— Я забеременела. И это казалось мне более важным. Наш ребенок. Семья.

— Ваш муж думал так же? — нейтрально поинтересовался Валентин, ощущая, что они наконец-то дошли до чего-то.

— Вячеслав очень редко не поддерживал меня, — Агния улыбнулась. — Так что да, он принял мое решение и был согласен с этим, несмотря на некоторые сомнения.

Валентин смутно представлял себе Боруцкого и любого ребенка в непосредственной близости. Хотя, если посмотреть на его отношение к жене… Он мог допустить, что Вячеслав был готов удовлетворить любую ее просьбу.

— Что-то пошло не так, как вы планировали? — осторожно и с подобающим тактом уточнил Валентин, поскольку реакция Агнии на этот разговор не давала ему повода посчитать, что беременность разрешилась благополучно.

Она ни разу не упомянула ребенка, как родившегося. Агния нервничала, сжав руки в кулаки так, что костяшки побелели, и часто моргала, скрывая подёргивание век. Да и голос ее стал неровным.

Девушка глубоко вздохнула, отвернулась от окна. Казалось, она собирается с силами, чтобы взглянуть на Валентина и ответить. И когда Агния это все же сделала, ее улыбка почти ощутимо отдавала горечью:

— Чуть больше года назад, на моих глазах убили моего мужа, — шокировав Валентина, тихо проговорила она. — Во всяком случае, я была на тот момент в этом совершенно уверена. Убили нашего друга и охранника, который охранял меня с пятнадцати лет. Даже нашего пса. Всех. — Она перечисляла это глухо и отстраненно, словно убеждала себя, что говорит о чужих людях. — После чего, человек, заказавший это, изнасиловал и избил меня. Я потеряла ребенка и попыталась покончить с собой. Чтобы не позволить мне это, меня заставили принимать наркотики. — Агния замолчала и облизнула пересохшие губы. — Да, Валентин Петрович, можно сказать, что что-то пошло не так, как мы с Вячеславом планировали.

Она вновь улыбнулась той же убитой улыбкой.

Ему потребовалась несколько секунд, чтобы сориентироваться и отодвинуть собственные чувства, которые сейчас могли только помешать. Эти люди нуждались в помощи. И теперь он начал представлять, с какого бока за это браться.

Вячеслав заставлял себя сидеть в кресле под кабинетом. Хотя, время от времени, выдержка его все же подводила, и он вскакивал на ноги, принимаясь мерить пространство небольшой приемной. Вячеслав игнорировал то, что каждый раз в таком случае охранники вскидывались, то ли настораживаясь, то ли от него самого ожидая неприятностей. Он просто убеждал себя не лезть, позволить профессионалу помочь его Бусинке. И изжевывал сигарету, за сигаретой, зная, что если закурит — малышка и через закрытые двери ощутит дым и начнет волноваться, что заставляет его нервничать. А еще он думал о том, как они ехали сюда, и как Агния, спросив, для чего она сортировал все те фото, попросила Вячеслава не вешать их снова на стены:

— Ты обещал мне новые, — глядя ему в глаза, проговорила его девочка, с трудом проталкивая слова подрагивающими губами. — А для этих давай купим альбомы и пока отставим на полку. Пожалуйста, Вячек? — она прижалась к его плечу и с такой тоской заглянула ему в глаза, что он не смог ответить. Кивнул, показав, что не против.

А сейчас пытался представить, где взять силы, чтобы все эти фото распихать по альбомам? Особенно те, о которых оба старались не говорить. Может, так и поставить в коробке, до лучших времен?

Он помнил, как проснулся как-то ночью, спустя, наверное, неделю, может полторы, после того дня, как Агния его огорошила этой новостью и своим решением сохранить беременность. Все это время Вячеслава напрягала идея появления ребенка, о чем он Бусинке, ясное дело, не говорил. Вот, а в ту ночь, черти чего, он проснулся, словно его по голове чем-то огрели, сел в кровати, глядя на спящую жену, и наконец-то в полной мере осознал, что же происходит на самом деле. У него будет ребенок. Сын, если верить Агнии. Хотя, не в том дело, в принципе. Ребенок. Его ребенок. Нечто запредельное и вообще непонятное. Не совместимое с его понятиями, представлениями и жизненными категориями почти настолько же, как когда-то казалось несовместимой любовь к настойчивой, упертой и такой застенчивой девчонке. Нечто, что в тот момент вызвало в нем едва ли не благоговение, потому как в глубине души, Вячеслав искренне сомневался, что заслуживает на нечто подобное. Его Бусинка, его малышка — носила его ребенка.

