В ответ послышался звон тетивы огромного лука. Антифий подавился очередным смешком, когда стрела снесла с головы Дамастора бронзовый шлем, который отбросило далеко за реку. Шлем поскакал по камням за итакийцами.

Дамастор так удивился, что рухнул в воду с громким всплеском. Его товарищи на берегу смеялись до слез, вскоре послышался и смех с дороги за их спинами. Эперит повернулся и увидел приближение остального отряда с Одиссеем и Ментором во главе. Из всех лишь одного Одиссея не забавляла сложившаяся ситуация.

Вместо того чтобы смеяться над Дамастором, он бросил оружие на землю, вошел в воду, проследовал мимо старающегося подняться товарища и направился к молодому человеку, держащему лук. Тот уже приготовил к стрельбе новую стрелу и целился Одиссею в грудь, но царевич не показал страха. Он остановился на расстоянии копья от незнакомца, вначале посмотрел на парня, потом на огромный лук у него в руках.

— Меня зовут Одиссей, сын Лаэрта с Итаки, — представился он, глядя лучнику прямо в глаза и улыбаясь. Это удивило Эперита, поскольку он ожидал, что друг будет представляться Кастором, сыном Гилакса с Крита. Однако царевич его не разочаровал, вновь продемонстрировав свою лживую натуру. — Я приехал в Мессению за тремястами овцами, украденными с моих островов. Заплачу тебе за любую помощь, которую ты сможешь мне оказать.

Парень колебался мгновение, раздумывая, а затем, ко всеобщему облегчению, опустил лук и шагнул вперед, протянув руку в знак дружбы.

— Меня зовут Ифит из Эхалии. Мой отец Эврит-Лучник, любимец Аполлона. Что касается твоих овец… — он пожал плечами и виновато развел руками. — Я никогда не видел страны, где было бы их так мало. Но, может, ты поможешь мне?

— Если смогу, — ответил Одиссей, опустил одну из крупных ладоней на костлявое плечо Ифита и повел его на другой берег реки.

— Я потерял несколько лошадей.

— Потерял?

Ифит улыбнулся.

— Не совсем, — улыбнулся Ифит. — Мой отец и братья считают, что их украл Геракл.

В этот момент Дамастор наконец поднялся на ноги. Воин, расплескивая воду, направился по броду к молодому лучнику. Ифит увидел его и, быстро приняв решение, пошел навстречу. Скорость его реакции соответствовала продемонстрированной ранее остроте языка. Юноша вытянул вперед руки ладонями вперед.

— Прости, друг. Мне очень жаль, что между нами возникло непонимание. Это только моя вина. Я принял тебя за разбойника, не поняв, что на самом деле ты, вероятно, человек знатного происхождения.

«Человек знатного происхождения» поразился неожиданной демонстрации дружелюбия, но, подумав мгновение, решил принять извинения. Над случившимся просто посмеялись, демонстрируя добрые чувства, которые помогли спасти репутацию.

Другие воины из отряда перешли на противоположный берег и перевели мулов, нагруженных провизией. Ментор вручил Дамастору его шлем. Он вернул стрелу, которая сорвала шлем с головы, Ифиту.

— Это правда, что ты охотишься на Геракла, парень? — спросил воин, подтверждая, что среди членов отряда уже распространяются слухи.

Ифит уже собирался ответить, но первым заговорил Одиссей.

— Если нам предстоит услышать какую-то историю, а определенно она нас ждет, то давайте выслушаем ее полностью, от начала до конца. Притом — в нужном месте. Сейчас нам следует найти какую-нибудь таверну в Мессении, где мы сможем поесть и пополнить наши припасы. Тогда наш друг и расскажет все. Возможно, он сообщит и про этот лук. Я никогда раньше не видел ничего подобного. Как тебе такой план, Ифит?

— След вора уже давно простыл, — ответил молодой человек. — Может быть, я найду какое-то вдохновение в кубке вина. Пойду с вами.

* * *

Мессения скрывалась в предгорьях западных гор, располагаясь на противоположной стороне долины от более высокой горной цепи Тайгет. Город состоял из нескольких не производящих впечатления хижин на окраинах, за ними шел внутренний круг чуть лучших домов, где жили ремесленники. Эти строения, в свою очередь, окружали середину поселения и дома, принадлежащие купцам и городской знати. Их строения оказались значительно выше, крупнее и гораздо надежнее.

