к губам, чтобы попробовать. Запах был, несомненно, аппетитный, и рот старшего инспектора невольно наполнился слюной. Супы и тушеные овощи, похоже, составляли основное меню этой семьи.