Пришла моя очередь заерзать.

– Джемма, есть некоторые вещи, о которых просто-напросто лучше не знать.

– Опять двадцать пять, – сказала она, поднимая руки.

Сидящий напротив нас папа рассмеялся:

– Со мной то же самое.

– Серьезно, ребята, я не шучу, – настаивала я.

– Чарли права, – вклинилась Дениз, – пусть оставит все это при себе.

Ну вот, снова мы катимся в Пошланафигвиль. А в нем совсем не так весело, как в Маргаритавиле. Ничего на свете Дениз не любит меньше, чем говорить о Чарли.

– Дениз, – папа накрыл ладонью обе ее руки, – тебе не кажется, что мы слишком долго придерживались этой позиции?

– Что ты имеешь в виду?

– Ты всегда старалась отодвинуть ее в сторону, отказывалась признавать ее особенную одаренность, даже когда доказательства бросались в глаза.

Дениз ахнула:

– Ничего подобного я никогда не делала.

– Мам, – начала Джемма. Она искренне любила эту женщину, что всегда меня поражало. – Чарли очень необычная. Ты это знаешь. Должна знать.

– В том-то все и дело, – проговорил папа. По его виду было ясно: ему стыдно. – Я знал, что, если Карузо придет за тобой, солнышко, ты выберешься целой и невредимой. Как всегда.

Я бы не сказала, что выбралась из той заварухи целой и невредимой. Все-таки меня мазали суперклеем. Хоть и на несколько минут, потому что рана зажила практически мгновенно, в чем мне не хватило духу признаться врачу. И это еще один аспект моей жизни, в который не посвящена моя семья. Родные понятия не имеют, что я так быстро исцеляюсь.

– Пап, почему ты просто не рассказал обо всем мне?

Его поглотила такая глубокая грусть, что мне пришлось взять его за руку, – я испугалась, что он просто исчезнет.

– Не хотел, чтобы ты что-то знала о Карузо. И о том, что я сделал. Мы рассчитывали схватить его раньше, чем он сможет воплотить свои угрозы в жизнь.

– Папа, нам ты можешь говорить о чем угодно, – поддержала меня Джемма.

– Вы не понимаете. Он был прав. – Папино лицо вытянулось, когда стыд захлестнул его новой волной. – Его дочь погибла из-за меня. Была погоня. Сумасшедшая скорость. Я ехал прямо за ним. Карузо проскочил закрытый шлагбаум. Автомобиль повело, и он съехал на насыпь с другой стороны. Машина перевернулась, и дочь Карузо выбросило наружу.

– Папа… черт побери. – Он меня вывел. – Это все его вина, а не твоя. Сам подумай: скоростная погоня с ребенком в машине?

Глубоко вздохнув, он кивнул:

– Знаю, но на душе не легче. – Потом снова посмотрел на меня. – Просто не мог тебе сказать. Но сказал. Твоя очередь.

– Боже мой, так все подстроено!

Дядя Боб фыркнул:

– Он прав, ты должна хоть чем-нибудь поделиться.

Святые макароны! Если они узнают, что я ангел смерти… Нет, никогда и ни за что.

– Может, начнешь с того, как ты это сделала? – предложил папа.

– Сделала что? – спросила я, наблюдая, как к нам с нашей едой подходит Донни, папин бармен-индеец. Я дала себе несколько секунд полюбоваться его широченной грудью и вдруг заметила, что Джемма тоже пялится на него. Дав ей пять под столом, я поздоровалась: – Привет, Донни.

Он посмотрел на меня, нахмурился и осторожно ответил:

– Привет.

А раньше никогда не обращал на меня внимания.

– Это, – продолжил папа, когда Донни отошел. – То, как ты двигалась. – Наклонившись ближе ко мне, он едва слышно добавил: – Чарли, в том, как ты двигалась, не было ничего человеческого.

Глаза Джеммы превратились в блюдца.

– Как? Как она двигалась?

Даже Дениз внезапно обуял интерес, пока она, не глядя в тарелку, смешивала яйца с красным чили.

Папа принялся всем объяснять, что там произошло и как я двигалась, а я покосилась на Сахарную Сливу, которая появилась сбоку от меня. Чтобы уступить ей место, я так близко придвинулась к Джемме, что бедром сдвинула ее чуть дальше.

– Привет, милашка, – сказала я, глядя, как СС взбирается на диванчик рядом со мной. Папа замолчал, все уставились на меня. Я закатила глаза. – Да ладно вам! Вы все в курсе, что я разговариваю с мертвецами.

