— А теперь, Оксана, — Олег легонько тронул девушку за плечо, — идите домой, спасибо, что довели до бульвара, — и ласково поглядел в ее глаза.

Удивление мелькнуло в ее глазах.

— Да, да! Идите, идите, я сам найду дорогу домой.

— Не понимаю, Олег Дмитриевич, — покачала она головой, — вы же сами просили меня показать Киев…

— Простите, Оксана, — замялся Чегодов, — хотелось бы одному научиться ориентироваться в городе. — Он глянул на наручные часы, время показывало, что скоро должен появиться из присутствия его бывший помощник по контрразведке Николай Шитц.

— Ну, смотрите сами, — обиженно фыркнула девушка.

Бульвар Шевченко выглядел малолюдным. Олег зашагал к полуразрушенному дому. И тут из-за угла появился высокий, тощий Шитц с унылым лицом, под руку с блондинкой, в которой Чегодов узнал его жену.

Увидав Олега, она первой кинулась к нему.

— Олег!

— Здравствуйте, Татьяна и Николай! — Он обнял их. — Вас я никак не ожидал увидеть вдвоем! Георгий Околов говорил, что сюда направили только мужчин.

В поцелуе, которым Татьяна обожгла Олега, он почувствовал зов о помощи… В тот же момент он заметил, что кто-то наблюдает за встречей, и, повернувшись, встретился глазами с грузным мужчиной, типичным украинцем, который стоял чуть в сторонке и внимательно его разглядывал…

Протянув Олегу руку, незнакомец отрекомендовался:

— Вадим Майковский.

Шитц, указывая глазами на Чегодова, проговорил:

— Это мой бывший начальник контрразведки НТС в Белграде, Олег Дмитриевич Чегодов. — Затем перевел взгляд на Майковского: — А это — шеф криминальной полиции Киева, мой нынешний начальник.

— Какими судьбами ты, Олег, попал в Киев? Впрочем, погоди, мы тут живем за углом, зайдемте в дом. Ты из Берлина? Или от этого «Кругом-да Околова»? — спросил Шитц, не скрывая неприязни к начальнику «Зондерштаба Р» города Смоленска.

— «Кругом-да Околова»! Интересно бы на него посмотреть. Надо же! — засмеялся Майковский.

— Нет, я не от Жоржа. Я приехал из провинции, из поселка Локоть. Слыхал про бригаду Каминского? Так вот, я оттуда. Приказали: «Срочно ехать в Киев».

— Мне Байдалаков писал, что направляет группу наших ребят в Киев. Но тебя, Олег Дмитриевич, никак не ожидал… А о Каминском… Целые легенды еще в Берлине ходили. Байдалаков на его войско сильно рассчитывает. Бригадный генерал, награжден Железным крестом, кучей орденов, создал самостоятельный округ, свою газету выпускает! — вспоминал Шитц.

Олег усмехнулся.

— Тысяча человек из этой «железной бригады» переметнулись к партизанам. Расстрелян как предатель руководитель его разведки и начальник полиции Брасовского округа Масленников!

— Масленников? — от удивления вскинул голову Вадим Майковский. — Мы вместе учились на юридическом факультете! Неужели он предатель? Невероятно!… — И погладил ладонью свой сразу вспотевший лысеющий череп.

— Немцы расстреляли. Уж очень они подозрительны… — Чегодов вздохнул. — Но тысяча солдат из бригады ушли к партизанам! Это точно.

— Точно, не точно, какая разница? — перебила вдруг Олега Татьяна и, взглянув предостерегающе, крепко сжала ему руку. — Помните, Олег Дмитриевич, как вы учили меня тайнописи? И остальным хитрым наукам? Как приезжали к нам в Земун?…

Олег не забыл, как Таня принимала его в своей уютной квартире, когда мужа не было дома; и ее экзальтированную любовь к нему, и то, как перед его отъездом в Румынию рыдала у него на плече, понимая особым женским чутьем, что это их последняя встреча. Тогда он отмахивался от всей этой «сентиментальщины», чтоб не раскисать из-за «бабских слез»…

— Вот тут мы и живем, заходите, — и Шитц жестом указал на отворенные ворота, где стоял часовой.

