Они сидели в кабине пикапа на автостоянке у мотеля. Мэг сбросила туфли на высоком каблуке. Приз помещался на сиденье, между ними.

— Это что, всегда так будет? — поинтересовался Дэниел.

— Что я убегаю от своих одноклассников? Спроси лучше завтра, после пикника. Это последняя встреча.

Он засмеялся.

— Дэниел, почему я не такая, как все?

— А ты что же, стремишься быть как все?

— Да пожалуй, так проще.

— Нет, ты нравишься мне какая есть.

Она посмотрела ему прямо в глаза. Сейчас или никогда!

— Ты мне тоже. Зайдешь?

Дэниел колебался недолго.

Лучше бы она сразу после этого вечера уехала на свое Западное побережье, в свою налаженную, накатанную, проторенную жизнь. Как тогда, когда они в первый раз были близки, душа его разрывалась оттого, что он знал: она должна уехать. Только сейчас ему больно вдвойне. Не ожидал он этого — ни тогда, ни теперь: оба раза — как-то не ко времени. В ту ночь, в пятницу, оба слишком много выпили. Она сняла тогда всю одежду. А во второй раз, в его постели, всю не успела. Оба раза она была инициатором.

Наутро после бурной ночи, проведенной вместе, когда он проснулся и она лежала у него на плече, он осознал, что нужно положить этому конец. Отношения их становятся все интимнее, он привязывается к ней, но в один прекрасный момент она уйдет, а ему что делать? Молча смотреть ей вслед?.. Просить ее остаться?.. Несправедливо. Эмоциональный тупик… Но он умеет владеть собой, даже когда ему больно.

Дэниел открыл перед Мэг дверь и вошел первым, знаком приглашая ее следовать за собой. Он испытал блаженное чувство: первая ее реакция на аромат роз. Мэг вынула орхидеи у него из петлицы, аккуратно уложила в коробку и поставила в холодильник. Сохранит, наверно, на память… И он бы сохранил.

Призу Мэг уделила куда меньше внимания — равнодушно поставила его на телевизор и будто забыла.

Он не стал задавать вопросов: если уж Мэг решилась что-то сказать, он подождет. А решила молчать, что ж, это не его дело.

— Выпьешь что-нибудь? У меня в холодильнике сок и тоник.

— Нет. Мне надо… мне надо идти, Мэг.

Он увидел боль в ее глазах и пожалел об этих словах. Надо быть сильным, защищать ее и себя, их чувство.

— Мне кажется, я знаю, почему ты хочешь уйти.

Дэниел замер.

— Тебе известно, что я самозванка?

Он стоял не шевелясь, не в силах выговорить ни слова. О чем это она?

— Да я о всей этой возне с призом. Не уверена, Дэниел, знаешь ли ты… тут, в городе, ходили по рукам несколько фотографий.

— Слышал что-то…

— Так вот, это все вранье!

— Что — все?

— Что у меня громадный особняк и я богачка.

— Мэг…

— Эти фотографии — фальшивка. Хочу, чтобы ты знал, — мне невыносима даже мысль о том, чтобы солгать тебе, даже ненароком.

— Мэг, я…

— Я слышала, что ты говорил Лауре сегодня. Ты такой честный, Дэниел, открытый. А я нет. Не очень честная, я имею в виду. Правда, я и не думала никому лгать. Когда Лаура фотографировала, у меня и в мыслях не было…

Он все еще не понимал, о чем она, и пытался возразить.

Но Мэг спешила выговориться: стала рассказывать все — об отеле на Сансет-бульвар в Беверли-Хиллз и что они почти не спали, ложились уже под утро, пили много кофе… О чужом платье, о своем мгновенном настроении, когда надела его, о фотографиях…

— …И Лаура к тому же была в сильнейшей депрессии после развода. Вот я и подумала: пусть они обе приедут ко мне на неделю. Отдохнем, подурачимся, может, и развеется…

— Мэг, ты…

— Но все пошло не так. Когда я приехала в город через несколько лет, к тому времени…

— Дорогая, пожалуйста…

— К тому времени мне уже никто не поверил бы. — И она разрыдалась — слезы так и брызнули из глаз.

— Мэг, дорогая… — Он взял ее на руки и понес к широкой, в полкомнаты, кровати. Усадил на краешек, присел рядом.

Она уткнулась носом ему в колени и все никак не могла успокоиться.

