Большинство птиц в отличие от альбатросов и стервятников не могут рассчитывать на то, что воздушные потоки поднимут их и доставят, куда им надо. И они двигаются в воздухе, загребая его дальней половиной машущих крыльев. Их хвосты, своего рода веер из перьев, способны развертываться и складываться, приподниматься и опускаться, регулируя направление полета. Их летательный аппарат настолько эффективен, что из всех современных летающих животных птицы — самые крупные. Кондор, обитающий в Андах, весит до одиннадцати килограммов.
Быстрое передвижение по воздуху требует высокочувствительных навигационных механизмов, чтобы избегать препятствий, ловить на лету добычу, а главное — оценивать расстояния с точностью, необходимой для благополучного приземления. Почти все птицы летают главным образом в светлые часы суток и почти целиком полагаются на свое зрение. И надо сказать, что глаза у них самые зоркие и совершенные в мире. Глаза ястреба, например, больше человеческих, несмотря на то что сам он не достанет взрослому мужчине и до колена, при этом они в восемь раз точнее различают мельчайшие детали на расстоянии. Совам, ночным охотникам, пришлось пожертвовать такого рода зоркостью ради чувствительности. Глаза у них гигантские, ведь обнажена только центральная часть роговицы, остальной же глаз закрыт кожей. Глаза занимают столько места в черепе совы, что для мышц его практически не остается. В результате они в сущности закреплены в глазницах: сова, чтобы посмотреть вбок, должна поворачивать всю голову, и шея у нее обладает невероятной подвижностью. Огромная роговица и находящиеся за ней колоссальные хрусталики вбирают такое количество света, что в темноте сова видит в десять раз лучше человека.
Но даже совам, чтобы видеть, требуется какой-то свет. При полном его отсутствии никакие глаза, даже оптически совершенные, видеть не могут. Тем не менее у двух птиц есть свои способы находить дорогу даже в полном мраке. И та и другая селятся в пещерах. Гуахаро, родственник козодоя, обитает на севере Южной Америки; самая знаменитая колония этих птиц находится в огромной пещере Карипе в Венесуэле. В нескольких сотнях метров от входа пещера изгибается так, что дневной свет в нее совершенно не проникает. Еще несколько шагов — и вокруг вас смыкается смоляной мрак, и приходится зажигать фонарик. Его луч освещает рассевшихся на каменных уступах гуахаро. Эти небольшие, величиной с голубя, птицы буквально облепили стену среди сосулек сталактитов. Они с любопытством поглядывают на вас, поблескивая глазами в луче фонарика. Гнезда, на которых они сидят, — всего лишь кучки срыгнутой пищи и помета. На каменном полу у основания стены тянутся белесые чахлые ростки — это проросли семена в помете.
Свет фонарика тревожит птиц, и многие с пронзительными криками начинают летать вокруг вас, так что вся пещера звенит эхом. Но стоит вам погасить фонарик и замереть, как птицы успокаиваются и тревожные крики стихают. Тем не менее они продолжают летать, и в мягкий шелест их крыльев вплетается непрерывное отрывистое пощелкивание. Это звуковые сигналы, с помощью которых гуахаро ориентируются в темноте. По эху они определяют положение стен, сталактитов, свисающих с потолка, и даже других птиц, кружащих рядом. Частота сигналов увеличивается, когда они приближаются к препятствию и необходимо точно определить его положение. Такой метод позволяет им обнаруживать в темноте предметы примерно одной с ними величины, но не более мелкие. Это их вполне устраивает, так как стоит им благополучно выбраться из пещеры, и они уже могут полагаться на свои большие чувствительные глаза: в ночном лесу достаточно света, чтобы увидеть плоды, которыми они кормятся.
Эхолокацией пользуется также салангана — стриж, обитающий в пещерах Юго-Восточной Азии. Салангана не состоит с гуахаро даже в отдаленном родстве, но она тоже ориентируется с помощью непрерывного пощелкивания в полной темноте. Тональность этих пощелкиваний много выше, чем у гуахаро, и салангана способна различать более мелкие предметы.
