— Возможно, но необязательно. Вернувшись в Лондон, вы сможете проконсультироваться у хорошего специалиста. У него может быть другая точка зрения.

— Доктор, но почему же Отто задал вам этот вопрос, если я не его жена? Ведь это вопрос мужа!

— Или человека, собирающегося им стать. По крайней мере, так я понял герра Винтера.

Я потерпела поражение, поэтому покорно приняла таблетки и закрыла глаза. Доктор обещал мне двенадцать часов сна. Я уже почти погрузилась в желанную дремоту, когда вдруг услышала какое-то движение около моей кровати и услышала, как Бригитта говорит на своем ломаном английском:

— Вам следовало бы поговорить с Хельгой Блом, фрекен.

С трудом открыв глаза, я попыталась сфокусировать взгляд.

— Но где я могу найти ее?

Мне послышалось, что она ответила: "В башенной комнате", но, по-видимому, это мне просто послышалось. Эта комната была заперта, и только призраки жили там.

И все-таки серьезный маленький доктор оказался прав, утром я действительно почувствовала себя лучше. Достаточно хорошо для того, чтобы встать, одеться и спуститься вниз, но фру Доротея и Дина воспротивились этому. Они пришли навестить меня после завтрака.

— Вам в самом деле стало лучше, Луиза? — спросила Дина. — Выглядите вы хорошо. Глаза снова блестят. Я очень рада вашему выздоровлению, потому что хотела бы задать вам тысячу вопросов относительно Лондона. Бабушка говорит, что я смогу поехать туда, когда мне исполнится девятнадцать. Возможно, я навещу вас.

Мое радостное настроение сразу же улетучилось.

— Но я буду здесь!

— Вы можете оставаться в Монеборге, сколько вам захочется, — засмеялась фру Доротея. — Но ведь это будет только через два года. Боюсь, мы наскучим вам за это время.

— Я останусь здесь до тех пор, пока не получу развод, — упрямо заявила я. — Как с этим в Дании?

Дина наклонила свою прелестную головку и сказала:

— Мы с Нильсом говорили об этом, Луиза. Нам кажется, что англичане более щепетильно относятся к подобным вещам. Я имею в виду любовную связь до женитьбы. Мы, датчане, проще смотрим на это.

— И поэтому предполагаете, что мое обручальное кольцо существовало только в моем расстроенном воображении?

— Конечно. Вы собирались родить ребенка и подсознательно хотели уже носить обручальное кольцо.

— Думаю, Дина права, — мягко заметила фру Доротея.

Усилием воли я сдержала себя.

— Но у меня есть обручальное кольцо. Отто просил меня спрятать его в моей сумочке до тех пор, пока мы не поженимся вновь в церкви Монеборга. Мне не следовало слушаться его. Но я это сделала. А теперь кольцо потерялось. Или украдено.

— Но кто мог украсть его? — поинтересовалась фру Доротея, и в ее голосе почувствовался прежний холодок.

— Откуда я знаю? Возможно, одна из этих старух. Но скорее всего, сам Отто. После аварии он довольно долго оставался со мной наедине, пока не прибыла помощь.

— Но зачем это папе?

— В самом деле, Луиза, кто может поверить, что вы поженились, если носили обручальное кольцо в сумочке? Я готова согласиться, что вам оно понадобилось для того, чтобы поселиться в одном номере в гостинице. Мне не надо говорить, что мой сын не святой, но…

Пусть мне не верят. Я не отступлю. Я должна отыскать свое кольцо. Только его находка может ослабить позицию Отто.

— Ну вот, Луиза, вы снова разволновались, — упрекнула меня Дина. — Мы должны дать вам возможность отдохнуть. Может, вам что-нибудь нужно?

— Я хотела бы увидеться с Эриком, если можно.

— Жаль, но он уехал сегодня утром. Вернулся в свой офис. Он и так оставался здесь слишком долго. Он должен присутствовать на торжественном открытии одного из своих зданий. Дядя Эрик становится очень известным, Луиза.

— Значит, какое-то время он будет отсутствовать? — Я почувствовала совершенно необъяснимую грусть.

— Да, он не очень часто бывает в Монеборге, правда, бабушка?

