В Софии Кемаль пережил также необычайно сильное любовное увлечение. Возможно, единственный раз в жизни женщина, болгарка Димитрина (известная всем как Мити) Ковачева, пробудила в Кемале чувства, которые не сводились только к физическому влечению. Кемаль, забывший об осторожности, требуемой от военного атташе, даже просил руки Мити у ее отца, военного министра. Генерал Ковачев отказал Кемалю: он не мог позволить любимой дочери покинуть родину и не скрывал, что его волнует, как Мити выдержала бы условия жизни в Турции.

Кемаль никогда не говорил позже об этом драматическом эпизоде. Но за несколько недель до начала Первой мировой войны он признался одному из болгарских друзей: «Турки — хорошая нация. Но они нуждаются в современном образовании <…> Необходимо освободиться от восточного влияния, давящего на общество и отдельные личности. Но чтобы изменить турецкий народ, следует провести серьезные реформы».

Девять месяцев, проведенные Кемалем в Болгарии, явились для него нелегким испытанием. Он оскорблен болгарами как турок и как мужчина, он оскорблен правительством Стамбула, сославшим его в Софию. Единственная идея, поддерживающая его дух и энергию, — стремление к власти. При этом он стремился показать, что подобное влечение к власти бескорыстно. «Мои амбиции велики, — писал он во время Первой мировой войны другу, — но они не сводятся к материальным амбициям, таким как получение более высоких постов и денег»…

18 октября 1914 года в письме другу Салиху Кемаль цитирует неизвестного французского поэта: «Жизнь коротка: немного мечты, немного любви, и прощайте. Жизнь тщетна: немного ненависти, немного надежды, и конец». А затем добавляет: «Салих, запомни эти строки и в зависимости от смысла, который ты придаешь жизни, руководствуйся одной из этих формулировок». Что бы выбрал он сам, если бы не разразилась мировая война и не произошла бы битва за Дарданеллы?

Глава вторая

СЛАВА, А ЗАТЕМ?

27 октября 1914 года немецкие броненосцы «Гебен» и «Бреслау», отданные Турции — они теперь под турецким флагом и называются «Султан Селим Явуз» и «Мидилли», — обстреливают Одессу и Южный берег Крыма. Тайный договор о союзе, подписанный тремя месяцами ранее между Османской империей и Германией, приносит свои плоды — Османская империя вступает в мировую войну, а Энвер торжествует, пользуясь осторожной поддержкой Талаата против Джемаля, франкофила. Военный министр с начала этого года, 32-летний Энвер присвоил себе также функции верховного главнокомандующего армией, до сих пор принадлежавшие султану.

Кемаль, узнавший в Софии эти новости, отнесся к ним весьма озабоченно. «Я не разделяю мнения тех, кто считает, что немцы способны победить, — пишет он в декабре своему другу Салиху. — Это правда, что немцы маршируют к Парижу, уничтожая всё на своем пути. Тем не менее русские продвигаются в Карпатах и теснят австрийцев, союзников Германии. Это должно отвлечь часть сил германской армии, чтобы помочь австрийцам. Воспользовавшись этим, французы перейдут в наступление и потеснят немцев. Тогда немцам придется отзывать войска, посланные на помощь австрийцам, поэтому трудно предсказать исход этой войны, так как заставлять армию передвигаться то в одном направлении, то в обратном — исключительно опасно». Как и генеральные штабы союзников, Кемаль не предвидел ни окопную войну, ни русскую революцию; тем не менее анализ свидетельствует об определенных совпадениях, и довольно скоро происходящие события подтвердят его скептицизм.

Получив благословение верховной религиозной власти страны, объявившей эту войну священной, османские армии ринулись в бой, чтобы отомстить за поражения на Балканах. Уверенность им придавала политика Энвера, нового военного министра, который реформировал армию, обновив ее молодыми силами. Никто никогда не оспаривал мужество турецких солдат. Мировая война предоставила им новую возможность доказать это, вызывая восхищение противника. Турецкая армия, как писал капитан Сейнобоск, «отважно выполняла свой долг и сражалась, презирая смерть, что вызывало уважение наших солдат».

