Однажды Белякович предложил своему младшему брату Сергею попробовать сделать спектакль — надо было только собрать для этого группу энтузиастов. Сергей, никакого особого пристрастия к театральному искусству не питавший, почему-то согласился и тут же предложил первого артиста — своего бывшего одноклассника и близкого друга Рыжего, Виктора Авилова: «Он анекдоты клево рассказывает». Виктор тоже легко согласился на предложение старшего брата своего приятеля — ему к тому времени уже поднадоело постоянно менять места работы, хотелось чем-то занять свою деятельную натуру, найти какое-то дело, чтобы и время, и мысли, и душа оказались чем-то заняты. Тем более что семейная жизнь складывалась не слишком радужно. Потом постепенно подтянулись и другие.
Вспоминает Сергей Белякович: «У Романыча (так называют Валерия Беляковича в театре. — Н. С.) Божий дар руководителя. Мышление глобальное.
Он все сразу хотел делать. Было бы шесть рук, как у таракана, он бы все „захапал“ и всеми делами занялся бы одновременно.
…Ну так вот, Витька шоферил, а я в метро пошел работать. Мы с напарником сняли дачу, чтобы от родителей не зависеть. И однажды Романыч приехал к нам в гости. Посидели мы. Вечером пошел его провожать. Идем — весело, хорошо. И он мне говорит: „Смог бы ты изобразить проститутку?“ Он наблатыкался, знает всю науку, а мне ни к чему — мол, чего тут изображать. Мы ведь подпили маленько. На платформе никого, идет крупный снег — середина зимы, и я в удовольствие начал дурачиться, приставать к нему. Он не выдержал — рассмеялся. Мы свалились с платформы. Не на рельсы, а в сугроб, через забор, а там по горло снегу. И электричка… Последняя. А мы в снегу торчим, как грибы. Проводили ее взглядом да пошли назад. В ту ночь он впервые завел разговор о театре. И тонко так. Не в лоб. Потому что для меня это было типа предложения в космос полететь… И началось».
В октябре 1974 года артисты нового театра приступили к репетициям, а в конце ноября показали первую премьеру — это была фантасмагория в одном действии «Женитьба Коли Гоголя». Виктору Авилову досталась роль Кочкарева, и можно только представить себе, как разгулялся молодой, совершенно незакомплексованный артист в этой работе. Хотя Сергей Белякович признавался: «Для таких дубов, как мы, выйти на сцену — смерть. Ноги подкашиваются. Стыдно. На тебя же смотрят! Чудовищно!»
Но все-таки — вышли и сыграли. И в первый раз, когда было особенно не по себе, и еще и еще, когда первый ужас понемногу проходил, уступая место радости от того, что они вытворяют.
Валерий Белякович писал об Авилове того времени: «Он всегда лицедействовал. Сергей, брат мой, привел Авилова, потому что тот анекдоты хорошо рассказывал. А рассказать анекдот в лицах — это уже одаренность. Сначала все были для меня равны. Виктора я особенно не выделял. Если только из-за внешности — он светлый, рыжий. Остальные темные. Потом, лет через десять, не меньше, он сделал рывок в своем развитии. К нему пришло осознание собственной миссии актера».
Да, на осознание ушло довольно много времени, но тем, наверное, было оно дороже. А пока, первые годы, просто развлекались и развлекали публику. Играли спектакль в клубе «Мещерский» родного, обжитого в каждом уголке поселка Востряково, где все всех знали чуть ли не с самого детства, в маленьком зале человек на 50, в котором иногда показывали кино. Народ валил валом — еще бы! Свои востряковские ребята играли перед ними на сцене — и не столько играли, сколько «балаганили»: несли отсебятину на злобу дня, веселили народ, трактовали комедию Н. В. Гоголя как сегодняшнее, очень смешное произведение — и для неискушенных зрителей все оказывалось своим, знакомым, начиная с «Коли Гоголя» и заканчивая коллизиями классической пьесы. Такой облегченный, чересчур веселый вариант устраивал всех — начинающих самодеятельных артистов, увлеченных «школой представления» в самом примитивном понимании, не очень-то приобщенных к театру зрителей.
