Первой, кто встретил их на пороге дома, оказалась Моня. Собакавылетела из дверей, стоило Вячеславу те толкнуть, виднососкучившись по хозяевам за день. Но только Бусинка наклонилась,чтобы подхватить любимицу на руки, как в холле замаячил Федот:

- Даже не думай, Бусина! – прикрикнул друг, развеселив Вячеславасерьезной миной лица. – Я читал, что на животных куча всякой заразынаходится, которая беременным и задаром не нужна, так что забудь отом, чтобы таскать эту крысу. И потом, тебе тяжести нельзяподнимать…

Вячеслав глянул на свою оторопевшую малышку, подозревая, что исам сейчас смотрит с таким же изумлением, как и она. Потом глянулна серьезного друга – и расхохотался так, что не мог потом ещеполчаса прекратить посмеиваться. Причем, черт знает, что его большепоразило, то ли то, что Андрюха, оказывается, сподобился еще что-топрочитать, кроме любимой сказки, то ли сама тема его литературныхизысканий. То ли то, с какой серьезностью он вдруг взял на себяроль «мамочки» или, скорее, «папочки» Агнии. И чем дальше, тембольше это проявлялось, превращаясь у Федота в какую-то маничку.Видно вдруг нашелся выход для выплескивания всех его нереализованных родительских инстинктов: узнав, что Вячеслав позволилжене съесть столько зефира по дороге из клиники, Федот натуральнопереполошился и принялся читать им лекцию о том, как важноправильное питание для беременных. Бусинка выглядела так, словноникак не могла понять – кто это такой перед ними, и куда делсяФедот? А их домработница, Татьяна Ивановна, по секрету шепнулаВячеславу, что с той минуты, как он позвонил другу, чтобы сообщитьрадостную новость, тот засел за ноутбук и штудировал эти три часавсе, что только смог найти по теме беременности.

Вячеслава так и подмывало напомнить другу, как скептично он былизначально настроен к Бусинке и их отношениям. Сколько третировал ималышку, и его самого. Уж больно смешно было наблюдать за такимпреображением Федота. Но он сдержался, решив пару часовпотерпеть.

Зря, как выяснилось позднее. Надо было Федота сразу осадить,потому как потом на него никакие намеки и даже открытые наезды ужене действовали. Андрюха так основательно вжился в роль «отцаБусины», что его из этой роли и под дулом пистолета не удавалосьзаставить выйти. Он пилил Вячеслава, что тот плохо заботится одевочке, поддаваясь на ее уговоры и позволяя есть или делать то,что совсем не подходит беременным. Вечно притаскивал овощи ифрукты, всевозможные витамины и какие-то добавки. Уговаривал еезаписаться на подготовительные курсы и гимнастику длябеременных.

Однако Агния относилась к этому со смехом, и даже сталаподкалывать друга, называя его не иначе, как «папочка». Федотхмурился, но Вячеслав видел, что другу это даже нравится. Честносказать, он просто угорал, наблюдая за ним. И даже был в чем-тоблагодарен Федоту, потому что этот заскок друга давал ему самомупрекрасный повод отвлечься от страхов и опасений, накинувшихся наВячеслава с новой силой, как только он узнал о беременности своеймалышки.

И по фигу, что он рассчитался со своими врагами. Не со всеми жепокончил, в конце концов. И вообще, мало ли, чего случиться может,он давно перестал доверять случаю и жизни в том, что касалось егодевочки. Потому, намекнув Федоту, что если тот будет перегибатьпалку в своей опеке и оспаривать поступки и решения самогоВячеслава, то он скажет охране его и на порог не пускать, Вячеславплотно занялся вопросом организацией полной безопасности своеймалышки от всего на свете.

А Агния, кажется, искренне забавлялась, следя за их«старческими» заскоками и наслаждалась каждым днем своейбеременности. Тем более что через пару недель она ощутила первыйслабый толчок ребенка и убедилась, что все протекает нормально.