Он еще не видел ее в таком отчаянии, такой беззащитной — невыносимо, когда Мэг так плохо. Ее боль — это его боль. Ему оставалось только ждать, когда она выплачется. Он все еще не знал, что делать, как помочь, положил ей руку на плечо и стал ждать. Что бы ни случилось, он останется с ней. Она, наконец затихла. Затем вдруг прижалась к нему, тесно обнимая обеими руками.

— Дэниел?

— А-а…

— Ты меня ненавидишь?

— Ну, что ты!

— Считаешь самозванкой?

— Нет, конечно.

— Как ты думаешь, — она вздохнула, — я заслужила эту награду?

— Разумеется.

— Ты, правда так думаешь? Почему?

— У тебя прекрасная книга, Синеглазка. — Он легонько поцеловал ее в висок и осторожно высвободился из ее объятий. — Дай-ка я уложу тебя спать. Утром тебе станет легче, утро вечера мудренее.

— Я рада, что мы… поговорили… — прошептала она, пока он расстегивал молнию ее короткого, облегающего черного платья.

— И я тоже. — Он, вообще-то, и не понял, о чем был разговор, но, похоже, ей лучше, это главное.

Он снял с нее платье, тщетно стараясь не замечать ее очаровательной женственности, подчеркнутой ажурным, полупрозрачным черным бюстгальтером и такими же крошечными трусиками. Еще на ней остались только тончайшие, в какую-то точечку черные чулки.

— Ложись-ка, ложись! — тихим, успокаивающим голосом говорил он. Скорее спрятать это соблазнительное, горячее тело под одеяло, не видеть его!

— Подожди секунду. — Она отвернулась, расстегнула бюстгальтер, сняла.

Ну, это уж слишком! У него во рту пересохло. Мэг села на краешек кровати и по одному стянула чулочки. А это так просто издевательство… Кто же такое вытерпит! Дэниел поспешно уложил ее под одеяло и быстренько отошел. У-ух!.. Он направился к двери, но, не успев сделать и двух шагов, услышал какой-то звук, какое-то движение… обернулся, спросил:

— Что, Мэг?

— Нет, ничего. Все нормально, Дэниел. Иногда случается, когда у меня стресс.

Теперь он уже ни за что не оставит ее одну. Дурак, поступает неосторожно! Он вернулся к ней, но, стоило ему увидеть боль в глазах Мэг, как желание оставило его.

— Синеглазка, что с тобой?

— Шея… Больно, когда двигаюсь. Растяжение, наверное…

— А что же делать? Как помочь?..

— Тепло нужно. У меня в чемодане электрическая грелка.

Переворошив все вещи, он нашел наконец, на самом дне, электрическую грелку; включил, не дыша положил ей под шею; взял ее за руку.

— Сейчас лучше. — Она глубоко вздохнула, дыхание стало спокойным и ровным.

Он сидел на стуле у изголовья кровати, держа ее за руку, уже минут десять. Мэг спит? Он тихонько встал.

— Ковбой? — услышал он приглушенный голос. — Почему ты не хочешь меня?

Дэниел опять сел на стул — ноги его не слушались.

— Синеглазка, не то чтобы я не хочу… Дело в том… Не знаю, как тебе объяснить… — Он понятия не имел, как объяснить ей все, что передумал и перечувствовал.

— Да, очень сложно, — тихим, бархатным голосом согласилась она. — Это не имеет ничего общего с желанием или нежеланием, я понимаю. Тебе просто трудно все мне… передать, что у тебя у голове. — Она подумала. — Ты не мог бы сделать мне одолжение, Дэниел?

— Все что угодно, дорогая.

— Ты не мог бы… спать со мной сегодня? Только спать, я обещаю. У меня и в мыслях сейчас ничего больше нет.

— Конечно, — без колебаний ответил он. Она лежала с закрытыми глазами, пока он проверял, заперта ли дверь, выключал свет, везде, кроме ванной; оставил дверь в ванную немного приоткрытой — пусть луч чуть освещает комнату. Проделывая все это, он быстро соображал: собаки и лошади обойдутся до утра. Для собак есть специальный вход в дом; впрочем, они будут спать наверняка в конюшне, а заслышав шум машины, выскочат встречать хозяина. Воды и сухого корма у них вдосталь. Лошадей он кормил перед тем, как уехал на вечер. Утром рано приедет на ранчо — они и не заметят, что ночью хозяина не было дома.

Одна мысль, что он будет спать вместе, рядом с ней, прижав ее к себе, наполняла его счастьем. Вот только пикап его увидят у мотеля — повод для сплетен! Ему-то, в конце концов, дела нет, кто что думает. Единственное, что имеет значение, Мэг рядом с ним, они вместе!