Хорошенький вопрос. Алекс показал на клинику доктора Хуаня, располагавшуюся над рестораном «Пекинские ночи», на ее маленькую вывеску.
— Интересный вопрос.
Бут широкоэкранно улыбнулась, обнажив ряд безукоризненных крупных зубов.
— Знаю, что интересный.
Они подошли к боковому входу. Бут позвонила, через секунду в динамике защелкало, и доктор Хуань испуганным фальцетом предложил им открыть дверь и подняться по лестнице.
— Гойство, это, в общем, — не спеша подыскивал слова Алекс, пока Бут помогала ему взбираться по лестнице, — когда гири к ногам привязаны и в голове шурум-бурум, будто ее сунули в раскаленную духовку. Но есть и другая жизнь — на кураже. И твоя смерть летит к тебе, широко раскинув руки… словно готовая тебя обнять. И ты, пританцовывая, скачешь ей навстречу. Она накрывает тебя, как дождевая туча или сноп солнечного света. И не надо из кожи вон лезть, что-то выдумывая. Всякие там узлы на висельных веревках завязывать или шланг от пылесоса приделывать к выхлопной трубе машины. Это вроде… как бы… растворение.
К концу своего небольшого экспромта Алекс обнаружил, что весь светится от счастья. Бут же, наоборот, надула губки, как ребенок:
— Хорошо. Не уверена, что все поняла.Звучит немного… сексуально. И это — по-иудейски, так?
Алекс важно кивнул. Доктор Хуань открыл дверь своей приемной.
— Берете это, — сказал Хуань и протянул Бут холодный компресс — слегка отдающую мятой тряпку, смоченную чем-то непонятным.
Завязочек у тряпки не имелось. Находчивая Бут сняла с шеи черный бархатный шарфик и использовала его как повязку, чтобы закрепить компресс на щеке Алекса. Рука у нее тряслась от холода.
— И прикладываете к носу! К переносице! — вскрикнул Хуань и вдруг засеменил в сумрачные глубины своей лечебницы, откуда вскоре послышался звук сливаемой в унитазе воды.
— Хоть что-то для тебя сделала! — радостно прощебетала Бут.
Алекс откинул назад голову и уперся взглядом в потолок. Он уже бывал здесь подростком и увидел, как за прошедшие годы сырость отвоевала себе новые пространства. Потеки шли по стенам сверху донизу, кое-где отваливалась штукатурка. Повсюду виднелись наросты и сталагмиты вспучившейся под напором грибка и плесени краски. В кабинете все словно кричало от боли. Алекс приходил сюда через неделю после смерти Ли Джина, когда здесь царил порядок. Сара нашла у них дома пузырек с лекарством от доктора Хуаня, и вот в тот день доктор оказался лицом к лицу с заплаканной, заходящейся в истерике молодой красавицей. Она жаждала узнать, зачем мистер Хуань отравил ее мужа. «Посмотрите на моего сына! — кричала она. — Объясните это ему!» Она яростно мотала головой, и пряди ее волос летали по всему кабинету. Носки у нее на ногах были из разных пар. В левой руке она сжимала ладонь странноватого угрюмого мальчугана, а в правой — пузырек с настойкой, которую доктор Хуань не прописывал уже много лет. Потребовалось немало времени, чтобы все хоть как-то разъяснилось. Наконец доктор Хуань растолковал ей, что уже довольно давно не видел Ли Джина, а Сара рухнула в кресло, вытерла слезы и приняла предложение выпить чая. Именно тогда Алекс впервые попробовал зеленый чай, или, во всяком случае, так ему запомнилось. А еще он запомнил историю, которую доктор Хуань рассказывал своим посетителям. Тогда Алекс был смущен — как самой историей, так и своей матерью, то и дело вытирающей слезы.
Один состоятельный и могущественный вельможа попросил Сэнгая написать, какое богатство могло бы передаваться в его семье из поколения в поколение.
Сэнгай написал на листе бумаги: «Отец умирает, сын умирает, внук умирает».
Вельможа разгневался:
— Тебя просили написать, что может составить счастье моей семьи! А ты шутки шутить вздумал!
