По поводу своего пения она ничего Константину не ответила. Нанесколько секунд воцарилась тишина, нарушаемая передвижениемохранников, да лаем продолжающей возмущаться Мони. Собака сидела внадежной хватке Федота, не уходившего далеко, и стараласьрассмотреть все, что тут происходит.

Константин глянул на Вячеслава. Он же только скривился,рассчитывая, что Соболь и сам не дурак, додумается, насколько это уних болезненная тема. Карина и Агния просто молчали. И друг надруга уже не смотрели, и в безмолвное общение мужей невмешивались.

- Что ж, рады знакомству, - Константин кивнул, явно поняв, чтостоит свернуть удочки. – Мы…

Но тут, прервав Соболева, из их машины донеслось хныканье итихий детский плач. Карина тут же развернулась и, оставив мужа,быстро направилась к автомобилю, бросив:

- Это Соня, надо ее укачать, а то и Артема сейчас разбудит.

Все почему-то посмотрели ей вслед, наблюдая за тем, как измашины показалась женщина среднего возраста, видимо няня детей, илегко покачивая, с извиняющейся улыбкой, адресованной Карине,пыталась успокоить младенца, укутанного в теплый конвертбледно-розового цвета.

- Соня совсем не любит, когда машина стоит, - со смешком пояснилим Соболев, наблюдая, как его жена забирает ребенка у няни. – Сразуначинает плакать и будит брата. А если они оба заголосят – попробуйих успокоить, еще час нам покоя не дадут. Так что стараемсяпресекать эти истерики на корню.

Вячеслав только кривовато улыбнулся, про себя костеря в уме иСоболева, и его жену, и их наследников. Потому как Бусинка в егоруках совсем заледенела. И он подразумевал под этим не ее реакциюна весеннюю погоду. Малышка вцепилась руками в его свитер и тайком,кажется, даже не дыша, чуть привстав на носочки, следила заКариной, словно впитывала в себя каждый жест, каждое дыхание материи малышки на ее руках. Федот, что подошел ближе едва Карина отошла,и тоже заметил, что с Агнией не все нормально с намеком глянул наВячеслава, предлагая отвлечь Бусинку притихшей Моней.

- Наверное, мы поедем таки, чтоб и вас не держать на холоде, даи Софья что-то не успокаивается, - чуть нахмурившись, заметилСоболев.

Но Вячеслав не успел никак отреагировать ни на предложениедруга, ни на замечание Кости: Бусинка, продолжающая наблюдать заКариной, которой никак не удавалось упокоить дочку, вдруготодвинулась и ничего не говоря, направилась в ее сторону. Дошла,пока они втроем пытались понять – стоит или нет ее остановить? Ичуть улыбнулась Карине, будто извиняясь или спрашиваяразрешения.

Вячеслав уже почти дернулся, чтоб вернуть свою девочку. Не то,чтоб он не доверял жене Соболева. Нет. Просто Карина была сделанасовсем из другого теста, чем его Бусинка. Да и между ними точнонаблюдалось какое-то напряжение. Меньше всего Вячеслав хотел бы,чтоб Агнию кто-то расстроил.

Но и к его, и к удивлению самого Соболева, все еще стоящегорядом, на лице Карины лишь промелькнула тень какого-то сомнения, апотом она немного отклонилась, словно позволяя и Агнии склонитьсянад плачущим на ее руках ребенком.

- Ну что ты, маленькая, - вдруг заворковала его жена, легкопоглаживая одеяло там где, наверное, была укутана ручка дочкиСоболевых. – Не плачь, малышка. Ты зачем грустишь? Тебя все любить,заботиться будут, баловать девочку маленькую. Не плачь, не будибратика.

Вячеслав никогда не слышал, чтобы Бусинка с кем-то говорилатаким тоном. Чтобы смотрела так. Он замер, впитывая всем теломкаждую черточку ее лица и звук голоса своей жены.

Замерла, притихнув, и малышка, видно сбитая с толку незнакомымей голосом.

А Агния, будто совсем решив выбить сегодня дух из Вячеслава,вдруг наклонилась еще немного ниже и тихо-тихо запела:

- «Гойда, гойда, гой, ніченька іде

Діточок малих спатоньки кладе.

Під вікном тремтить вишенька мала,

В хатку проситься, бо прийшла зима.…»

Вячеслав и захотел бы, сейчас не смог бы уже сдвинуться с места.Он понятия не имел, что там делала дочка Соболева, а сам Вячеславпросто слушал. Он не дышал, не видел и ничего больше не различал,кажется. Только слушал, как поет его жена, заставляя что-то внутринего надрываться от звуков этой тихой колыбельной. И в тоже время,возвращая Вячеславу ощущение какой-то правильности, целостности,которого он так старался достичь сам и дать ей все это время. Емупросто нереально не хватало ее пения, ее голоса. И в этот моментБоруцкий по-настоящему наслаждался, еще до конца даже не веря, чтоАгния действительно решилась на это.

