Свет горел в одной из комнат на первом этаже, видно, именно там Вячеслав и сидел. Однако, толкнув приоткрытую дверь, Агния с удивлением увидела, что мужа здесь нет. Впервые за это время в ее душе возникло беспокойство, но она очень постаралась не поддаться. И зашла в комнату, заметив, что стеклянная дверь прикрыта не до конца. Вероятно, Вячек вышел на улицу. Во всяком случае, она пыталась успокоить себя этими мыслями. Но на середине комнаты, так и не дойдя до двери, остановилась, увидев фотографии, разложенные на всей поверхности стола. И на диване. И на стульях. Все те фото, которыми были обвешаны стены ее спальни. Все те, что Вячек забрал из их старого дома.

Не уверенная, что знает, зачем это делает, Агния подошла к столу, рассматривая эти снимки. Казалось бы, все эти дни их видела, а как и с теми шрамами на теле Вячеслава — не разбирала, на что именно смотрит. Потому что не хотелось вспоминать. Слишком больно было. Слишком много того, что она не в состоянии была снова ощутить.

А сейчас — посмотрела. Так, что увидела все, даже то, чего на снимках не было, но она помнила, как лаял Плюх, догоняя ее на берегу этого ставка, куда Вячеслав и Федот выезжали, когда хотели поохотиться. И как они сидели на раскладных стульях на веранде небольшого деревянного дома, наблюдая за ее весельем, и сами улыбались. Уставшие, потому что весь предыдущий вечер, да и ночь, практически, бродили по лесу, выслеживая своего кабана. И ведь выследили. Правда, Агния не решилась посмотреть на их добычу. Она и когда они на уток охотились, нервничала, а уж тут. Зато теперь, была весела и счастлива, что они вернулись целыми и невредимыми. И сами — довольные до чертиков. Один Вова немного грустил оттого, что пропустил самое интересное, охраняя Агнию, пока остальные выслеживали дичь. На что Вячеслав пообещал парню, что сегодня вечером он сможет пойти с Федотом. Сам Вячеслав наохотился, лучше с Бусинкой посидит вечер. А в тот момент она так веселилась, носясь по самой кромке теплой воды, отпрыгивая и уклоняясь от заливающегося веселым лаем Плюха.

Или, вот, как кружили снежинки вот в этот день, в начале декабря, когда ей было девятнадцать. Настоящая метель. За несколько часов весь двор засыпало так, что ноги Агнии грузли по колено. Но это не помешало ей выскочить на улицу: почему-то дико, по-детски хотелось сделать снеговика. Да и Вячека дома не было, он еще утром уехал куда-то с Федотом, а Агния устала наблюдать за таким великолепием из окна. Вот и выбежала. И три часа провела на улице под добрые подшучивания Вовы, сделав не одного, а целый клан снеговиков, даже совсем крохотных. А потом она рухнула в снег, раскинув руки и ноги. Тут ее Вова и сфотографировал.

Только на снимке не было видно того, что случилось дальше: как навис над ней Вячеслав, почему-то оставивший машину снаружи. И как он орал на нее за то, что в снегу валяется, и что без перчаток, и что столько в снегу возилась, что пальцы заледенели и побелели совсем. И как он ее из этого сугроба вытащил и в дом отнес, как матерился, крутя ручку термостата. И как потом, когда ее руки начали отогреваться, когда пальцы отекли и так безумно болели, и их кололо, чуть ли не жгло с такой силой, что она губы закусывала, Вячек держал ее ладони под холодной водой. И целовал щеки, собирая слезинки с ресниц. И пальцы эти целовал. И какао варил, потому что ей приспичило: Агния сидела на табурете, так и закутанная в одеяло, и рассказывала Вячеку, что и как делать. А он готовил. Никогда, наверное, какао не приправляли таким количеством мата. И шоколада. И никогда, как сейчас казалось Агнии, она не пила ничего вкуснее этого напитка.

Смаргивая слезы, она смотрела на другие снимки. Их было так много: десятки, а может и сотни. И везде она, одна она. Столько счастья, воспоминаний…

Тогда, пять, семь, десять лет назад все было проще. Да, и тогда она бывало, боялась. И тогда плакала и мучилась. И не знала, как завоевать любимого. Однако, все равно, было проще. Потому что груз последнего года давил, отравлял все то, что было между ними, всю их любовь. И Агния отчаянно захотела убрать эту горечь, вытравить, переступить через боль и жить дальше. Вздохнуть и отпустить то, что изменить уже ни один из них был не в силах.