Кривые улицы утопали в грязи после дождя, виднелись глубокие колеи, оставленные тяжело нагруженными повозками, которые время от времени со скрипом проезжали в одну и другую сторону по узким улочкам. Несмотря на холод, голые дети бегали между домов. Они радовались, что не нужно больше сидеть дома, поскольку дождь прекратился. По большей части матери не обращали на них внимания, предпочитая сплетничать с соседками, стоя в дверных проемах. Или же они выполняли домашнюю работу, и было просто некогда заниматься шумными детьми. Везде в воздухе пахло дымом от костров и очагов, на которых готовилась еда, самой едой и навозом.

Этот запах жилья успокаивал, он напоминал итакийцам об их далеком доме.

Вид вооруженных мужчин не был чем-то непривычным и греческих городах. Но раны на телах незнакомцев свидетельствовали о том, что они недавно участвовали в схватке. Поэтому местные жители смотрели на них подозрительно и враждебно. Никто с ними не разговаривал, и если воины сами приближались к горожанам, те или отворачивались, или говорили, что ничем не могут помочь. Несмотря на это, итакийцы наконец добрались до таверны, где хозяин с радостью продал им еды и вина, а за дополнительную плату предоставил большую комнату с соломенными матрасами для всех. Они передали мулов заботам сына владельца таверны, затем вернулись в центральный зал.

В конце дня в таверне было пусто, если не считать их самих и нескольких стариков, оставленных семьями пить вино и согреваться у большого очага в центре комнаты. Потолок казался низким, помещение освещалось только огнем очага и дневным светом, который проникал в открытый дверной проем. Итакийцы шумно заполнили скамьи, начали сбрасывать доспехи и оружие, будто змеи, избавляющиеся от старой кожи. Куча кусков кожи, из которых делались доспехи, щитов из бычьих шкур и бронзы остались валяться на полу. Старики прекратили разговоры, они молча и с интересом наблюдали за вновь прибывшими, возможно, вспоминая те дни, когда их собственные тела были наполнены силой, чтобы носить доспехи, копья и щиты.

К тому времени, как все удобно устроились, крупная женщина принесла две глиняные миски, наполненные холодной водой. За ней следовал хозяин постоялого двора, неся еще две миски. Несколько секунд спустя воины уже смывали грязь с лиц и рук, а пара вернулась с большим сосудом с широким горлом, который они тащили вдвоем. В нем вино уже было разведено водой в пропорции один к двум. Воины вытерли руки о туники, наполнили деревянные кубки вином и выпили, утоляя жажду. Потом по кругу пустили корзины с хлебом. За ними последовали тарелки с жесткой козлятиной, а также с салатом и бобами. Подали много безвкусных пирогов из ячменной муки. Подобные им составляли их основную пищу на пути в Мессению.

Все ели без церемоний и не сдерживались, утоляя голод после многих дней пеших переходов, сражений и скудного питания. Люди почти не разговаривали, набивая животы, и наконец стали вытирать последними кусочками хлеба жир с тарелок. Затем Ментор потребовал еще вина и, когда языки у всех развязались, начались разговоры.

Вначале они вежливо обращались к Ифиту, задавая общие вопросы о его доме и семье. Но разговор медленно и уверенно поворачивал к Геркулесу. Все слышали, как парень сказал Одиссею, что ищет лошадей, предположительно украденных самым знаменитым воином в Греции. Возбуждение участников отряда чувствовалось с тех пор, как имя Геракла было упомянуто. Эперит уже знал бесчисленные истории о его силе, которой никто не может противостоять, отваге, доблести и воинском мастерстве, а также бесконечных любовных победах и похождениях.

Некоторые говорили, что Геракл изменяет движение рек одними руками, другие — что он переспал с пятьюдесятью девственницами за одну ночь, а прочие — что силач убил гигантского льва голыми руками. Благодаря этим рассказам Геракл становился живой легендой, хотя до краткого упоминания его Ифитом воин из Алибаса не думал, что этот человек все еще жив. Его нянька рассказывала ему истории о Геркулесе в детстве, поэтому он казался Эпериту скорее героем легенд, чем реальным человеком — существом из прошлого, который едва ли мог относиться к их времени.