Правда, посмотревший спектакль Борис Александрович Львов-Анохин, эстет, эрудит и истинный интеллигент, тоже оценил первую премьеру нового театра — в первую очередь невероятный энтузиазм молодых исполнителей и изобретательность молодого режиссера. Борис Александрович был весьма опытен и искушен в театральном деле — он хорошо знал, что чрезмерность пройдет. Важно — что останется…
Спектакль прошел раз десять — после этого труппу с треском изгнали из клуба «Мещерский». «Это не театр, а какой-то балаган», — сказала заведующая клубом, невзирая на переполненный зрительный зал. Такой театр был явно не нужен в середине глухих 1970-х годов. Но не нужен он был власти — зрителям оказался необходим! Родители Виктора Авилова вспоминают о том, как ходили в этот «балаган» — они с самого начала одобряли увлечение сына театром, а когда увидели его на сцене, им показалось, что он играет лучше всех, смешнее всех! И младшая сестра, Ольга, восторженно смотрела на любимого брата и скорее всего уже тогда, на первом же спектакле, поняла, что театр — это и ее судьба…
Расстаться после первого опыта оказалось уже невозможно — болезнью под названием «игра» оказались заражены многие. Они еще не понимали — зачем так необходим им театр? Но понимали, что без него их существование будет лишено каких-то очень важных, очень нужных красок.
«Первые три года я изо всех сил держал его потому, что Виктор лучше всех делал этюды. А ведь это — основа основ в актерском мастерстве, — рассказывал Валерий Белякович. — Мне не хотелось с ним расставаться так же, как со своим братом Сергеем и Сашей Макаровым. Они были как три богатыря, даже внешне было какое-то сходство у Сергея с Ильей Муромцем, у Макарова — с Добрыней Никитичем, а Авилов — это Алеша Попович… На них у меня все держалось, на них можно было любую драматургию ставить, они все ловили с лету, юмор у них был замечательный… Совершенно неразвитые ребята, но со стихийным талантом…»
К тому времени Валерий Белякович уже работал в библиотеке в Вострякове. Кто знает, может быть, он и пошел туда работать, чтобы у новорожденного театра было хоть какое-то помещение для репетиций? Во всяком случае, именно там, под тенью и сенью книг, шла их работа. И не только репетиционная — в небольшой комнате, для небольшого количества зрителей играли спектакли.
Вероятно, не вполне представляя себе, что делать с «зараженными» востряковскими ребятами дальше, Валерий Белякович набрал группу подростков, мечтающих стать артистами, при родном своем Театре юных москвичей во Дворце пионеров на Ленинских горах. Он пошел по пути педагогов, Е. В. Галкиной и В. Н. Петухова, у которых начинал четырнадцатилетним пионером, и занимался с ребятами всем тем, чему научился у опытных своих учителей. А они были сосредоточены на том, чтобы не просто ставить с детьми спектакли, а заниматься с питомцами по системе классического театрального образования — первый год студийцы осваивали сценическую речь, сценическое движение (их преподавал молодой артист Театра на Таганке Вячеслав Спесивцев), вокал, танцы. Только со второго года ребята начинали участвовать в спектаклях ТЮМа, которые шли довольно регулярно, а афиша, как в любом профессиональном театре, версталась за месяц.
Надо заметить, что при таком фундаментальном образовании из стен любительского детского театра вышло немало известных сегодня артистов: Наталья Гундарева, Ольга Науменко, Софья Гуськова, Елена Стародуб, Александр Карнаушкин, Владислав Долгоруков, режиссер Владимир Иванов, значительная часть сегодняшних известных артистов Театра на Юго-Западе…
Спустя год, в 1975-м, Валерий Белякович поставил со своими питомцами спектакль «Соловей, соловей, пташечка» по мотивам сказки X. К. Андерсена «Соловей». Здесь снова уже в названии сквозили нотки эпатажа, желание выделиться, быть не как все. И снова был ошеломляющий успех, и даже первые гастроли — в Ужгород. Естественно, востряковская группа присутствовала и на премьере, и на следующих спектаклях — постепенно все они перезнакомились и, объединенные одним лидером, ощутили свою спаянность и возжелали совместной работы. Тем более что тюмовцы видели «Женитьбу Коли Гоголя» и восторженно оценили спектакль и исполнителей.