— Но у него же здесь собака, — пробормотала я.

— О ней заботится Нильс. Анне хорошо здесь.

После их ухода я обнаружила, что, похоже, любой разговор с кем-либо в Монеборге приводит к тому, что я все больше расстраиваюсь. Эрик был единственным человеком, способным успокоить меня и снять напряжение. Я почувствовала себя одинокой и несчастной. Мне казалось, что я смогла бы убедить Эрика в правдивости моей истории, но для остальных требовались неопровержимые доказательства. И мне следовало раздобыть их, хотя бы потому, что я не собиралась становиться "двоемужницей", так же как и одинокой, отвергнутой женой.

К тому же я горела жаждой мести. Какие бы чувства я ни испытывала к Отто раньше, сейчас одна мысль о его предательстве заставляла меня кипеть от злости и возмущения. Как могла скрываться такая дьявольская, лживая натура за сияющими голубыми глазами? И у меня возникла твердая уверенность, что наш брак не единственный его тайный проступок. Я вспоминала намеки старух. Бедная Кристина, больная, несчастная узница, запертая в башенной комнате с Хельгой Блом… Я сползла с кровати и начала одеваться. Слабость делала меня неуклюжей, в глазах стояли слезы бессилия. Мне казалось, что я никогда не смогу одеться и подняться по лестнице без посторонней помощи. Но это была идеальная возможность заняться розыском, в то время как все считали, что я лежу в постели.

Но как отыскать Хельгу Блом? В башенной комнате… Именно эти слова я услышала от старой Бригитты. Возможно, мне только показалось это. Но так или иначе, а мне следовало подняться по лестнице туда.

Я так и сделала, хотя это потребовало от меня огромных усилий и мне пришлось несколько раз отдыхать. Но в конце концов мои подгибающиеся от усталости ноги привели меня к тяжелой деревянной двери. Я повернула ручку, зная наверняка, что это бессмысленно. Эрик говорил, что дверь в комнату заперта. Я постучала сначала тихо, потом громче, потом еще раз уже без всякой надежды.

— Есть там кто-нибудь? — крикнула я.

Я не сомневалась, что слышу чьи-то медленные шаркающие шаги. Кто-то захныкал — похоже на звуки, которые иногда издавала собака Эрика Анна. Но я видела ее на улице с Нильсом.

— Кто там? — упрямо повторила я. — Откройте дверь.

Мне снова стало нехорошо. В ушах зазвенело. За дверью что-то упало с глухим стуком. Или кто-то упал? Может, это ласточки, влетевшие в комнату через разбитое окно? Я вынуждена была сесть и опустить голову на колени. Когда слабость прошла, вокруг царила абсолютная тишина. Дверь по-прежнему была заперта. И как бы мне ни хотелось побывать в комнате, сейчас эта мысль ужасала меня. Я чувствовала себя все еще слишком слабой. Когда я поправлюсь, я приду сюда снова. Я буду кричать громче. Но откликнется ли кто-нибудь?

Во всяком случае, это будет не Кристина, поскольку двумя днями позже я стояла перед ее могильной плитой, обозначающей место, где она покоилась в церкви Монеборга. Я прочитала: "Графиня Кристина Сара Матильда Винтер" и дату смерти, менее года назад. Отто действительно поторопился жениться вторично.

В церковь меня привез Нильс. Поскольку состояние мое быстро улучшалось, я выразила желание прокатиться на машине, чтобы удостовериться, что не испытываю страха перед поездками после аварии.

Как и Дина, Нильс совершенно переменился в отношении ко мне. Он стал мягким, вежливым и очень внимательным. Я не знала, как он ведет себя с отцом, поскольку не видела Отто с той минуты, когда он вышел из моей комнаты два дня назад. Я намеренно обедала у себя и не спускалась вниз, когда он мог быть там. Я была не готова к еще одной схватке с ним.

Нильс мило согласился прокатить меня на машине, отремонтированной после несчастного случая. Он слегка удивился, когда я попросила его остановиться у маленькой церкви на противоположной стороне озера. Это было удивительно мирное, спокойное место. Отсюда Монеборг казался вырастающим прямо из озера, а его отражение в воде напоминало коричневатое пламя.