– В курсе, – отозвалась Джемма, – просто хотим послушать.

– А-а, ну тогда ладно.

Дениз притворилась, что поглощена рассматриванием еды. Я-то думала, она фыркнет или даже закатит истерику, но она, похоже, поняла, что на этот раз в меньшинстве. Впервые в жизни.

– Что случилось? – спросила я Сливу. – Брат опять пошел по шлюшкам?

– Чарли, – предостерегающе произнесла Джемма.

– Да нет, серьезно, он встречается со шлюшками, – объяснила я. – Наверное, кому-то надо наконец вмешаться.

– Не знаю, – ответила СС, пожав плечами, по которым рассыпались светлые волосы. – Я была с Незабудкой. В том старом здании. Там весело. Рокет ужасно смешной.

При упоминании Рокета у меня чаще забилось сердце.

– Значит, с ним все хорошо?

– Ага. Говорит, лучше не бывает.

С облегчением вздохнув, я гадала, не нашла ли Незабудка тело Рейеса. Очень не хотелось говорить вслух, но…

– Она нашла его? Нашла Рейеса?

Дядя Боб застыл. За столом он был единственным, кто хоть что-то знал о Рейесе и о том, что он, так сказать, сбежал из тюрьмы.

И снова Слива пожала плечами:

– Нет, но она говорит, что найти его можешь только ты. Вот только ищешь не той частью тела.

Я глянула себе между ног, не успев подумать.

– И что это значит?

– Понятия не имею.

– Ладно, а она говорила тебе, – я наклонилась к СС и перешла на шепот, – какой частью тела я должна искать?

Все сидящие за столом потянулись к нам.

– Она сказала, что нужно просто слушать.

– А-а. – Я выпрямилась, совершенно сбитая с толку. – А она сказала, что именно я должна слушать?

– Не знаю. Она так смешно разговаривает!

– Ясно. Тогда скажи мне дословно, что и как она тебе сказала.

– Она сказала, надо слушать то, что только ты можешь услышать.

– А-а, – снова протянула я, сдвинув брови.

– Мы собираемся поиграть в классики.

– О’кей.

– Ах да, еще она сказала, что надо поспешить.

– Погоди! – Но Слива уже испарилась. – Чертовы мертвецы.

– В чем дело? – спросила Джемма, едва не подпрыгивая от нетерпения.

Должна признаться, было приятно меньше держать в себе и больше делиться с родными. Со знанием дела я уставилась на дядю Боба:

– Она сказала, чтобы найти Рейеса, я должна слушать то, что могу услышать только я. Не представляю, что бы это значило.

– Чарли, – Джемма не сводила с меня глаз, – я знаю, кто ты.

В который раз у меня отвисла челюсть. Я воровато осмотрелась.

– Джемма, никто за этим столом не знает, кто я.

– И кто в этом виноват? – спросил папа.

– Я знаю, – усмехнулась Джемма, – что ты – влюбленная по уши барышня. – Она заговорщицки подмигнула мне, и я поняла, что она меня прикрывает. Она действительно знала, кто я. С каких, черт побери, пор?! – А еще знаю, что у тебя есть способности, о которых ты никогда нам не рассказывала.

Откинувшись на спинку диванчика, папа подозрительно воззрился на нас обеих. Ему нужны были ответы, которые я не готова была дать. По крайней мере, прямо сейчас.

– Вам хватит, если я скажу, что пользуюсь ими исключительно во благо?

Папины губы сложились в тонкую линию.

– Что говорит тебе сердце? – неожиданно спросила Джемма.

Уткнувшись подбородком в кулак, я принялась яростно ковырять свои картофельные оладьи.

– Мое сердце слишком переполнено любовью к нему, чтобы думать ясно.

– Тогда притормози и прислушайся, – сказала она. – Я видела, как ты делала так, когда мы были маленькими. Закрывала глаза и просто слушала.

Было дело. Вспомнив, я расправила плечи. Джемма права. Иногда, замечая Злодея издалека – того самого Злодея, который потом оказался Рейесом, – я закрывала глаза и прислушивалась к его сердцу. Но тогда он был в пределах видимости, поэтому и я могла услышать, как оно бьется. Разве нет?

Джемма нахмурилась:

– Закрой глаза и слушай. – Потом наклонилась ко мне и шепнула на ухо: – Ради бога, ты же ангел смерти!