На краю стола стояла какая-то коробка. Агния сняла крышку, подозревая, что и там снимки, а ей сейчас хотелось все вспомнить. Все-все. Как тот снег, который она только вспоминала. Как снежные комья, из которых она лепила снеговиков — каждый новый снимок рождал столько ассоциаций, впечатлений, даже запах и вкус. И хотелось еще больше, чтобы заполнить пустоту, прогнать все то горе и апатию, которого было так много.

В коробке и правда оказались снимки, Агния вытащила стопку и посмотрела на первый. Почему-то вначале она даже растерялась — этих снимков не было в квартире. И все-таки Агния их помнила. И все то, что было с этим связано — наверное, никогда не сможет забыть. Совсем недавние фото среди всех остальных. И немного, но…

Она перебирала их одно за другим. Здесь была не только Агния. На этих снимках ее обнимал Вячеслав. Осторожно так, безумно нежно. А его руки, может, даже без осознания самого мужчины, накрывали ее живот, который только-только начал проступать под легким платьем. На одном из снимков даже Вова на заднем плане стоял. И сознание Агнии, словно стремясь убежать от слишком невыносимой боли, рождаемой этими воспоминаниями, с радостью ухватилось за мысль, что у них осталось хоть одно фото друга. Он заслуживал большего за свою преданность и то время, что отдал ей, всем им.

Но все равно она не могла выдержать всего, что несли в себе эти снимки.

Глотая слезы и закусывая губу, Агния отложила их назад, в коробку, и чуть ли не выбежала на двор через стеклянные двери. И тут же увидела мужа — Вячеслав стоял, запрокинув лицо к темному небу, усыпанному звездами. Без рубашки, в одних брюках, босой. И курил. Стоило ей оказаться на улице, как он тут же повернулся:

— Агния? — Вячеслав выдернул изо рта сигарету, тлеющую красным огоньком в темноте и, бросив ту в пепельницу, стоящую на перилах веранды, быстро кинулся к ней. — Что такое, Бусинка? Ты почему вскочила? Не спится на новом месте?

Он обхватил ее руками, крепко прижав к себе. Попытался повернуть к свету, падающему через двери. Наверное, чтобы заглянуть в глаза. Но она уткнулась ему лицом в грудь, душа слезы. Обняла его так же сильно, как муж обнимал ее. И тайком глубоко вдохнула, чтобы голос звучал ровно:

— Все хорошо, Вячек, правда. Хотя, ты прав, на новом месте спится неспокойно, — она выдавила из себя улыбку. А потом еще раз вздохнула и подняла голову, прямо посмотрев на любимого. — Вячек, я очень люблю тебя. Безумно. И все то, что ты делаешь — это…, - Агния сглотнула. — Это так безумно много…

Он собрался прервать ее. Нахмурился. Насупил свои брови. Но Агния прижала пальцы к его губам, мешая Вячеславу.

— Я стараюсь, любимый. Господи! Я очень стараюсь. Больше всего я хочу, чтобы у меня вышло оправдать все ожидания, чтобы опять все стало так, как было. Но думаю, что у меня одной не выйдет. — Она на секунду зажмурилась.

— Ты не одна, Бусинка, — хрипло зашептал Вячеслав, держа ее слишком крепко. — Не одна. Я…

— Вячек, — она сильнее прижала свои пальцы. — Мне нужна помощь. Профессионала. Того, кто действительно знает, как помочь мне пройти это все. Как перестать мучить тебя, и себя, и нас.

Психолога нашел Федот. Причем, как обычно, когда его никто не просил и не спрашивал. Друг решил в обычной своей манере помочь им с Агнией, для чего, видимо, и явился на следующее утро ни свет, ни заря.

Вячеслава разбудила звонком охрана. Ребята позвонили, чтобы уточнить, действительно ли внешняя охрана на въезде поселка может пропустить этого посетителя? Тут все обстояло гораздо серьезней с контролем. И хоть Федот вчера несколько раз приезжал и уезжал вместе с Вячеславом, необходимо было сформировать список посетителей, которым разрешен беспрепятственный въезд к чете Боруцких.