— Спросить у тебя? Как могу я спрашивать о чем-то у человека, который сказал мне, что моя мать умерла?

Отец гневно поворачивается к нему:

— Она была мертвой относительно всего, что касалось тебя. Но уж лучше мертвой. Бросить вас…

— А ты сказал им почему? — говорит Маргарет, рассвирепев. — Рассказал, каким замечательным мужем был ты? Расскажи, до чего ты дошел, как ты разбил мою жизнь своими деспотичными требованиями и все тому подобное! — Она ходит по комнате, ограниченная ее маленькими размерами; седые волосы весьма странного вида подпрыгивают туда-сюда с каждым шагом, юбка вьется за ней по полу.

— Она пила, — говорит отец, обращаясь ко всем. — Виски, каждый день, с утра до вечера.

— Это не так, — говорит Адриан. — Это неправда.

Маргарет перестает ходить и оборачивается к нему.

— Спасибо, Адриан, — говорит она. Сейчас она кажется почти нормальной.

Адриан кивает, и на какое-то короткое ужасное мгновение я чувствую, что он сейчас расплачется. В последний момент срабатывает терморегулятор, и, вместо того чтобы расплакаться, он силится улыбнуться.

— И все же это правда, — говорит отец. — Не могу припомнить и дня, когда она не была пьяной.

— А где же ты нашел ее? — спрашивает Джейк.

Адриан пожимает плечами:

— Человека не трудно найти, если ты этого хочешь. Больничные отчеты, электронные справочники, Армия спасения.

— Ха-ха! — говорит отец. — Она ведь не вела жизнь цивилизованного человека где-нибудь в приличном месте по соседству, не правда ли?

Тишина. Становится очевидным, что его догадка оказалась правильной.

— Пьяница! — восклицает он торжествующе.

— Что ты можешь обо мне знать? — презрительно говорит она. — Люди меняются. Даже если с ними так плохо обращаются.

И как узнать, что твоя мама алкоголичка? Когда тебе три года, любая мама как мама; ее поведение в любом случае будет казаться тебе нормальным. Но Адриану было шестнадцать. Уж он-то определенно бы заметил. Обращал ли он тогда на это внимание?

Я держусь за краешек стула, и мне очень хочется оказаться сейчас рядом с Джеймсом. Откуда мне знать, действительно ли она моя мать? Она не такая, какой я ее себе представляла. Но я и не могла вообразить, что увижу ее. Перед моим внутренним взором она никогда не возникала как физическое существо. В моем сознании она была человеком без тела. Она никогда не была реальной, но эта престарелая женщина, что кажется наполовину сумасшедшей, реальна, и ее появление больше тревожит, чем вселяет надежду.

— Тебе здесь не рады, — говорит отец. — Тебе удалось всех расстроить. — Он начинает бормотать: — Мы приехали сюда на похороны, приготовили стол, оделись соответственно. Знаешь, это похороны, а не свадьба, — должно быть, такое легче воспринимается на свадьбе…

— Нет, — говорит Пол, беря горстку орехов. — Моя мать мертва.

Отец начинает снова:

— Ты бросила нас, если помнишь. Это ты всех оставила. «Учись готовить», — сказала ты мне тогда. Мысли о детях не было и в помине — свои эгоистичные потребности ты ставила на первое место…

— Может, тебе все-таки следовало сказать им правду, — говорит она, и хотя ее голос смягчается, в нем остается угроза. Как будто есть еще много вещей, о которых мы ничего не знаем и о которых она готова нам поведать.

— Да, — говорит Адриан, — думаю, нам пора узнать правду.

Сам-то он уже знает правду. Последние несколько месяцев он потратил именно на то, чтобы ее выяснить. Он писал письма, звонил, разговаривал с людьми, которые могли ее знать. Почему он не рассказывал нам обо всем этом? Почему ничего не сказал мне?

— Все дело в книге, правда? — говорит неожиданно Джейк.

Адриан пытается защищаться:

— Нет, вовсе не в ней…

Пол прекращает хрустеть орешками.

— В какой книге?

— Да, в этом все и дело. — Голос Джейка звучит более уверенно. — Ты захотел написать книгу о нашей семье, а когда сделал это, решил докопаться до столь захватывающей семейной тайны. Разве не так?

— Книга — художественный вымысел.

