— Дыши, а не давись, — резковато вымолвил над головой Римас.

На спину легла ледяная ладонь, и кислород свободно прошел в легкие.

— Спасибо, — выпрямившись, вымолвила я, потому как не знала, что еще говорят, когда благодарят за спасение. Поляк только кивнул, как всегда оставаясь невозмутимым и отстраненным.

— Саша! — закричал в холле Филипп, пытаясь меня разыскать.

Я выбежала из гостиной и застыла, как будто налетела на невидимый барьер. На полу, рядом с телом убитой Маргариты, распростерся Ян. Глаза стажера закатились, и из-под полуприкрытых век виднелись мутные белки. Из груди торчала рукоять кинжала, а вокруг разливалась кровь. Очень много крови. В темной глянцевой луже, как зеркале, отражался свет.

К горлу подступила тошнота, от лица отхлынули краски. Мне приходилось видеть смерть совсем рядом, она возвращалась каждую ночь, погружала в кошмары, но убийство… Убийство было отвратительно!

Взгляд метнулся к Филиппу, безвольно опустившему руки. Моя реакция на заколотого врага ввергла Вестича в бессильное оцепенение.

Без слов я преодолела расстояние между нами, нырнула в крепкие объятия, прижалась лбом к твердой груди. Никогда он не обнимал меня со столь мучительным отчаяньем.

— Все хорошо, — пробормотала я, глотая слезы.

Вдруг со двора донесся душераздирающий вопль. Не сговариваясь, мы кинулись на улицу. Крыльцо засыпали стеклянные осколки. Они блестели на перилах, хрустели под ногами. Целый и невредимый Заккари по-прежнему стоял на коленях, запрокинув безмятежное лицо к просветлевшему небу. Казалось, что кто-то другой, а не он, так ужасающе кричал всего полминуты назад. В позе парня скрывалось нечто завораживающее, ведьмак точно молился ослепительному солнцу, щедро проливавшему лучи во двор колдовского дома.

— Заккари! — позвала я.

Блондин медленно опустил голову и открыл глаза, похожие на черные зеркала. На нас смотрел новый Хозяин семьи Вестич.

— Вот теперь все хорошо, — тихо произнес Филипп.

Преображение сводного брата так поглотило внимание парня, что он не ощущал собственных изменений. С разбитого лица исчезали ссадины, кровь впитывалась в кожу, таял шрам на щеке, а радужка приобретала насыщенный синий цвет. К нему возвращался колдовской дар.

Избрав Хозяина, освобожденная от проклятья Сила преподнесла ему самый ценный дар — вернула семье ведьмаков.

В студии творился настоящий хаос, как всегда во время больших фотосъемок. Люди суетились, сновали туда-сюда, перекрикивали вопящую из мощных колонок музыку. От тяжелого рока у всех без исключения болела голова, и сводило зубы, но итальянский фотограф, специально приглашенный для работы со знаменитостями, мог творить исключительно под гитарные завывания.

Фотосессия Елизаветы Вестич и известного певца, с кем звезда молодежного кино недавно записала дуэт, неожиданно превратилась в грандиозное событие. Несколько недель назад парочка объявила о разрыве, посему не разговаривала между собой даже сквозь зубы, но сейчас, озаренная ярким светом софитов, старательно изображала нежные чувства.

— Лиза, бейби! — выкрикнул фотограф на ломаном английском языке. — Больше радости!

Актриса послушно растянула ярко накрашенные губы в фальшивой улыбке, и от старания свело челюсть.

— Обними ее! — приказал певцу креативный директор модного мужского журнала, заказавшего фотосъемку.

Ради хорошей обложки Кошка выгнулась и прижалась к сексапильному певцу, лопатками ощущая твердые, подкаченные мускулы. От неудобных туфель у блондинки горели ступни, а движения выходили неловкими, как у новорожденного олененка. Парень с подозрительной готовностью устроил горячие ладони на плоском животе экс-подружки.

— Расслабься, Вестич, — пробормотал певец ей на ухо, приятно щекоча шею мятным дыханием. — Нас фотографируют, а не расстреливают.

Ей-богу, лучше бы ее пристрелили! Девушка чувствовала себя настоящей старухой, ныла поясница, трещала голова, а в душе царапало от беспокойства. Как расслабиться, когда на другом конце города проходил суд над ее кузеном?!