Какими сложными и изощренными ни кажутся нам эхолокационные способности этих птиц, они не идут в сравнение с совсем уж поразительными свойствами летучих мышей, этих завзятых ночных летунов. Их писк настолько высок, что не улавливается человеческим слухом. Правда, некоторые люди, особенно в молодости, способны уловить попискивание летучих мышей, охотящихся в летний вечер, но большинство сигналов, которыми мыши пользуются для ориентирования в полете, еще выше. Испускают их мыши непрерывно, с частотой до двухсот раз в секунду. В результате крылатая охотница не только избегает препятствий, но и точно определяет позицию летящего насекомого.
Покорение воздуха приносит многочисленные блага тем, кто его добился. Летучие мыши каждый вечер без труда покрывают значительные расстояния в поисках обильных источников пищи. Они способны хватать насекомых в полете, парить над цветками, высасывая их нектар, и даже подцеплять рыбу с водной поверхности. И все же в совершенстве полета и многообразии его использования они далеко уступают птицам. Бородач (он же ягнятник), один из грифов, склевав мясо, схватывает кость покрупнее, взлетает на порядочную высоту и роняет ее на камни, чтобы она разбилась, обнажив костный мозг. Небольшие пернатые охотники, вроде пустельги или ястреба-перепелятника, способны парить, трепеща развернутыми крыльями и точно соразмеряя свою скорость со скоростью встречного ветра, так что они повисают в небе и зорко всматриваются в землю внизу — не выдаст ли мышь или ящерица свое присутствие легким движением. Сапсан, самый быстрый из пернатых охотников, несет дозор высоко в небе. Наметив внизу какую-нибудь пичужку, он складывает крылья так, чтобы его тело оказывало наименьшее сопротивление воздуху, и пикирует на нее со скоростью до 130 километров в час. Он еще в воздухе наносит своей жертве мощный удар в затылок, мгновенно ее убивающий. Скорость и сила удара столь велики, что, примени сапсан этот прием к добыче, находящейся на земле, он и сам неминуемо погиб бы.
Некоторые птицы занимаются воздушной гимнастикой, словно бы только ради удовольствия. Наблюдая воронов, можно увидеть, как они кувыркаются на ветру и явно получают от этой игры большое удовольствие. У других птиц воздушная акробатика входит в ритуал ухаживания. Большой улит взлетает метров на шестьсот и принимается пикировать, кружить и кувыркаться, все время громко распевая. У чибисов и бекасов есть особые перья, которые вибрируют в пикирующем полете с особым звуком, составной частью брачного ритуала. Белоголовый орлан и черный коршун в брачном полете кувыркаются в воздухе, переворачиваясь на спину, так что пара сцепляется когтями, точно гимнасты на трапеции.
Однако величайшее благо, сопряженное с умением летать, заключается, пожалуй, в возможности совершать длительные путешествия над сушей и морем без тех помех и препятствий, с которыми сталкиваются прикованные к земле живые существа. Птицы перелетают с континента на континент, спасаясь от суровых зим, собирая сезонный урожай плодов или насекомых. Как именно находят они свои пути, мы пока еще твердо не знаем. Быть может, они ориентируются по Солнцу и звездам, по рельефу внизу или же каким-то образом реагируют на электромагнитное поле Земли.
Миграции есть и у летучих мышей, о чем знают далеко не все.
Осенью, когда насекомых становится меньше и приближаются холода, переносить которые хрупкие тельца летучих мышей не приспособлены, многие виды забираются в пещеры для зимней спячки. Их требования к зимним приютам очень высоки. Пещера должна быть сухой, не очень холодной, с ровной температурой. Число подходящих убежищ не слишком велико, и многие виды летучих мышей, в течение лета обитавшие в разных местах, осенью слетаются в одну и ту же пещеру или на удобный чердак. Другие скапливаются где-то по иным причинам. В техасской Бракенской пещере каждое лето собирается до двадцати миллионов бразильских складчатогубов. Но только самки. Оставив самцов в полутора тысячах километров южнее, в Мексике, они перекочевывают сюда, чтобы дать потомство.