— Мы здесь для того, чтобы говорить о вас.

— Давайте не будем. Ну пожалуйста. Меня уже тошнит говорить о себе, думать о себе. Прошу вас, давайте для разнообразия поговорим о вас. Вы создаете впечатление интересного человека.

Диггерс посмотрела на часы. До конца сеанса пять минут. Похоже, она ничего сегодня из Дены не вытянет.

— Ладно, иногда надо потакать капризам пациента. Что вы хотите узнать?

У Дены загорелись глаза.

— Ага, так. — Она потерла ладони. — Каково это — быть чернокожей?

Диггерс улыбнулась и отложила ручку. Белые всегда считают, что это для нее самое главное.

— На этот вопрос столько ответов, сколько на свете чернокожих людей. Опыт каждого не похож на опыт других.

— Ну, других чернокожих я не знаю. А для вас это что?

— Полагаю, меня интервьюируют.

— Нет. Мне просто любопытно. Мне действительно очень хотелось бы знать.

— А по-вашему, каково это?

Дена покачала пальцем:

— Э-э, нет, вы меня не поймаете, доктор Элизабет Диггерс, доктор медицины, доктор психиатрии или кто вы там еще есть. Все вы, психиатры, одинаковые, вечно отвечаете вопросом на вопрос. Может, вы предпочли бы это не обсуждать или вопрос кажется вам слишком щекотливым?

— Нет, ну что вы.

— Белые люди поступали с вами дурно?

— Мне пришлось завоевывать лицензию психиатра. Мне сполна досталось из-за чужих предрассудков и предвзятости.

Дена поморщилась:

— Господи, очень жаль, что вам пришлось через это пройти. Вы чувствуете гнев, вспоминая это?

— Гнев? Нет. Но я знаю, что такое гнев. Я бы сказала, скорее боль, чем гнев. Предвзятость и предрассудки могут испортить жизнь любому человеку, а чернокожие бывают столь же нетерпимы друг к другу, как и белые к ним.

— Правда?

— О да… мне доставалось от белых не больше, чем от своих.

— В самом деле? А как? Приведите пример?

— Ну, находились такие, кто называл меня «Дядя Том», оттого что у меня белые друзья и живу я в белой части города. Обвиняли меня в том, что пытаюсь стать белой. — Она засмеялась. — Уж такая-то, как я, чернее не бывает, вряд ли сможет когда-нибудь стать белой, правда? А кое-кто считает, что я обязана бросить карьеру и посвятить жизнь борьбе за права чернокожего человека. Те, кто посветлее, считают меня слишком черной, некоторые черные считают, что я говорю как белая, и конца-края этому не видно. Всегда находится кто-то недовольный тобой. — Вдруг она улыбнулась. — Еще немного — и я присоединюсь к хору «Река-батюшка», [26]да? Но у меня есть проблемы посерьезней, чем просто быть чернокожей.

— Вы имеете в виду вашу…

— Что я в инвалидном кресле? Да, но кроме того, что мой пациент пытается провести со мной сеанс психоанализа, самой серьезной проблемой является тот факт, что я женщина в мужской профессии. Мне ставили намного больше барьеров, потому что я женщина, а не потому что черная. Не забывайте, чернокожие мужчины получили право голоса в этой стране намного раньше любой женщины, белой или черной, и мужчина остается мужчиной независимо от цвета кожи. Если начнешь задумываться, можно свихнуться.

— Поэтому вы стали психотерапевтом?

Диггерс рассмеялась и посмотрела на часы:

— Ага, спасительный звонок с урока. Ваше время вышло! Долгожданное освобождение.

Направляясь к двери, Дена сказала достаточно громко, чтобы услышала домработница Диггерс:

— Вы прекрасно поддаетесь лечению, доктор. Если так пойдет, я уверена, скоро мы доберемся до истоков ваших проблем. Продолжайте записывать эти сны. До следующей недели.

Диггерс не удержалась от смеха. Обычно она не позволяла пациентам так фамильярничать. Но она поневоле попала под обаяние Дены Нордстром. Теперь понятно, почему Джерри в нее влюбился. Было в ней что-то ужасно привлекательное, ужасно милое.

Какая жалость, что она так закрыта.

