– Недолго. В прошлом январе.

– Мы начали встречаться в декабре. После третьего свидания он не звонил пять дней. Он умолял дать ему еще один шанс, но мне пришлось расстаться с ним, поскольку он не представил нотариального свидетельства. Похоже, именно тогда он познакомился с тобой.

Я заметила, что Лекси скрипнула своими белоснежными зубками. Я лучезарно улыбнулась, промокнула губы салфеткой и подписала счет, обнаружив, что нахожусь в прекрасном расположении духа. Пусть Лекси изводит нас своей тарелкой с овощами, мне удалось хоть немного поставить ее на место.

После работы, вернее сказать, ее отсутствия, я бесстрашно ныряю в водоворот машин на бульваре Уилшир и еду в свой маленький домик в Вествуде, ощущая острое желание выпить сухой яблочный мартини. Раньше я не понимала, как непросто избегать Стэна Олсена десять часов в день. Каждый раз, заметив его на горизонте, я, точно в старом фильме про шпионов, ускользаю, сворачивая в соседний коридор. Когда я поднимаюсь на крыльцо и открываю дверь, моя спина и шея ноют от напряжения и прямо-таки умоляют о массаже.

Я разогреваю суп для мальчиков и разливаю его в миски. Несколько месяцев назад, после того как Дэниел разбил свою миску о стену и пытался черепками разрезать свои веревки, мне пришлось заменить керамические миски пластмассовыми. К счастью, я пришла домой вовремя и пресекла его попытки, объяснив, как следует себя вести, находясь в гостях в чужом доме. Взамен старых я купила яркие пластмассовые миски, на дне которых изображены диснеевские персонажи. По-моему, мальчикам это нравится.

Я осторожно поставила миски на поднос, отодвинула засов на подвальной двери и включила свет на лестнице. Что может быть ужаснее, чем сломать шею, упав с лестницы? Если это будет упомянуто в некрологе, недолго умереть со стыда второй раз.

– Ужин, – объявила я. – Сегодня суп.

Все трое тихо, почти не разговаривая, склонились над мисками. Алан, поэт-импровизатор из Шерман Оакс, ест суп, вздыхая и постанывая, точно голодный котенок. Он больше не жалуется и не хнычет. За последние несколько месяцев он здорово изменился.

После еды я собрала миски, отнесла их наверх и сложила в посудомоечную машину, сама же вернулась в подвал. Оуэн возился в углу, пытаясь поудобнее устроиться на своей койке. Кандалы на его левой ноге зацепились за цепь, и ему никак не удавалось распутать узел. Я подошла к нему и помогла освободиться, за что он был мне очень признателен.

– Ты не мог бы помассировать мне плечи? – спросила я. – Болят, сил нет.

Он подвинулся, освобождая для меня место на койке, и стал разминать своими сильными руками мою спину, плечи и шею. Он умело растирал нужные места, снимая напряжение. В свое время, когда я только что приняла Оуэна в Пансион, я опасалась, что он может меня задушить или выкинуть что-нибудь похуже, но теперь эти страхи позади. Ростом он шесть футов четыре дюйма, несмотря на низкобелковую диету, у него по-прежнему крепкие мышцы, но он кроток, как мышонок. Прогресс налицо.

Я поблагодарила Оуэна за массаж, и он вежливо чмокнул меня в щеку. Его глаза блеснули.

– Можно нам завтра посмотреть кино? – робко спросил он.

– Посмотрим, – сказала я, укрывая его одеялом. – Если будете хорошо себя вести, мы это обсудим.

Дэниел и Алан уже легли. Я чмокнула каждого в лоб, проверила, надежно ли они привязаны, включила систему видеонаблюдения, поднялась по лестнице, тихонько прикрыла дверь подвала и задвинула засов.

Наверху я прослушала единственное сообщение на автоответчике: «Привет, Кесс, это Лекси. Рада была тебя повидать. Знаешь, я так объелась, что чуть не лопнула. – О да, вареная морковка и чайная ложка персикового пирога это поистине роскошное пиршество. – Мы решили поехать в клуб Стюарта Хэнкина в Хофорне в пятницу вечером. Клуб называется "Собачья конура", возможно, уместно надеть меха. Впрочем, это на твой вкус. Клэр заедет за тобой в восемь».