За его спиной напряженно замер и Федот, так же знающий, какойпроблемой для Агнии был вопрос пения. И только Соболев, определеннозаметивший по ним, что не все обычно и нормально, кажется, не могпонять, что же именно заставило их напрячься.

Пока Бусинка пела свою колыбельную, Карина продолжала тихонькоукачивать дочку, которая если и не заснула, то отвлеклась от плачаточно. И даже принялась зевать, поддаваясь напеву Агнии и мерномукачанию рук матери.

- Что ж, я не могу не признать, что Карина права – у твоей женыпотрясающий голос. Надеюсь, ты пришлешь нам билеты на ее следующийконцерт? - тихо, чтобы не мешать женщинам, заметил Соболев, глядяна своих: жену и дочь.

- Она не поет больше, - сипло прохрипел Вячеслав, смотря тудаже, только на Агнию, казалось, и не заметившую, что переступилачрез блок в своем сознании.

- В смысле? – Константин с интересом перевел взгляд на него. –Не хочет еще пока выступать?

- Вообще не поет. Ни разу не пела с прошлого апреля, - неотрывая глаз от своей Бусинки, ответил Вячеслав. – Даже Петровичтвой ничего не мог тут сделать.

Константин его понял. И вопросов больше не задавал, молча слушаяи не отвлекая Вячеслава. Только сказал: «спасибо» уже самой Агнии,когда она, закончив петь, улыбнулась все больше зевающеймалышке.

- Мы поехали, - добавил Соболев уже в сторону Вячеслава и помогсвоей жене сесть в машину, сам устроившись за рулем, пока Каринадоубаюкивала дочь.

Агния не ответила, кивнула, то ли принимая благодарность, то липрощаясь с Соболевыми. Тихо вернулась в объятия Вячеслава иприжалась щекой к его груди, словно припала к нему, израсходоваввсе силы и теперь нуждаясь в поддержке мужа. Он тоже ничего несказал, не уверенный, что стоит обсуждать случившееся. Да и незная, готов ли сейчас к этому.

Вместо этого Вячеслав потянул Бусинку в дом, подозревая, чтомалышка совсем околела. На улице, несмотря на солнце, температуравряд ли поднялась больше плюс десяти. Она не сопротивлялась: и чайпослушно выпила, все четыре чашки, что он заставлял ее пить втечение вечера, и даже глотнула рюмку коньяка, который Федотпосоветовал для профилактики всякой заразы, хоть и скривилась. Имолчала. Да и они с Федотом не сильно рвались болтать. Так что ужинпрошел тихо.

И только ночью уже, когда и Федот давно уехал к себе, идомработница улеглась, да, даже Моня уснула в своей корзине, итолько они с Бусинкой сидели в его кабинете: он в кресле, а жена унего на руках, Вячеслав рискнул заговорить:

- У тебя были какие-то проблемы с Кариной? – тихопоинтересовался он, касаясь ее лба губами.

- Нет, - Бусинка вяло сморщила носик. – Мы с ней даже неговорили никогда до сегодня.

- Тогда почему ты так на нее отреагировала?

- Она красивая… Очень…

После этого заявления Агния молчала минуты три. Потом уткнуласьносом, который все еще казался ему чересчур холодным, Вячеславу вшею. А он что-то не мог догнать, к чему это она предыдущеенаблюдение высказала.

- Не понял? – требовательно уточнил Вячеслав, легонько сжавзатылок жены пальцами, под отросшими волосами. – Вот уж не думал,что стоит опасаться конкуренции с такого бока, - Вячеслав приподнялуголок рта в усмешке.

Агния рассмеялась. Серьезно. И это было шикарно, как емуказалось.

- Просто, вспомнила, когда увидела ее впервые, - пальцы Агниирисовали на его ладони какие-то круги. – Мне так больно было,Шамалко решил на мне свою злость согнать, хоть мне как развыступать надо было. А тут какой-то его знакомый зашел, вместе сэтой Кариной. Я, если честно, плохо понимала, что происходило,из-за наркотиков, наверное. Но почему-то так врезалось в сознание,что эта женщина очень красивая. И ее не столько даже испугало то,что она увидела, а словно насторожило… Не знаю, в общем. Простосегодня, увидев ее, это все всколыхнулось. И все.