В результате Одиссей теперь стоял перед вопросом: следовало выбрать между Еленой и Пенелопой. Между домом и любовью. Неважно, с каким отрядом он покинет Спарту — с могучей армией Тиндарея или с неохотой предоставленной на время Икарием личной стражей, неважно, какую стратегию он придумает для завоевания Итаки… В глубине души царевич задумывался, сможет ли вообще добиться чего-нибудь без помощи богини-покровительницы.

— Господин? — позвал Дамастор, стоявший у двери. — Пойдем? Наши уже спустились вниз. Пир начался!

Одиссей зашнуровал сандалии и последовал за Дамастором в пустой коридор. При мысли о вечернем пире у него возникло какое-то странное новое ощущение, настроение улучшилось. Он подумал о Пенелопе. Сын Лаэрта представлял ее высокое и стройное тело, он едва ли мог поверить физическому влечению, которое почувствовал. Воображение было наполнено ею, царевич вспоминал каждую деталь ее тела — от вытянутых ступней и длинных ног до формы груди и покатых смуглых плеч.

Придет ли она сегодня? Одиссей надеялся на это. Хотя он все еще опасался, что Пенелопа его отвергнет, что вынудит его принять предложение Тиндарея и Елену, царевич словно бы черпал силы и смелость от мысли, что окажется в ее присутствии. Сражения выигрывает храбрость, а не робость. Сегодня он или приблизится к Пенелопе, или откажется от всех надежд. Только при одной мысли о дочери Икария у Одиссея от предвкушения пробегала приятная дрожь по коже, ее начинало покалывать. Он внезапно обрадовался новой тунике, которую ему вручил Дамастор. Лаэртид был ему благодарен.

— Может, Пенелопа будет там, — сказал Дамастор, словно читая мысли Одиссея. — Если не обидишься на мои слова, мне кажется, что ты положил на нее глаз.

Одиссей кивнул.

— Она — настоящая красавица, Дамастор, а еще — очень умна и сообразительна. Я собираюсь сделать ее своей…

Дамастор удовлетворенно улыбнулся и едва ли заметил молодую рабыню, которая прошла мимо них по лестнице. Однако Одиссей уставился ей вслед с улыбкой на лице.

— …Или — любую другую девушку.

Дамастор опустил руку на плечо царевича и быстро повел его от других искушений вниз — к большому залу. Практически сразу же, несмотря на толпы воинов и прислуживавших рабов, он увидел Неэру. Заговорщики встретились глазами. В глазах девушки стояла беспомощная мольба.

И только после этого он заметил Малого Аякса, беседовавшего с Пенелопой. Дамастор в отчаянии понял, что царевна ведет себя с ним совсем не холодно. Внезапно планы начали рушиться самым неожиданным образом.

— Господин, — он схватил Одиссея под локоть и сразу же указал на пару. — Если хочешь поговорить с Пенелопой, то ты должен что-то быстро предпринять. С ней беседует этот нарушитель спокойствия из Локриды.

Одиссей посмотрел на женщину, которую любил. Он много вечеров наблюдал за ней на пирах — за далекой девушкой, которая презрительно отмахнулась от него и не пожелала разговаривать, хотя легко и свободно общалась с другими. Но она никогда не выглядела такой привлекательной, как сегодня. Волосы больше не были перехвачены в хвост, их скрепили довольно высоко. Теперь длинные пряди свободно падали локонами, обрамляя голову, но открывая красивые уши и шею для голодных мужских глаз вокруг нее.

Одиссей почувствовал, что его бросило в жар только от одного ее вида. Он ощутил себя в пустоте, который могли заполнить только другие чувства — звук ее голоса, запах ее чистого женского тела, прикосновение гладкой кожи и часто представляемый им вкус ее губ. Покалывание кожи, которое беспокоило итакийца практически с той минуты, как он надел тупику, превратилось в страстное желание. Оно еще больше усилилось из-за того, что Малый Аякс вмешался не в свое дело. Одиссей инстинктивно сжал пояс, где обычно висел меч. Вспомнив, что оружия нет, он сжал массивные кулаки и отправился к царевичу из Локриды.

Казалось, что Малый Аякс почувствовал его приближение. Коротышка повернулся. Улыбка льстеца тут же исчезла у него с лица, быстро сменившись обычной ухмылкой ненавидящего всех человека. Она сильно исказила его внешность, когда локридец смотрел на Одиссея.