Квартира, обставленная «с бору, с сосенки», показалась Олегу неуютной: большая столовая, гостиная, кабинет, спальня, какие-то прихожие, гардеробные, коридорчики, кладовки… В ней чего-то не хватало, словно из нее вынули душу. На стенах висели картины в овальных и квадратных рамах, в углу перед образами в серебряных окладах теплились лампады; на подоконниках совсем нелепо стояли в кашпо какие-то цветы…

Прислуга тотчас принялась накрывать на стол. Поставили шесть приборов. Шитц, поглядывая на большие стенные часы, стрелка которых приближалась к пяти, пригласил гостей в гостиную.

Воспользовавшись этим, хозяйка шепнула Олегу: «Будь осторожен в словах!» — Потом, громко извинившись перед Майковским, направилась в кухню.

— Вадим, — виновато начал Шитц, — я пригласил в дом Чегодова как стопроцентно нашего человека. Надеюсь, он будет работать с нами. — Шитц переводил взгляд то на Майковского, то на Чегодова.

Олег молча, с любопытством изучал начальника киевской полиции.

— «Зондерштаб Р» проводит свою деятельность через межобластные резидентуры, — откашлявшись, заговорил Майковский. — Вся освобожденная советская территория делится на пять разведывательно-резидентских областей: А, Б, С, Д, Е. Область Б дислоцируется в Киеве. Руководящий состав «Зондерштаба Р» и резиденций создан из «солидаристов» и действует в тесном контакте с контрразведывательными органами СД и ГФП, фельд- и оргкомендатурами. — Майковский достал из кармана жестяную коробочку, вынул леденец и положил его за щеку. — Итак, мы все связаны с Германией и зависим от успехов ее вермахта. А успехов становится все меньше и меньше… В Красной армии появились в большом количестве танки и орудия, большевики создали огромную силу… Немецкие генералы ломают сейчас голову: почему у этих «унтерменшей» орудия и танки стали лучше, а стратегия и тактика — талантливей и мобильней, чем у «гениального фюрера». И боятся, что придется им падать на колени… перед Западом, который все равно захочет увидеть Россию очищенной от большевизма… Так что же нам делать? — Майковский остановил взгляд на Чегодове.

«Вешаться, — мысленно усмехнулся Олег. — Провоцируешь! Выведываешь мои настроения? Ну что ж!»

— Я руководствуюсь идеологией «солидаризма». Наше учение близко национал-социализму, однако мы не согласны со всей философией Ницше, не делим людей на высшую и низшую расы. Сейчас исполбюро союза занято созданием «третьей силы». Нужна русская армия, отряды, подобные РОНА Каминского. Мы помогали вермахту разрушать советский строй, как могли; к сожалению, немецкое руководство нам не очень верит, и, видимо, не без основания, — Олег покачал головой, — и боится формировать в тылу Германии сильную русскую армию из бывших военнопленных, остарбейтеров и эмигрантов под командованием русского генерала. Власов в любой момент, договорившись с Западом, может повернуть свои штыки против Гитлера… Немцы считают русских, украинцев и белорусов свиньями… И не желают обращаться за помощью к свиньям… Как сказать немецкому солдату, которому все было позволено, что «ты уже не сверхчеловек и, по воле неумолимого рока, война проиграна…»?! В Германии еще надеются на какое-то сверхмощное оружие, которое обещает фюрер. Что это за оружие, мы пока не знаем…

— Вы философ, — расхохотался Майковский, — и весьма осведомленный! — и снова погладил свою лысину.

— Мне тоже кое-что известно, — тихо произнес Шитц. — Еще задолго до войны в газете «За Россию» Байдалаков написал статью под заголовком «Комкор Сидорчук», в которой обсуждал вопрос: «Поддержит ли эмиграция появление вождя, скажем, с той стороны, какого-нибудь красного комкора, достигшего большой популярности среди народа и вместе с тем являющегося противником Сталина?» Вокруг статьи разразилась полемика. Мне известно… — продолжал Шитц. — Но, господа, это сугубо между нами, наш энтээсовец, в свое время печатавший в Берлине листовки на «Льдине», Казанцев, подобрал ключ к Власову, так сказать, к «комкору Сидорчуку», став его штатным переводчиком и даже советчиком. Однажды по наущению Байдалакова у Казанцева с Власовым состоялся откровенный разговор. Постараюсь привести его дословно, — память у меня, ты, Олег, знаешь, неплохая.

— Еще бы! Помню, как, прочитав два раза, шпарил слово в слово «Пиковую даму», — похвалил его Чегодов.