Сельма, штат Алабама

1975

Последние шесть месяцев Дена работала в жутком напряге, и Джей-Си едва ли не каждый день таскал ее на вечеринки, с одного важного события на другое. Ей становилось все труднее уживаться с человеком, у которого энергия бьет через край нескончаемым фонтаном. Снова начал болеть живот, и она не могла заставить себя пойти на несколько вечеринок, которые он запланировал на эти выходные. Ей необходим отдых, но в Нью-Йорке от Джей-Си разве спрячешься? Ей нужно удрать, выдумать правдоподобную ложь и спрятаться в глуши, подальше от нахоженных троп.

Но куда? Где можно скрыться без риска наткнуться на каких-нибудь его знакомых? И тут до нее дошло.

— Алло.

— Сьюки, это я.

— Дена! Привет! Как ты?

— Слушай, Сьюки, ты в пятницу днем будешь дома?

— Конечно. А что?

— Ты приглашала меня в гости, и я надумала.

Сьюки завопила от радости:

— Правда?!В смысле, прямо сюда, в Сельму?

— Да.

— О господи, я сейчас в обморок грохнусь. Поверить не могу. А надолго?

— Я прилечу на выходные. Можно?

— Можно? Ты спрашиваешь, можно ли? Да это восторг!

— Слушай, Сьюки… Я приеду, но пообещай мне одну вещь.

— Конечно. Какую?

— Ты никому не скажешь, что я приезжаю.

— Почему?

— Сьюки, я совершенно без сил, правда. Мне нужен отдых. Нужно на несколько дней спрятаться от людей.

— Ой, ну ясное дело. А можно Эрлу сказать?

— Конечно. Речь о прессе, о тех, кого я не знаю. Я хочу просто побыть с тобой.

— А девочки? Отослать девочек к матери?

— Нет, я имела в виду — только с тобой, Эрлом и девочками. Больше никого не хочу видеть.

— Ну надо же! — Сьюки была разочарована. — Единственная моя знаменитая подруга оказывается затворницей. Не знаю почему, но тебя все обожают, считают добрейшим, дружелюбнейшим, умнейшим человеком, который будет просто счастлив с ними познакомиться. Я, разумеется, не говорю им правды, что тебе абсолютно плевать на них.

— Ты должна радоваться, что я с ними не увижусь, иначе они поймут, что я сейчас отнюдь не такая хорошая.

— Да нет же, хорошая. Не могут же все ошибаться. За тебя только в прошлом месяце проголосовали как за самую популярную женщину на телевидении. Тебе никогда не приходило в голову, что, возможно, ты ошибаешься, а все остальные правы? Надо же, как глупо. Ну да ладно, устроим.

— Спасибо.

— Но помни, это маленький город, так что лучше надень мешок на голову.

Дена засмеялась.

— Я правда очень рада, и если тебе нужен отдых, то отдыхай на здоровье. Я никому не позволю тебя беспокоить. А себе вставлю кляп в рот.

Дена сошла с трапа самолета в Сельме, и в лицо ей ударила волна раскаленного воздуха. Солнце слепило, но скоро она увидела Сьюки в огромной черной шляпе и темных очках. Сьюки торопливо крикнула:

— Мисс Смит, мисс Смит, сюда.

Дена рассмеялась: Сьюки придумала, каким образом не привлекать внимания. По дороге к машине Сьюки не умолкала:

— Ну вот, Дена, я сделала все как ты просила. Ни одна живая душа не знает, что ты приезжаешь, только Эрл и Тонси — она на нас работает, — детям тоже велено держать рот на замке. Так что обещаю: тебя оставят в покое. Я хочу, чтобы ты отдохнула. Сегодня будет скромный ужин. Завтра прогоню Эрла в клуб, мы с тобой побездельничаем целый день у бассейна, или будешь отсыпаться, или что захочешь. Я в твоем распоряжении… В смысле… В общем, ты поняла.

— Здесь всегда такая жара?

— Дорогуша, это еще что. Посмотришь, что будет в июле-августе.

Они влезли в здоровенный лимузин «линкольн».

— Твоя? — спросила Дена.

— Нет, мама купила, не понравилось, вот и отдала девочкам.

— Но девочки вроде маленькие еще.

— Да, она сказала, вырастут — будет как раз. Не спрашивай. Ты же ее знаешь.

— Я ее увижу?

— Ты хочешьувидеть маму?

— Конечно, мне нравится твоя мама, ты же знаешь. Ты ей не сказала, что я приезжаю?