— Я и не думал шутить, — объяснил Сэнгай. — Если твоему сыну суждено умереть раньше тебя, ты погрузишься в глубокое горе. Если твоему внуку суждено покинуть этот мир раньше твоего сына, ваши сердца будут разбиты. А если в твоем роду, из поколения в поколение, все будут умирать так, как я написал, это будет в порядке вещей. Я назвал тебе истинное богатство.
Время было не властно над доктором. Он сохранил живость движений, стройность, гладкую, без морщин, кожу. На его блекло-голубом джемпере красовалась надпись «Венский фестиваль джаза» — последние ноты на этом музыкальном сборище отзвучали больше двадцати лет назад. Джинсы были украшены эмблемами ипподромов и лыжных гонок, на которых он не бывал, а кепка-бейсболка так износилась и истерлась, что крылышки богини победы на ней еле виднелись.
Теперь он сдвинул в сторону цветную пластиковую ширму, обозначающую границу между его жильем и операционной.
— Юная леди! Вас зовут?
— Бут. Меня зовут Бут.
— Бут? Звучит почти как «обут»?
— На самом деле я — Роберта, но все зовут меня просто Бут. Так лучше.
— Отлично, мисс Бут, — вдруг перешел на официальный тон доктор Хуань, — значит, вы подруга Алекса. Отлично, отлично. Так у вас есть деньги, чтобы заплатить за лечение?
Выросшая в провинции Бут унаследовала от предков инстинктивный страх перед китайцами, кроме тех, что встречались в ресторанчиках или кафешках. Она попятилась:
— Какого дьявола ядолжна платить, когда Алекс только что дал вам чек?
Придерживая одной рукой компресс на носу Алекса, Бут вытянулась, чтобы посмотреть на чек, который показывал ей доктор Хуань.
— Он не есть хороший, — промолвил Хуань.
Чек был как чек. Но вместо подписи Бут увидела пошатнувшийся столик, перчатку бейсбольного принимающего и нижнюю часть табуретки [62].
ГЛАВА 9
Бина, или Разум [63]
Показывали телевикторину. Преподаватель математики, когда-то учивший Алекса, набрал уже сто восемьдесят четыре очка. Надо было ответить правильно еще на один вопрос, чтобы продолжить борьбу за первенство и гарантированно выйти в четвертьфинал. Вперившись в экран, Алекс старался хватать губами чипсы с сыром и есть их без помощи рук. Он сдавил ступнями ножку дивана, но все-таки начал сползать на пол.
Ведущий телевикторины спросил:
— Какой философ пришел в восторг, когда один из его учеников бросил занятия философией ради работы на консервной фабрике?
Алекс восемь раз быстро проговорил ответ, потом произнес его по слогам и затем пропел [65]. Учитель математики дал ответ, демонстрирующий весьма странные представления о заготовке впрок продуктов в Греции пятого века. Алекс уткнулся носом в свои чипсы и некоторое время оставался в таком положении. Досада захлестнула его.
Раздался звонок.
— ДВЕРЬ! — крикнула с кухни Бут. — ДВЕРЬ. ДВЕРЬ. ДВЕРЬ!
«Какая-то дверь. А здесь — немного чипсов. И это был мой учитель математики. И какая-то дверь…»
— Чем могу помочь?
— Все как раз наоборот. — Рубинфайн изобразил на международном языке жестов «наоборот». На нем мешком висела селедочного цвета кофта с надписью: «Человек ошибается, а поможет ему только *??!@# компьютер».
Алекс стоял в дверях, не отступая ни на шаг:
— Если ты торгуешь Торой, я куплю один экземпляр.
— Привет, Алекс, — поздоровался Джозеф. — Можно нам войти? Хотим чуть-чуть с тобой поговорить.
— Что это у тебя со шнобелем? — Рубинфайн втолкнул Алекса в прихожую. — Ударил кого-то носом по кулаку? Кто узкоглазых не переваривает? Здравствуйте!
62
Похоже, Алекс поставил вместо своей подписи четырехбуквенное имя Бога на иврите.
63
Бина (разум) — третья из десяти сфирот, Божественный разум, в котором сокровенный прообраз обретает конкретность и форму.
64
Актер Пол Хенрейд (1908–1992) снялся вместе с Богартом в «Касабланке». По фильму они — соперники в любви.
65
Имеется в виду австрийско-британский философ, лингвист Людвиг Витгенштейн (1889–1951).