Алекс еле вспомнил эту записку, которую накануне вечером приколол к стене. Взял ее у Адама и расправил листок на столе.

— Похожи, правда? — искренне спросил Адам. — То есть ты пишешь точно так же.

Алекс нахмурился. Взял ручку, программу телепередач и расписался на обратной стороне ее обложки.

— Как две капли воды, — промурлыкал Адам. — Его «т» точно такое же, как твое, и «м» с завитком тоже.

— Я часто пробовал его копировать. — Алекс прикоснулся к записке, вспоминая. — Просил его писать так, чтобы я мог повторить. Заставлял писать снова и снова, чтобы видеть, как движется его рука. Его маленькие ручки. Такие страшно маленькие и… — Алекс не успел закончить, потому что дверь снова начала открываться. Он взъерошил свои волосы. — Я думал, — голос его дрожал, — я думал, ты говорил все это, чтобы мне полегчало. Но мне не полегчало. Рассказал Эстер о Бут, но это не помогло. И это дело вечером, разговор с рабби Барстоном, ни то, ни другое никакие проблемы не решает, ни от чего не исцеляет. Я тоскую по нему. Все еще по нему тоскую. Все время. Тоскую очень сильно. И ничто не помогает.

— Я сказал, что все должно стать лучше, а не твои ощущения. — Адам говорил предельно серьезно. — И все становится лучше, даже если ты этого не чувствуешь.

Алекс беззвучно рассмеялся и слегка куснул губу:

— А что может быть хорошего, кроме как ощущать хорошее? — Он покачал головой. — Адамчик, в том-то и суть хорошего. А ты никак этого не понимаешь. Какие-то символы тут ни при чем. Хорошее надо чувствовать. Хорошее — в этом мире.

Адам согласно развел руками, но, как и всегда, связывающая их религия, это их общее пристанище, средоточие покоя и ясного переливчатого света, осталась неизменной.

Алекс вздохнул и встал, чтобы взять с полки Адамову коробочку с травкой, которая закрывала нижнюю половину пачки принадлежащих Адаму автографов.

— Я тут подумал, — осторожно промолвил Адам, — что можно бы какой-то автограф Китти положить в особое место, если захочешь, если у тебя что-то еще осталось. Ну, как знак уважения к ней. Да так и надежнее — если ты намереваешься все, что у тебя есть ценного, когда-то продать. То есть если тебе эта идея не нравится, то…

Алекс рассмеялся.

Адам нахмурился и почесал голову. В эту же секунду солнечный луч словно раздвинул шторы и разделил комнату на параграфы светящейся пыли и предложения тени. Если что-то и может внушить веру, то именно это. Так кстати. Так вовремя.

— Я их все продал, — довольно сказал Алекс и сделал небольшую паузу. — Ничего не осталось. Адамчик, у тебя нимб вокруг головы.

Алекс открыл коробочку и немножко в ней порылся в поисках подходящего комка.

Адам внезапно встал и закрыл коробку:

— Слушай, давай сегодня не будем. Пусть голова останется свежей. Пусть мы будем там полностью, а?

— Хм-м-м. — Мыслями Алекс в этот момент был, как любят говорить учителя, где-то в другом месте. Солнце словно вымыло стену, и все в комнате стало другим. Ощущения тоже изменились. Так уж действует солнце.

— И что касается Эстер. Ты знаешь, что ей это не нравится. Хочет, чтобы мы бросили. Сама боится тебе говорить, но я знаю, что она этого хочет. От нас обоих. Хотя даже не знаю, что тут сказать. Непростой вопрос. Здесь я нахожу понимание. — Адам показал на международном языке жестов, что у него просто нет слов от восхищения (наклонил подбородок и посмотрел в потолок). — Мне открывается Шхина. Все вокруг наполняется смыслом. И я взлетаю. — Он взял у Алекса коробочку и положил ее обратно на полку. — Но сегодня другое дело. Надо нам быть в хорошей форме. В полном смысле слова.

Алекс нагнулся за запиской, выпрямился и вытащил из-за автографа Джимми Стюарта щепотку кнопок с голубыми шляпками. Потом расправил записку и прикрепил ее кнопками к стене, прямо на солнечном пятне, посередине и немного выше автографов известного философа Людвига Витгенштейна и знаменитой писательницы Вирджинии Вулф.

Эпилог

Каддиш

Впереди стоял Собиратель Автографов, Алекс Ли Тандем. И он мог видеть всех их. Все, что они делали. Позади него сидели Адам Якобс, рабби Марк Рубинфайн и Джозеф Клейн, его подруга Эстер Якобс, рабби Грин, рабби Дарвик, рабби Барстон и мать Алекса Сара Тандем. Еще там сидели незнакомые ему Элеонора Лошер и Джонатан Верне.

Вознесем хвалы и благословим(сказал Алекс Ли, но другими словами)

Великое имя Его

В мире, который Он сотворил.

Да будет воля Его,

Рубинфайн соскребывал кожу с большого пальца на правой руке ногтем левого указательного пальца.

И да придет царствие Его

Для всех вас,

Для всех людей Израиля и домов их.

Джозеф почесал нос костяшкой пальца,

Потом убрал руку и почесался снова.

Быстро и без промедления,

И все говорят: Аминь!

Эстер поправила юбку у себя на коленях И чуть наморщила лоб, чтобы ее лицо приняло правильное выражение!

Аминь!(сказали сидящие люди, но другими словами)

Да святится имя Его

Во веки веков!

Да святится(сказал Алекс Ли, но не этими словами)

И чтится

Рабби Барстон завертел ногой.

Да возвеличится

И возвысится

Рабби Грин чихнул.

Да славится

И восхваляется

Рабби Дарвик закрыл глаза

И открыл их в два раза шире.

И вознесем молитвы Его святому имени

Адам улыбнулся

И в знак одобрения поднял большой палец.

Славнейший

Из славных.

Все гимны и мольбы

Этого мира

И все говорят: Аминь!

Да снизойдет Мир и Спокойствие

К нам и в дома Израиля.

Сара заплакала и не старалась Себя сдержать.

И все говорят: Аминь!

Да ниспошлет Он, всемилостивейший и всевластный,

Элеонора Лошер положила обе руки

На свой маленький животик

(И Алекс подумал, что бы это могло значить).

Мир нам и домам Израиля,

Джонатан Верне бесстыдно зевнул

(И Алекс подумал, к чему бы это).

И все говорят: Аминь!

Каббала Алекса Ли Тандема