Женихом отпоются все песни цыганские,

И костюмы обносятся все до нитки – сполна,

Но одно не проносится и не продырявиться —

До краев, до отчаяния в его сердце – тоска.

И, живя с той, другой, нелюбимою, коротает дни

по часам,

А ночами цыганскими, звездными по глазам тем

скучает,

Бесприданницы той глазам…

И любовью своей окаянною, что дала взвод смерти

часам,

Понял – погубив свою бесприданницу, без

приданого остался сам.

Ну, а та, что любила – любит: до краев, до конца и

вновь,

И приданое не забудет, а приданое нам – любовь.

«Он сказал, что вся жизнь эта – сон…»

Он сказал, что вся жизнь эта – сон,

Сон и – звезды, мечту нам дарящие,

И те странные встречи с луной,

Лица абрис мой холодящей.

И что запах весны – лишь мираж,

Ненадолго с ума нас сводящий,

И что капля дождя – слеза,

Из души моей исходящая.

Что касания рук – тепло,

Как то солнце – уйдет, закатится,

И судьба, – потому что сон —

не простит и не раскается.

Все пройдет, пролетит, просочится,

Взмах ресниц лишь будет в конце.

Ты сказал, что вся жизнь – это сон,

Но так явно болит мое сердце…

«Мой поцелуй стеклу я доверяю…»

Мой поцелуй стеклу я доверяю,

Но – не губам твоим,

И твои губы только повторят

Через стекло рисунок губ моих.

Ты даришь поцелуи, как сласти

раздаешь,

И в этом вижу я свое несчастье.

И легкость поцелуя своего,

Как серебро ты отдаешь,

И золото моих губ получить —

Стремишься к власти.

Ничто не постоянно в этой жизни —

И тополь, что любовь венчал,

Уж сбрасывает листья.

И ветер нам конец любви,

Должно быть, наколдует.

Так почему же в первый раз

Сама тебя целую?

Билет мой – грусть

Спасибо времени мгновенью,

Что за руку твою держусь,

Но знаю, что за время,

Неподвластное терпенью,

Своею грустью расплачусь.

У времени терпенья нет,

Но не замедлит бег своей

Реки и не убежит вперед,

И плот дрейфует мой

Меж этих двух широт.

Мне направление мое не поменять,

И, вопреки течениям реки, я за

мгновения

Любви твоей борюсь;

И ты мою ладонь разжать

не торопись —

В моей ладони лишь одно:

Билет мой – грусть.

«Пичужку ту не узнают…»

Пичужку ту не узнают,

Не узнают и сколько ей лет,

И голос ее не услышат,

И глаз не увидят вовек, —

Она затаилась в грудине,

Где бьется горящий комок,

Где песни свои впускает

В кроваво-текущий поток.

И, с каждым днем прорастая,

В словах дорогих звеня,

В себя мою душу впускает,

Слова любви говоря.

И так до меня было вечно,

И после меня будет впредь —

Любви крылатой пичужкой

Над морем людским лететь.

Последняя попытка

Последняя попытка в воскрешениях моих…

О, дай, Господь, мне силы,

Разбив себя на атомы, нырнуть в пучину

мироздания

И воскресить себя тем светом, что воскрешает

В вечности слова, проходит через смерть и сквозь

могилы.

О, дай мне силы на попытку увидать, как в

вечности

Расходятся и сходятся мосты случайностей

людских.

И боль понять, и через боль пройти.

И с болью, кровью, мясом вырвав гвозди из

ладоней,

Очищенную мою душу ладонями своими

обласкать,

И к роднику поэзии припасть губами жадными,

сухими.

И лоскуты души моей, чью плоть изрежут жизнь и

настроенья,

Лишь добротою обмерять, сшивая.

Дай силы говорить или молчать о том,

Чем сердце говорить или молчать повелевает.

И распинать себя на слово, рифмы, строки,

На боль и счастье полагаясь вновь,

И, возрождаясь через боль и муки,

И возносить, и воспевать любовь.

Любовь

Синее небо безбрежное,

Стань колыбелью моей;

Облако хрупкое белое —

Нет одеяла нежней.

Нет колыбельной прекраснее

Радостных криков птиц.

Нет и не будет в помине здесь

Злых, равнодушных лиц.

Не состязаясь с вечностью,

Вечен ты сам – неба свод,

С радостью поднебесной

Воздух вьет хоровод.

Все в этот день так благостно,

Чисто и так светло…

Кажется, я бывала здесь

Когда-то очень давно.

Жизнью строкой написанной,

Я появлюсь здесь вновь,

Дочерью Бога Всесильного

Станет сегодня Любовь.

Певунья с Калемноса

Галька – зернами невзросшего зерна,

Чайки в серо-белых палантинах.

Губками все впитаны до дна

Слезы девы Калемноса милой.

Тысячей проплыли облака, —

Стада их овечьего не счесть,

А слова еще звучат, слова —

Песня сердца с гордостью и честью.

Высушены днями русла губ,

Что словами нежными поют.

Сеть морщин не возвратит улов

Юных грез и сладких женских снов.

Вечность собрала по часу день,

И прервала птичьих крыл полет.

Те, кто слушали, уже ушли,

Но не петь – не петь она не может —

Песню, словно счастье, раздает.

И поет – чтоб слушали ветра,

И дышали расстояньем верст.

Людям песня – словно два крыла,

Ночи – лунной золотой каймой.

Для земли поет – чтоб быть траве,

Матери – заботой о дите.

Ласточке – как веточка в гнездо,

Счастью – чтобы было там,

Где быть должно.

Песни красота – чтоб цвесть цветку,

Путнику уставшему – чтобы нашел

в тени покой.

И для снов – чтобы присниться нам

с тобой.

Стихия

Стихи – моя стихия.

Всем естеством ликую.

В стихии бредом – тело,

А в теле небред – духом.

Топорщатся, как кудри,

Словами глаз волнуя;

Мне в праздник ваши рифмы

И строки – поцелуем.

Перечеркнут банальность

Сокрытого бесчестья,

Чтоб возродиться сердцем

Моей щемящей чести.

Входя в поток природы,

Врываюсь в суть нежданно,

И вехи рифм упрямых

Показывают броды.

Стихом я исплетаю

Все мира узнаванье,

Как взрыв моя стихия

В процессе мирозданья.

Борису Пастернаку

Душа твоя, как эхо звонкой птицы,

Как тонкий дым елея в куполах природных;

Душой своей ты омывал жестокие

И грубые породы, отыскивая

Золотые зерна в сердцах из меди.

А если бы нашел – всем своим светом

Встрепенулся бы; и пестовал, и закрывал

От холода закатным покрывалом,

С рассветной думою своей бы клал

И, думая об этом крохотном зерне,

О поле бы мечтал пшеничном необъятном.

Твоя душа, как совершенство формы

Оливы листьев и лепестков жасмина,

Что плодоносят не плодами – миром,

Всей красотою мира, и окропляются

Благословленьем Божьим.

Рисунком крыльев твой размах очерчен,

Весенним шлейфом – радость за тобою,

И, чтобы о тебе писать, не надо средоточить

Нервы, лишь сердце отпускать свое с тобою.

И плачу я с тобою вместе, и слезы

расставляют

По местам все «лишь» и «как»,

И слово о тебе – молитвою,

И слово «лишь» становится большим,

Когда живет и озаряется тобою.

Свобода