В январе 1915 года Кемаль был назначен командиром 19-й дивизии, стоящей на европейском берегу Мраморного моря. Эта дивизия существовала скорее на бумаге, чем в реальности. Итак, Кемаль во главе дивизии-фантома, в то время как его родина в смертельной опасности! Безумные идеи Энвера и его соратников не увенчались успехом: под Сарыкамышем, на Кавказе, русские изрядно потрепали армию, лично возглавляемую Энвером: из девяноста тысяч солдат в живых осталось только 12 тысяч. На Суэцком канале британские войска легко отразили наступление, возглавляемое Джемалем-пашой. В середине февраля 1915 года 18 военных кораблей под французским, британским и русским флагами сосредоточились перед мысом Геллес, охраняющим вход в проливы Босфор и Дарданеллы и доступ к Стамбулу, находящемуся всего в 250 километрах. В теплое время года Геллес — настоящий цветник из роз, оливковых деревьев и кипарисов, окруженных виноградниками. Но сейчас моряки союзников обнаружили только огромное количество мошкары. Вскоре адмиралы поняли, что никогда не доберутся до османской столицы. Современные дальнобойные пушки, металлические сетки, опускаемые на сорокаметровую глубину, мины, сильные морские течения обрекали на неудачу любые попытки атаковать. Три корабля союзников были потоплены, а три других серьезно пострадали. Тогда союзники решили атаковать с суши. Несмотря на неудачи флота союзников, в Стамбуле царили панические настроения. «По равнине, в нескольких километрах от Константинополя, — напишет француз-очевидец, — бродили орды дезертиров, удивительно напоминая время, когда болгары приближались к столице». Золото и имперские архивы были переправлены из Стамбула в Анатолию, султан готовился переехать туда же, а в столице наиболее предприимчивые уже предлагали арендовать свои окна тем, кто хотел наблюдать парад войск союзников. Но желающим придется подождать три года, до осени 1918-го, чтобы посмотреть этот спектакль. В лагере турецких войск Лиман фон Сандерс, глава немецкой миссии, получает командование над всеми войсками, расположенными на полуострове Галлиполи, тогда как союзники были вынуждены готовить наземные операции в наихудших условиях. Торговые суда, доставляющие необходимые материалы, соблюдали рабочие часы, установленные профсоюзом: «не разгружать после шести часов вечера»; грузовые автомашины весом в полторы тонны должны были передвигаться по практически непроезжим дорогам полуострова, предназначенным для ослов. Командование использует неточные или устаревшие карты, и похоже, никто не сомневается в том, что из-за свирепствующей в войсках дизентерии солдаты будут вынуждены во время сражения «держать одной рукой ружье, а другой поддерживать штаны».

25 апреля 65 тысяч французов и англичан переходят в наступление. Французы атакуют побережье Анатолии со стороны Кумкале, тогда как англичане высаживаются на правом фланге полуострова, между заливом Сувла и Габатепе. Задача ясна: взять проливы в «клещи», появившись за спиной защитников. Для войск, высадившихся в Габатепе, казалось, рукой подать до цели, так как всего семь километров отделяло Габатепе от деревни Мейдос. Только семь километров, но каких! Гора Габа круто спускалась к Эгейскому морю, а за ней горы, покрытые непроходимым кустарником, и обрывистые ущелья.

В воскресенье, 25 апреля, около 4 часов утра полторы тысячи австралийских и новозеландских солдат начали высаживаться, как они предполагали, несколько севернее Габатепе, но оказались на два километра выше на север, у Арыбурну, куда их отнесло течением. Крохотный пляж, а затем плоскогорье, покрытое кустарником выше человеческого роста. Турки и немцы не считали нужным защищать Арыбурну: сама природа оказалась надежным редутом. С невероятным трудом, медленно, солдаты стали пробираться сквозь эти жуткие заросли. Через несколько часов, уничтожив встретившихся на пути турок, солдаты немного продвинулись по плато; лейтенант Лутит, австралийский инженер, даже заметил водную поверхность Проливов, освещенную лучами восходящего солнца. Несколько севернее капитан Туллох достиг горы Батай. «Сверкающее солнце, ясное небо и благоухающий тмин», — успел он отметить, когда его подразделение неожиданно оказалось под огнем контратаки, которой руководил Мустафа Кемаль.