— Что ты хочешь? Разве не видишь, что мы беседуем?

Одиссей холодно улыбнулся:

— Это может делать и любой другой. Пенелопа — ценный приз, и некоторые люди здесь интересуются тем, кто с ней разговаривает.

Царевна посмотрела на него. Ее обычная враждебность исчезла, что было странно, от этого Одиссея еще сильнее бросило в жар.

— Скажи им, чтобы нашли другую женщину, — ответил Малый Аякс. Его ручная змея зашипела и угрожающе высунула язык в сторону Одиссея. — Вокруг полно рабынь, поэтому не заставляй меня терять время.

— Икария не волнуют рабыни, но ему хочется знать о твоем интересе к его дочери. Он отправил меня сказать тебе это. Если ты достаточно умен, то прямо сейчас пойдешь к нему. Иначе, как я догадываюсь, ты будешь наблюдать за Пенелопой с другой стороны дворцовых стен.

Локридец выругался и сплюнул на каменный пол. Даже он не мог отказать призывающему его царю или откладывать дело надолго, ведь терпение Икария могло лопнуть. Коротышка с неохотой развернулся, натянуто кивнул Пенелопе и пообещал вернуться, как только сможет. Малый Аякс подозрительно взглянул на Одиссея и прошел мимо него в толпу, задев плечом.

Одиссей схватил Пенелопу за руку и подтолкнул в угол большого зала, где их не могли видеть Неэра, Дамастор и другие мужчины, которые похотливыми глазами смотрели на царевну.

— Как думаешь, что ты делаешь? — спросила она. — Разве мне запрещено разговаривать с мужчинами благородного происхождения? И кроме того, моему отцу все равно, кто проявит ко мне интерес…

Пенелопа сбросила руку Одиссея, но ее слабый гнев не мог скрыть более глубокого и непреодолимого чувства, которое девушка пыталась не демонстрировать. Оно проявлялось в расширенных зрачках и румянце на щеках. Дыхание у нее участилось, и царевне даже пришлось немного приоткрыть рот, чтобы привести в норму его ритм. Соски под платьем набухли и выделялись.

— Тогда почему ты меня избегаешь? — спросил Одиссей напряженным голосом.

— Я не знаю, что ты имеешь в виду. У тебя нет исключительного права доступа в мое общество, Одиссей с Итаки. И какое имеет значение, говорю я с тобой или нет?

Итакиец смотрел на нее и понимал: несмотря на весь его ум и хитрость, ей он врать не сможет — и никогда не захочет.

— Это имеет значение, потому что я люблю тебя.

Пенелопа посмотрела на него округлившимися глазами, пораженная таким признанием. Она разглядывала его так, словно впервые видела черты лица, волосы, неуклюжее на вид мускулистое тело. Странные ощущения, которые появились у нее после одевания, теперь немного преобразились. Девушке показалось, что теперь по ее телу разливается какая-то приятная жидкость, которая позволяет забыть обо всем, расслабляет каждый нерв и делает ее ужасающе, пугающе слабой перед Одиссеем. Казалось, звуки в зале стихли, или же их заглушило тяжелое дыхание Одиссея. Свет многочисленных факелов потускнел на фоне зеленых глаз этого человека, смотревших прямо в ее собственные.

Пенелопа хотела его и раньше, но теперь она будто лишилась контроля над своими истинными желаниями. Эмоции стали управлять телом девушки, и самым главным, доминирующим, всепоглощающим оказалось желание быть с Одиссеем и отдать ему все, что так долго оставалось только ее собственным.

— Разве не поэтому ты меня отвергала? — настаивал Одиссей.

Он слегка обнял ее, и девушка не стала сопротивляться. Ладонь и пальцы правой руки раскрыли прорез платья, оказались на изгибе между бедром и талией. При этом прикосновении Пенелопа чуть не обезумела от желания.

— Потому что ты боишься собственной любви ко мне, не так ли? Скажи мне, Пенелопа, скажи это.

— Я не знаю. Да. Да, я хочу тебя…

Когда слова вылетели у нее изо рта, она услышала, как ее кто-то зовет. Голос был резким и полным ярости. Малый Аякс выяснил, что Одиссей его обманул, и в эти минуты проталкивался по большому залу. Его крики привели Пенелопу в отчаяние.