Не знаю, что взбесило меня больше – то, что Лекси не сомневается, что я всегда свободна и мне подойдет любой предложенный день и час, или то, что на самом деле так оно и есть.

Мальчики спят. Система видеонаблюдения работает. Пожалуй, мне тоже пора в постель. Завтра в офисе меня ждет долгий и трудный день добросовестного ничегонеделания.

Урок № 2

Вычеркнуть все дурное

В пять тридцать утра зазвонил телефон, и я по глупости сняла трубку. На свете есть лишь один человек, который может позвонить мне в такую рань. Не сообразив спросонок, в чем дело, я сняла трубку и пробормотала нечто невразумительное.

– Простите… э… гм… – голос был мужской, было слышно, как он запинается от смущения. Похоже, мамуле удалось перехватить какого-то несчастного, что работает в утреннюю смену. – Это… гм… Кассандра?

– Да, – сердито ответила я, стягивая ароматическую маску для сна. Поймите меня правильно, я люблю свою мать. Но, когда она не дает мне поспать лишние полчаса, чаша моего терпения переполняется. – В чем дело?

– Э… простите… Видите ли, я вышел на пробежку по Сан-Висенте…

– И вас остановила сумасшедшая леди в кашемировом халате.

Последовала пауза. Он удивился.

– Да, именно так. Вы совершенно правы. Она остановила меня, и…

– Спросила, нет ли у вас сотового телефона, потому что она не может воспользоваться своим. Я все знаю. – Каждый раз повторяется одно и то же, все они норовят рассказать историю о даме в кашемировом халате во всех подробностях. – Если можно, давайте закончим побыстрее.

– Да, конечно. Она просит, чтобы я передал вам… Не вешайте трубку…

На заднем плане слышится плаксивый голос моей матери, она тарахтит без умолку, и, даже не прислушиваясь к ее словам, я догадываюсь, о чем она говорит. Где-то я читала, что дети от рождения запрограммированы любить материнский голос; по-видимому, я по какой-то причине пропустила соответствующую фазу внутриутробного развития.

Проходит около минуты, и в трубке снова раздается мужской голос:

– Она просит, чтобы вы заехали к ней в полдень.

– Я не могу приехать в полдень. – В полдень у меня назначена встреча на заднем дворе клиники «Сидэрс Сайнай», где медбрат, с которым мы познакомились на курсах по приготовлению суши, должен передать мне коробку морфия.

– В полдень она не может, – объясняет он моей матери. После непродолжительной паузы следует новый поток плаксивых распоряжений. – А в час?

Мамуля всегда стоит насмерть. Она не просто упряма, она – само упрямство. Не мытьем, так катаньем она непременно заставит меня приехать к ней в обеденный перерыв.

– Передайте, что я приеду в час, – говорю я. – Можно мне еще немного поспать?

Он послушно передает ей мои слова, включая последний вопрос, и, уже вешая трубку, я слышу, как она говорит ему:

– Пожелайте моей детке сладких снов.

И все же Стэн Олсен перехватил меня. Я попалась как рыба в сети, и это произошло так быстро, что я до сих пор не понимаю, как ему это удалось. Поболтав по телефону с Клэр – та поведала, как развиваются ее отношения с сексуально озабоченным, но респектабельным психоаналитиком, – я шла к выходу. В двенадцать часов на заднем дворе клиники «Сидэрс Сайнай» меня должен был ждать мой приятель Джо с десятью ампулами морфия, за который я заплатила два дня назад. Не успела я выйти в коридор, передо мной как торнадо среди ясного дня в Канзасе возник Стэн. Правда, у торнадо не бывает жидких, плохо постриженных волос.

– Кассандра, – вздохнул он и сглотнул слюну. – Кассандра, Кассандра, Кассандра.

– Мистер Олсен.

– Прошу тебя, называй меня Стэном, к чему этот официальный тон?

– Вы полагаете?

Он улыбнулся и прислонился к стене с таким видом, словно в нашем распоряжении все время на свете и наше единственное взаимное желание – не расставаться и вечность напролет болтать разные глупости.