Вячеслав сидел и пялился на нее в темноте часа два, наверное, пока малышка, может ощутив его взгляд, а может и просто так — не проснулась и с удивлением не поинтересовалась, что с ним такое? А он не смог сказать ничего умнее, как только: «ты беременна».

Что, почему-то, вызвало у Агнии приступ почти гомерического хохота. Она смеялась и смеялась, серьезно, Вячеслав даже начал нервничать, и как-то неуверенно, совсем нехарактерно для себя, осторожно поинтересовался — не вредно ли ей так хохотать? Чем рассмешил жену еще больше.

Как же его клинить тогда начало — и смех, и грех. Он и раньше бдел над своей малышкой. Теперь же и говорить было не о чем. Вячеслав трясся над ней. Буквально. Его беспокоило все: ее режим, питание, настроение. И не потому, что ребенок его. Ну, хотя, и поэтому тоже, конечно. Но и Бусинка же его. Самая родная и близкая. И в те дни он еще больше осознал, как же дорожит ею, что готов сотворить ради ее здоровья и благополучия. Впрочем, нельзя сказать, что остальные отставали от него в этом. Федот и Лысый, то ли по примеру Вячеслава, то ли и сами прониклись ситуацией, но дрожали над малышкой не меньше. Так, что в конце концов не выдержав гиперопеки трех мужиков, Бусинка уболтала Федота поехать в отпуск, развеяться. Она бы и Лысого куда-то сплавила, Вячеслав в этом не сомневался. Только он категорически возмутился.

И сколько потом они оба: и он сам, и Федот, корили себя, что уступили ей.

Хотя, кто знает, что и как вышло бы? Может, просто не стоило отвечать на звонок того гребанного Стаса, который принялся всеми правдами и неправдами доставать Бусинку, когда узнал от Михаила, что она отказывается от пения. Этот пацан все названивал и названивал, теребя его малышку и капая ей на нервы, все уговаривал Бусинку не бросать петь. Тыкал ей какие-то новые песни. Так, что в итоге не выдержав, Агния решилась рассказать тому, кого считала все эти годы своим другом, о своем положении. Хотя сам Вячеслав был больше склонен с ним «поговорить», чтоб пацан все понял и отвалил…

Вячеслав вновь подскочил на ноги, не в силах усидеть спокойно, вспоминая это все. Глянул на время, пытаясь отстраниться и оставить прошлое в прошлом, как обещал утром жене. Агния торчала в кабинете уже полтора часа. Больше, чем он мог спокойно выдержать. Вячеслав уже собрался было вломиться в этот долбанный кабинет. Но до того как он успел подойти, двери распахнулись, и на пороге показалась Бусинка.

Вячеслав напряженно всмотрелся в лицо жены, пытаясь понять все то, что происходило без него. Малышка же улыбнулась, встретившись с ним глазами. И Вячеслав не мог не порадоваться этому, несмотря на то, что видел, каких усилий Агнии стоила эта улыбка. За спиной малышки маячил психотерапевт. И судя по взгляду, дядька намекал Вячеславу, что хочет теперь побазарить с ним.

На секунду обняв малышку, Вячеслав прижался губами к ее виску:

— Ты нормально? — тихо и хрипло уточнил он у жены.

— Терпимо, — чуть шире улыбнулась его Бусинка. — Справлюсь.

Она еще и успокаивала его. Блин.

Вячеслав снова жадно поцеловал ее кожу:

— Подожди меня, лады? — так, словно бы думал, что малышка может уйти, попросил Вячеслав.

Оглянулся, глазами приказав охранникам быть начеку. И пошел к психологу. Но двери кабинета прикрыл лишь наполовину, продолжая следить за обстановкой в холле.

— Ну? — не поворачиваясь к психологу, потребовал отчета Вячеслав.

Но тот, похоже, не торопился отвечать. Наоборот, сам принялся доставать Вячеслава:

— Ваша жена поет дома сейчас? После того, как вернулась?