В середине сентября киевская группировка наших войск попала в окружение. Киев сдали 19 сентября. 20 сентября погиб Юрий Беклемишев — Крымов. Незадолго перед тем Даниилу приснилось, как он погибнет. Крымов погиб геройски, под селом Богодуховка Полтавской области в рукопашном бою, прикрывая отходящих товарищей. Он пробивался из окружения вместе с редакцией газеты "Советский патриот". Бился до последнего, с той уверенной отвагой, с которой когда-то, в юности, выходил драться стенка на стенку на московских пустырях. Его нашли с семью штыковыми ранами. Но об этом стало известно позже, и мать Юрия никак не хотела поверить в его гибель.

Алла Александровна упоминала: одно время, в начале войны, Даниил был близок с Галиной Русаковой, но они быстро расстались. Подробностей мы не знаем, хотя ясно: юношеская любовь невоскресима. Их запоздалый, недолгий роман, очевидно, совпал с гибелью другого Юрия — Попова, соперника и друга, осенней ночью дежурившего на высокой крутой крыше, и к режущей боли прошлого прибавились муки вины в том, в чем вряд ли он мог быть виновен.

Осенняя Москва превращалась во фронтовой город, пустела, это стало ощущаться всеми. Над крышами в помрачневшем октябрьском небе — аэростаты воздушного заграждения. Оконные стекла в белах бумажных крестах. По окраинам — поднялись надолбы, рылись траншеи. Даже на Садовом кольце появились противотанковые ежи. Сделали их из стали, предназначавшейся для каркаса начавшего строиться Дворца Советов. Заметно поднявшийся к июню 41–го на месте Храма Христа Спасителя каркас разобрали. По ночам на улицах черно, ни огонька. Дежурившие на крышах видели, как небо, особенно на северо — западе, озарялось вспышками.

так начинается один из самых впечатляющих "набросков к поэме" "Германцы" — стихотворение "Беженцы".

2 октября наш фронт был прорван западнее Вязьмы, 3 октября Гудериан захватил Орел и двинулся на Тулу, 6–го — немцы взяли Брянск, 9–го вошли в Трубчевск… 12 октября ГКО решило строить третью оборонительную линию в самой Москве, где началась эвакуация. Готовились подпольные группы для действий в оккупированной столице, на случай отступления минировались важные объекты, и не только военные. Заминировали даже Дом Союзов.

Разведка группы немецких армий "Центр" оценивала положение в сводке 14 октября: "В настоящее время противник не в состоянии противопоставить наступлению на Москву силы, которые были бы способны оказывать длительное сопротивление западнее и юго-западнее Москвы.<…>Эвакуационные мероприятия в районе Москвы дают основания полагать, что противник считается с возможностью ее потери" [281].

Вечером 14 октября неожиданно предложили эвакуироваться всем членам Союза писателей. Ни Даниил Андреев, ни Коваленский в писателях, конечно, не числились. А 15 октября ГКО принял решение "Об эвакуации столицы СССР г. Москвы". Сталин собирался уехать в Куйбышев: на Центральном аэродроме ждал самолет, на станции у завода "Серп и молот" спецпоезд.

16 октября 1941 года навсегда запомнилось всем, пережившим этот день в Москве. Из города на восток потянулись потоки навьюченных беженцев. Метро не работало, трамваи еле ползли.

Вот свидетельства очевидцев, картины этого дня:

"Шагают врассыпную разношерстные красноармейцы с темными лицами, с глазами, в которых усталость и недоумение…

У магазинов огромные очереди, в магазинах сперто и сплошной бабий крик. Объявление: выдают все товары по всем талонам за весь месяц…

Ночью и днем рвутся снаряды зениток, громыхают далекие выстрелы. Никто не обращает внимания. Тревога не объявляется.

Многие заводы закрылись, с рабочими произведен расчет, выдана зарплата за месяц вперед.

Много грузовиков с эвакуированными: мешки, чемоданы, ящики, подушки, люди с поднятыми воротниками, закутанные в платки" [282].

Садовая "вплотную запружена машинами, в них, согнувшись в три погибели, сидят на грудах вещей беженцы — пригородные обыватели, городские евреи, коммунисты, женщины с детьми. Втиснулись в поток автомобилей какие-то воинские части; пешеходы катят тележки с привязанными чемоданами, толкают тачки и детские коляски. Спрессованная масса течет по Садовому кольцу к трем вокзалам с утра до ночи непрерывно" [283].

"Шоссе Энтузиастов заполнилось бегущими людьми. Шум, крик, гам. Люди двинулись на восток, в сторону города Горького…

…Застава Ильича. Отсюда начинается шоссе Энтузиастов. По площади летают листы и обрывки бумаги, мусор, пахнет гарью. Какие-то люди то там, то здесь останавливают направляющиеся на шоссе автомашины. Стаскивают ехавших, бьют их, сбрасывают вещи, расшвыривая их по земле" [284].

В центре горклый запах горящей бумаги, ветер несет бумажный пепел — жгли какие-то невывезенные архивы, документы. На одном из углов на Кузнецком мосту, рассказывает очевидец, валялись красные тома сочинений Ленина, другой повествует о том, как закапывал те же "дорогие ему тома" в землю… И слухи — достоверные и нелепые. О немецких парашютистах на Воробьевых горах, о танках, прорвавшихся где-то на окраине…

16 октября врезалось в память и Алле Александровне Андреевой: "Из Москвы бегут все, кому действительно страшно. Немцы подошли к сердцу России. Мы слышим по радио то, что привыкли слышать: наши войска оставляют, оставляют, оставляют… Утром 16 октября в Москве уже были только те, кому некуда и незачем бежать. Мы уже не расставались и старались держаться вместе.

С. Н. Ивашев — Мусатов. Алла Рисунок. 1941

Утром было объявлено, что в 12 часов передадут важное сообщение. Все знали, что это вступление к объявлению о сдаче города. И вот в полдень по радио сказали, что важное сообщение переносится на 16 часов. Не могу объяснить, каким образом, но я поняла — немцы не войдут. Москва не будет сдана. Когда я сказала об этом мужчинам, а мы с Сережей не расставались и все время звонили Коваленским и Даниилу, они на меня накинулись. Мужчины — народ логический:

— Ты что? Ну о чем ты говоришь?!

Я упорно повторяла, твердила одно:

— Не знаю почему, но Москва сдана не будет. Не знаю, что сейчас произошло, но то, что произошло, все изменит.

В 16 часов объявили, что где-то открывается магазин, а какой-то троллейбус пойдет другим маршрутом. Неизвестно почему, но права оказалась я, а не умные мужчины с их логическим мышлением.

Я знаю, что в те часы произошло чудо. Мне не надо было ничего видеть. Я ничем не докажу своей правоты. Но и спустя пятьдесят с лишним лет намять чуда так же жива. Сейчас кое-что известно. Существует несколько версий. Я знаю такую версию: три женщины по благословению неизвестного священника, взяв в руки икону Божьей Матери, Евангелие и частицы мощей, которые им удалось достать, обошли вокруг Кремля. Есть версия, будто самолет с иконой Казанской Божией Матери облетел вокруг Москвы. Не знаю… Мне, помнящей атмосферу того времени, более правдоподобной кажется версия первая — шли кругом Кремля. Матерь Божия отвела беду от Москвы. Значит, так было надо. И никто меня не убедит в том, что это не было чудом" [285]. Многие из переживших эти дни остались убеждены в том, что Москву не сдали именно благодаря чуду.