— А, — говорит Пол, — это вы о той книге.

— Почти что так, если посмотреть на все это трезво. — Адриан чувствует себя очень неудобно, неловко двигает шеей, как будто воротник рубашки ему слишком узок. И цвет его лица какой-то нездоровый. Я волнуюсь, как бы у него не поднялось давление. — Мне казалось странным, что не было похорон…

— В этом нет ничего странного, — говорит отец. — Многие не устраивают похорон.

— Да-да, не устраивают, — говорит Пол.

— Слишком дорого. Лишняя трата денег.

Пол съедает сосиску с палочки и пустым ее концом указывает на отца.

— Но большинство людей делают хоть что-то: заказывают заупокойную службу или где-нибудь развеивают пепел. Они не начинают притворяться, что умерший человек никогда не существовал.

— Так или иначе, — говорит отец, — теперь вы знаете правду. Она нас оставила и стала жить своей собственной жизнью. Вам стало от этого легче?

— Но ты почему-то не говорил нам этого, так ведь? — говорит Адриан. — Ты же сказал нам, что она умерла.

— А эта авария на дороге? — говорит Джейк. — Неужели все это неправда?

— Я хотел оградить вас от этого, — говорит отец, ходя по комнате. — Вы были еще очень маленькими. Не смогли бы пережить то, что вас бросили. Разве можно было свыкнуться с мыслью, что ваша мать не хочет…

— Не запудривай им мозги, — говорит Маргарет. — Пичкаешь их своими извращенными идеями…

— Ты оставила нас не попрощавшись, — говорит Пол. — Я лег спать однажды вечером, а утром тебя уже не было. Ты даже не постирала мои джинсы. Ты пообещала, что они будут готовы к первому дню каникул. Они валялись на полу рядом со стиральной машиной вперемешку со всякими носками. Я так никогда и не смог избавиться от этого запаха.

Щеки Пола становятся очень бледными, почти голубыми, но кверху от шеи поднимается розовая волна. Ему сорок два года, он охвачен гневом. Никогда раньше я не видела его разгневанным. Только иногда — безразличным.

Этот запах джинсов Пола, запах грудных детей, запах твоей матери. Внутри себя я обнаружила ту самую пустоту: я не знаю запаха моей матери. У меня нет воспоминания о запахе.

— Даже не знаю, кто из вас кто, — говорит Маргарет.

Она кажется раздраженной. Она внимательно разглядывает каждого из нас, одного за другим, как будто старается сравнить с теми детьми, какими мы были раньше. Мне хочется закричать, что я Китти. Посмотри же на меня, обрати на меня внимание, вспомни, какой я была малышкой. Но я не могу найти слов.

— Ты обманывал нас, — говорит Адриан отцу.

— Я хотел оградить вас, — повторяет отец снова. — И не смотри на меня так. Ты же все делаешь ради своих детей. Ты сделал бы то же самое ради Рози и Эмили.

— У тебя есть дети? — говорит Маргарет. — У меня есть внучки?

Между прочим, все это указывается в автобиографической справке перед началом каждого из его романов. Женат, имеет двоих дочерей, живет в Бирмингеме. И вообще, знает ли она, что он писатель?

— И все это время ты продолжал нас обманывать, — продолжает Адриан. — Целых тридцать лет я верил, что она мертва. Я изумлен масштабом твоего обмана.

Он постепенно успокаивается, так как нашел слова, давшие выход его гневу.

— Но тебя не проведешь, не так ли? — говорит отец. Его руки делают на коленях неосознанные движения, вращают невидимое мыло, круг за кругом, вылавливают и начинают снова. — Ты решил, что во всем разберешься лучше меня.

— И оказалось, что я прав. Мне необходимо было взглянуть на все проще.

— Проще? — кричит отец. — Значит, можно проще смотреть, когда вас отвергают, как ненужных сирот, считают, что вы и сами о себе позаботитесь? Я тогда даже не знал, как обращаться со стиральной машиной…

Сидящий рядом со мной Мартин как-то странно затих. Мне слышно, как ровно он дышит. Он все еще поглощает бутерброды, но процесс этот чисто автоматический, и я не уверена, что он их разжевывает. Я стараюсь подвинуться к нему поближе, немного его успокоить, но он отодвигается при малейшем прикосновении.