Вообще-то, известный певец был неплохим парнем, в перерывах между гастролями делал забавные попытки позаботиться о Лизе и даже нравился капризной актрисе, но в том-то и заключалась проблема. Слово «любовь» отсутствовало в лексиконе Кошки. Она взрослела калекой, лишенным чувств, пустым сосудом, не лучше жестяной банки, а потому тепло, рождающееся при взгляде на парня, вызывало в ней панику.

— Перерыв! — Она отбросила руки партнера и поковыляла с белого фона, нещадно загребая каблуками пол. К актрисе немедленно подлетела стайка стилистов, похожих на милых экзотических пташек, и одновременно защебетала какие-то непонятные слова на своем «гламурном» языке. Визажист, нежный юноша в чрезвычайно узких брюках, мимоходом промокнул лоб Кошки пуховкой и ловко юркими пальчиками поправил выбившуюся прядку платиновых волос.

— Милочка, ты настоящая красотка, — прострекотал он, растягивая гласные, и, возведя глаза к потолку, прижал кулачки к впалой груди. — Но я и не догадывался, что ты носишь контактные линзы.

— Какие к чертям собачим линзы? — раздраженно буркнула та.

Тут люди, сгрудившиеся у большого компьютерного монитора, куда напрямую с фотокамеры передавались отщелканные кадры, расступились. С экрана, мягко и загадочно, улыбалась незнакомка с потрясающими ярко-синими глазами. Лицо не просто поражало красотой, а завораживало изысканностью тонких черт. Лиза едва узнала саму себя, и у нее болезненно сжался желудок. В висках застучала кровь.

— Мне надо позвонить! — выпалила Кошка…

Стоя в темном, стылом коридоре перед закрытой дверью, откуда доносилась резкая музыка, девушка судорожно курила и беспрерывно звонила братьям. Оба номера переключались на автоответчики, линия в Гнезде не работала. Лизу охватывало отчаянье.

Снова прослушав короткое приветствие Филиппа, она сделала глубокую затяжку едким сигаретным дымом, разрывавшим легкие, и процедила сквозь рвущийся наружу кашель:

— Фил, у меня есть новости. Очень плохие новости! Ко мне вернулся гребаный колдовской дар! Не знаю, что у вас там происходит, но умоляю, останови это! Я не желаю быть ведьмой!

Оставив сообщение, актриса судорожно всхлипнула. Прислонившись спиной к ледяной кирпичной стене, Елизавета Вестич бессильно осела на пол и, прикусив губу, беззвучно зарыдала.

Она хотела плакать, пока еще могла.

Трупы убитых брата и сестры, наконец, увезли, но в выстуженном холле по-прежнему витал тяжелый запах крови и сладковатых курений. По первому этажу сновали незнакомые люди, следователи и инквизиторы, переместившиеся в Гнездо по приказу Верховного судьи. Семье, пребывавшей в шоке от последних событий, не давали ни минуты покоя.

Филипп заглянул в библиотеку. В глубине сумрачной комнаты, за большим письменным столом, перед открытой бутылкой с виски сидел сводный брат. Он оторвался от созерцания нетронутого стакана с алкоголем и перевел тусклый взгляд на гостя.

— Саша где? — коротко спросил Фил, зная, что Хозяин при желании мог легко определить местонахождение любого человека в особняке.

— Не знаю, — тихо вымолвил блондин. — Выпьешь со мной?

Поколебавшись, Филипп плотно закрыл дверь. Голоса, звучавшие в холле, притихли, доносился лишь неразборчивый гул, да кто-то все время стучал в стену. Складывалось ощущение, что Гнездо превратилось в семейное общежитие, где соседи назло друг другу вели бесконечные ремонты.

— Стакан не особо чистый… — пробормотал Зак, едва заметным движением руки заставляя бутылку подняться в воздух и плеснуть в грязный стакан виски.

— Да наплевать. — Взяв свою порцию, брюнет тяжело опустился в кресло и устало запрокинул голову.

Он редко выпивал, потому что ненавидел, когда сознание затуманивалось, только сейчас хотелось надраться до беспамятства. О гибели противника ведьмак старался не думать, но застывшее лицо убитого парня снова и снова вставало перед мысленным взором. Филипп сжал кулак и, посмотрев на зажившие костяшки пальцев, быстро глотнул виски. Напиток неприятно обжег горло, опалил пустой желудок.