19 апреля 1919 г. махновский штаб, вопреки запрещению красного командования, созвал 3-й Гуляйпольский районный съезд, на котором присутствовали представители 72 волостей Александровского, Мариупольского, Бердянского и Павлоградского уездов, а также делегаты от махновских воинских частей. Съезд провозгласил анархистскую платформу. «Требуем, — говорилось в резолюции, — немедленного удаления всех назначенных лиц на всевозможные военные и гражданские ответственные посты… Требуем проведения правильного и свободного выборного начала… Требуем социализации земли, фабрик и заводов… Требуем изменения в корне продовольственной политики — замены реквизиционных отрядов правильной системой товарообмена между городом и деревней… Требуем полной свободы слова, печати, собраний всем политическим левым течениям, т. е. партиям и группам, неприкосновенности личности работников партий левых революционных организаций и вообще трудового народа… Диктатуры какой бы то ни было партии категорически не признаем. Левым социалистическим партиям предоставляем свободно существовать только лишь как проповедникам путей к социализму, но право выбора оставляем за собой».
Отношения между махновцами и красными вновь стали накаляться. И та, и другая стороны отчетливо понимали, что открытое вооруженное столкновение может произойти в любой момент.
Но что же представляла собой махновская армия весной 1919 г.? Во многих публикациях утверждается, что в тот период среди повстанцев «под влиянием анархистских идей шел процесс разложения» и «беспорядочная масса вооруженных махновцев» была занята исключительно разбоем и грабежом. Конечно, война есть война, в ней всякое случается. Были и грабежи, разбои. Разный народ приходил под знамена батьки, и он не всегда знал, что происходит за его спиной. Однако нельзя забывать, что Махно был решительным противником произвола. За грабеж и мародерство он приказывал расстреливать и тех, кто творил беззакония, презирал (как писал один из его современников) «всеми фибрами души и считал ползучими гадами, которых нужно беспощадно давить».
Иногда можно услышать, что батька был антисемитом и давал «добро» на еврейские погромы. Это не так. Махно, как и все анархисты, был интернационалистом.
Известен, например, такой случай. На одной из железнодорожных станций батька увидел плакат. На нем была надпись: «Бей жидов, спасай Россию!» Махно приказал отыскать автора. И когда того приволокли, велел его расстрелять.
Почти все повстанческие махновские отряды в марте 1919 г. базировались на территории Александровского уезда Екатеринославской губернии, являющегося прифронтовой полосой северо-деникинского фронта. В Гуляй-Поле размещалось командование махновцев, штаб батьки. Эта территория, по его мнению, и должна была стать центром нового «безвластного» анархистского государства. Командование Южного фронта поставило перед К. Е. Ворошиловым, являвшимся в этот период народным комиссаром внутренних дел Украины, задачу «расколоть с помощью надежных частей армию Махно» и издало приказ о переводе штаба повстанцев из Гуляй-Поля в село Пологи. Махно отказался выполнить это требование. Он не хотел оставлять Гуляй-Поле, потому что главной задачей тогда считал завоз в свою столицу и в соседние населенные пункты как можно большего количества имущества и материальных ценностей. Махновцы не останавливались ни перед чем. Например, они захватили направленный для донбасских рабочих хлеб и другое продовольствие и отказались его вернуть, несмотря на строгие требования командования. Более того, они сами требовали выкупа мануфактурой и другими промышленными товарами за хлеб, имевшийся в Бердянском и Мелитопольском уездах.
Махновцы контролировали самые хлебородные на Левобережной Украине уезды Екатеринославской и Таврической губерний, и потому ни одного фунта хлеба не получали оттуда бойцы Красной Армии и донецкие шахтеры. В мае Совнарком Украины получил следующее сообщение: «Уголь, предназначенный для Балтийского флота и заводов г. Николаева, выполнявших заказы Красного флота, захвачен махновцами и отправлен в Гуляй-Поле». А из Харькова в это же время телеграфировали о том, что Махно перехватил около 90 вагонов груза, предназначенного для Донбасса. Уполномоченный Наркомпроса сообщал В. А. Антонову-Овсеенко: «…было погружено на ст. Тульнево в адрес Донбасса 17 вагонов муки и пшеницы, на ст. Большой Токмак 15 вагонов соломы, на ст. Полугород 8 вагонов пшеницы. Все это захвачено отрядами Махно».