Вячеслав же, напротив, с каждым днем все больше напрягался. Поночам, обнимая свою Бусинку и ощущая ладонями, как безобразничаетвнутри нее их дочь, он обливался холодным потом, беспокоясь о том,выдержит ли его хрупкая малышка возросшую на ее организм нагрузку итакое испытание, как роды. Не больно ли ей терпеть все этиворочания и толкания растущего ребенка? Но Бусинка, казалось,вообще ничего не замечала и спокойно спала, тогда, как он изводилсебя этими вопросами. И чем больше становился срок беременности,тем меньше уверенности оставалось у Вячеслава в том, что всепройдет хорошо, несмотря на попытки Бусинки и врачей успокоить егои заверить, что «миллионы женщин по всему миру ежедневно рожают».Его малышка не была из этих миллионов. Она была уязвимой и хрупкой.Да, сильной волей и такой упертой, что хрен сдвинешь, если оначто-то решила, но ведь такой уязвимой физически…

Дошло до того, что после очередной консультации у врачей, накоторую Вячеслав привез жену месяце на шестом, он вывел малышку изкабинета, усадил в машину и, попросив подождать, вернулся, чтобыпопулярно объяснить, как врачам важно сделать все, чтобы с егоБусинкой ничего не приключилось. Они прониклись.

И, быть может, не в последнюю очередь благодаря этому«объяснению», решили, что для Агнии (и для них самих) болеебезопасно будет кесарево сечение, чем естественное ведение родов.Тут принялась спорить сама Бусинка – она отчаянно хотела рожатьсамостоятельно. Но чем ближе оказывался день родов, тем большеврачи убеждали ее, что ребенок слишком крупный для этого. И тут нево влиянии Боруцкого было дело – на восьмом месяце беременности весих дочки врачи определяли в три килограмма двести грамм, что былочересчур для таза Агнии. Вячеслав винил себя и в этом, убежденный,что ребенок вымахал в него таким крупным, а Бусинке еще иприходится его каждый день таскать. Тем более что и Федот неотказывал себе в удовольствии по сто раз на день бухтеть о том, какэто малышку угораздило выбрать себе в мужья такого «бугая».Несколько раз Вячеслав был серьезно близок к тому, чтобырасслабиться, хорошенько врезав другу по морде. Но Бусинка сосмехом вовремя спасала их дружбу и психику самого Вячеслава,убеждая, что никакого другого мужа ей не надо и никогда не былонужно.

В общем, к дню, на который Бусинке назначили операцию – домнапоминал пороховую бочку с подпаленным фитилем. И, пожалуй, онивсе вздохнули с облегчением (хоть и по разным причинам), когдавыехали из двора в направлении клиники.

Имя для их дочери выбирала Агния. Вячеслав в этот раз даже непорывался что-то сказать, заявив, что примет любой вариант, которыйБусинка озвучит, ему без разницы, только бы с ними обеими всехорошо было. Малышка думала месяца три, отвергая варианты один заодним. Дошло до того, что однажды ночью она ему с печальюпризналась – что ей вообще ни одно женское имя не нравится, и онане может определиться. Вячеслав, честно не зная, чем тут помочь,предложил назвать дочь в честь матери Бусинки. Но малышка покачалаголовой, сознавшись, что уже думала об этом, но боится называтьдочь в честь трагически погибшей бабушки. Она вообще сталанесколько суеверной, хоть и старалась от этого избавиться и даженесколько раз исповедовалась в этом грехе отцу Игорю. Но у них вдоме все равно еще не было ничего, что напоминало бы о скоромпоявлении ребенка – Бусинка не позволяла купить даже пеленку. Вобщем, этот вариант с именем Агния отвергла. И тут, когда Вячеславуже почти уснул, спустя минут сорок, жена начала буквально трястиего плечо:

- Вячек, а давай назовем ее Алиной? Как Алину Дмитриевну,помнишь, мою соседку? Она столько мне помогала, почти, как бабушкабыла.

Поскольку Вячеслав обещал не спорить и чересчур хотел спать вполчетвертого утра, он охотно согласился, все равно не имея другихвариантов. На этом и остановились.

Когда началась операция, Вячеслав сосредоточился только на том,чтоб не двинуться умом от страха за свою жену. И искреннерадовался, что она была в сознании, благодаря эпидуральнойанестезии. Если бы Бусинка с ним не разговаривала, он не знал, какбы вынес то знание, что в семидесяти сантиметрах от него ее режут.Правда, когда ему в руки всучили заоравший теплый комок, уже вшапочки и пеленке, Вячеслав забыл обо всем на свете. Не потому, чтов момент осознал, что это его дочь. А потому что тут же поднесдочку к лицу Бусинки – и счастье в ее глазах, на ее лице – было длянего самым желанным зрелищем в мире.