ЦК РКП (б) и правительство Украины потребовали от Народного комиссариата по военным делам принять меры для обеспечения беспрепятственного поступления грузов в Донбасс, поручило заместителю народного комиссара В. И; Межлауку и командующему фронтом В. А. Антонову-Овсеенко навести порядок в районе расположения войск Махно.
Переговоры длились четверо суток, но соглашения достигнуть не удалось. Махно не давал согласия на снятие своих заградительных отрядов с железных дорог Донбасса и Таврии и восстановил даже свое контртребование — снабдить его отряды оружием… Ему отказали. О результатах переговоров доложили В. И. Ленину.
Практически всю весну 1919 г. Махно использовал для экономического укрепления Гуляйпольского района, который он готовил объявить «безвластной» территорией. Этой же цели были подчинены и его отношения с другими повстанческими отрядами, в большом количестве действовавшими на территории Украины. Махно стремился присоединить их к своей армии, чтобы укрепить вооруженную опору будущей «вольной» территории. Наиболее характерной в этом отношении является история его взаимоотношений с атаманом Григорьевым.
Два атамана
Крупнейшим антисоветским мятежом на юге Украины было восстание, руководил которым штабс-капитан царской армии, сторонник Центральной рады, затем гетмана Скоропадского, а с декабря 1918 г. петлюровский атаман Н. А. Григорьев. Это был честолюбивый человек, политически неграмотный и беспринципный. В конце января 1919 г., когда власть петлюровской Директории зашаталась, Григорьев, учитывая изменения в настроении украинского крестьянства в пользу Советской власти, заявил о переходе со своими отрядами, состоявшими из крестьян Южной Украины, на сторону Красной Армии. В телеграмме, направленной в Александровский советский ревком этот «атаман партизан Херсонщины и Таврии» и «честный революционер» заявлял: «Все двадцать моих партизанских отрядов борются с… соглашателями мировой буржуазии, мы идем против Директории, против кадетов, против англичан, и немцев, и французов, которых на Украину ведет буржуазия… Наш девиз — вся власть Советам и диктатура пролетариата».
Украинское советское военное командование объявило, что в переговоры или в соглашения с атаманом Григорьевым оно может вступить лишь при условии безоговорочного признания им Советской власти на Украине в лице Временного рабоче-крестьянского правительства и полного подчинения командованию Красной Армии. Григорьев принял эти условия и 18 февраля со своими отрядами вступил в Красную Армию, образовав 1-ю Заднепровскую украинскую советскую бригаду, которая вошла в состав дивизии под командованием П. Е. Дыбенко.
Григорьевские части, представлявшие в то время значительную военную силу, затем были переформированы в 6-ю украинскую советскую дивизию. Этим командование надеялось поднять в них дисциплину, но сделать это было непросто, так как штаб Григорьева стал прибежищем авантюристов. Начштаба дивизии петлюровец Юрий Тютюник (также перешедший на сторону Советской власти) был главным идеологом деклассированных, сохранявших культ атаманов, пополнявшихся петлюровцами и кулаками григорьевцев. Вскоре и сам Григорьев открыто заявил о своем несогласии с политикой, проводимой Советской властью.
В одной из телеграмм на имя председателя Украинского Совнаркома и наркома по военным делам Григорьев высокомерно заявил: «Если вслед за мною (то есть по следам его наступления. — В. К.) будет вырастать такая паршивая власть, которую я видел до настоящего времени (это он говорил о советских учреждениях, создаваемых большевиками на освобожденной территории. — В. К.), я, атаман Григорьев, отказываюсь воевать. Заберите мальчиков, пошлите их в школу, дайте народу солидную власть, которую он бы уважал».