Обманул. Звучит совсем как в викторианскую эпоху. Очень мелодраматично. Это заставило меня засмеяться. Но смех только усилил головную боль и боль внизу живота, откуда, как я полагала, извлекли моего крошечного ребенка, оставив только это эхо страданий.

— Вы имеете в виду, что он обольстил меня, ввел в заблуждение? Но это неправда.

— Нет? — Продолговатое лицо фру Доротеи с большими блестящими голубыми глазами склонилось ко мне.

— Конечно нет, — нетерпеливо сказала я, опасаясь, что она загипнотизирует меня.

— Отто следовало самому сказать вам. — Хотя лицо ее находилось так близко ко мне, что почти расплывалось, голос, казалось, шел откуда-то издалека. Сердце мое бешено колотилось, голова гудела. Я вынуждена была закрыть глаза, и, когда я это сделала, что-то прохладное коснулось моего лба. — Бедное дитя. Теперь, когда вы потеряли ребенка, мой сын не считает, что у него есть какие-то обязательства по отношению к вам. Я могу осуждать его поведение, но ничего не могу предотвратить. Я только мать. А ему уже сорок шесть лет. Но он сам должен был поговорить с вами.

Жестокая… жестокая тварь… Не притворяйся, что ты делаешь это с неохотой… Я не верю твоим словам…

— Мне не хочется выглядеть злой, Луиза. Но вы должны узнать это как можно скорее, прежде чем начнете строить планы.

Какие планы? Планы жизни в этой огромной конюшне, Монеборге? Планы поимки моего неверного мужа? Нет, фру Доротея, вы ошибаетесь. Мне не нужен ни Монеборг, ни ваш сын. Единственное, что я хочу, бежать отсюда. Но я не могу этого сделать. У меня есть обручальное кольцо. Где бы оно ни находилось.

Я была не в состоянии открыть глаза. У меня возникло ощущение, будто я тону в черной воде. Все слова, которые я хотела бы сказать, клубились внутри моей головы.

— Я причинила вам сильную боль. Мне очень жаль, но этого нельзя было избежать. — И снова это сочувствие в голосе — Бедное дитя. Как несправедливо!

Уже смеркалось, когда я снова проснулась. Что-то холодное и мокрое ткнулось в мою руку, и я услышала девичий смех.

— Это Анна, — весело сказала Дина. — Мы с Эриком привели ее поздороваться с вами.

Я и не подозревала, какой очаровательной может быть Дина. С самого начала, когда я увидела ее, она выглядела недовольной и надутой, сейчас же — сплошное дружелюбие, видимо, потому что не опасалась получить меня в качестве мачехи. Интересно, почему она и ее братец так настроены против подобной перспективы? Но это уже свершившийся факт. И они скоро узнают об этом.

Собака положила огромные лохматые лапы прямо на кровать и всем своим видом демонстрировала такое же расположение ко мне, как и ее хозяева. Громкие неодобрительные возгласы фру Харбен заставили сиделку появиться в комнате. Но Дина тут же властным жестом отослала ее обратно.

— Анна совершенно чистая. Мы выкупали ее в ванной специально ради визита к вам, Луиза. Не так ли, дядя Эрик?

— Да, с шампунем, — подтвердил Эрик. — Я нахожу запах, который исходит от нее, восхитительным, но уверен, что Анна со мной не согласна.

— Вы заставляете меня смеяться, а это причиняет мне боль, — запротестовала я. И все-таки было так приятно видеть дружеское отношение ко мне и Дины, и Эрика… и Анны. — Садитесь и поговорите со мной. Я уже настолько хорошо себя чувствую, что скоро встану на ноги.

— Да, об этом мы и хотели побеседовать, — сообщила Дина. — Бабушка приглашает вас вернуться к нам сразу же, как только позволит доктор. Но мы с дядей не считаем, что нужно ждать так долго. Вы можете перебраться в свою комнату немедленно, а мы с Бригиттой будем ухаживать за вами.

Я взглянула в лицо Дине и не могла не сказать:

— Еще совсем недавно ты едва удостаивала меня своим разговором. Почему ты вдруг так переменилась?

Дина покраснела.

— Я знаю, что вела себя грубо. Так же как и Нильс. Мы оба просим у вас прощения.

— Потому что я едва не погибла? Или потому, что вы считаете, что после всего случившегося я не буду вашей мачехой?

Эрик взял мою руку. Я почувствовала нежное прикосновение его пальцев, но не была уверена в искренности этого жеста. Так дьявольски трудно прочитать что-либо в этих темных глазах!

— Сейчас не время говорить о мачехах и других проблемах. Просто поверь, что мы хотим заботиться о тебе. Неужели это так трудно?

— А почему ты не в Копенгагене? — поинтересовалась я. — Ведь это у тебя там дела, а не у Отто.

— Ты права, и, к несчастью, я скоро должен туда вернуться.

— Дядя Эрик остался, чтобы дождаться, когда вы будете в безопасности, — сообщила Дина. — Он считал, что кто-то должен быть рядом с вами. Особенно когда папе пришлось уехать. Пожалуйста, Луиза, не расстраивайтесь из-за его поведения. Нехорошо говорить, что твой отец не очень порядочный и честный человек, но я все-таки немного люблю его, в отличие от моего брата, который его просто ненавидит. — Дина по-взрослому пожала плечами. — Такое случается в семьях, как это ни печально.

— Но уже слишком поздно, — сказала я, глядя в потолок.

— Слишком поздно для чего, Луиза? — спросила Дина.

— Что ты пытаешься этим сказать? — склонился надо мной Эрик.

— Я не пытаюсь сказать, я говорю вам. У меня есть обручальное кольцо, и я найду его. Мне не следовало поддаваться уговорам Отто снять его. Но мы были женаты еще так мало, что мне не хотелось огорчать его, и я согласилась держать все в тайне.

Я посмотрела в голубые глаза Дины, в темные глаза Эрика и увидела в них удивление и нечто похожее на неудовольствие.

— Таким образом, у Дины и Нильса все-таки есть мачеха, — устало проговорила я. — Им придется смириться с этим.

10

— Говорят, у тебя были галлюцинации, — послышался приятный голос Отто.

Я чудовищно устала, пока меня переводили из больничной палаты приюта в прелестную спальню, которую я с самого начала занимала в Монеборге. Очевидно, я спала, когда вошел мой муж, поскольку обнаружила его уже сидящим на стуле в ногах кровати и наблюдавшим за мной.

При виде знакомой фигуры я испытала такое облегчение, что забыла свое возмущение по поводу того, что он оставил меня одну, когда я была больна.

— Наконец-то ты вернулся. Я все время спрашивала о тебе. Тебе сказали?

— Мне сказали, что ты наговорила много всяких глупостей, — проговорил Отто, лениво поднимая свое большое тело со стула и подходя к изголовью кровати.

— Что-то насчет обручального кольца.

— О да, похоже, я потеряла его. Пожалуйста, найди его, дорогой, и тогда мы сможем доказать, что у меня не было галлюцинаций и я не говорила никаких глупостей.

— Я рад, что тебе стало лучше, — продолжал Отто, словно не замечая моих слов. — Это мамина идея перевести тебя сюда. Тут тебе будет гораздо удобнее, и, конечно, ты проведешь здесь столько времени, сколько тебе понадобится для полного выздоровления. Не меньше месяца, как говорит доктор. Удар, который ты получила, оказался очень скверным, и это, безусловно, моя вина. Могу я что-нибудь сделать, чтобы загладить ее?

Голубые глаза Отто смотрели на меня с нежностью и состраданием. Но разговаривал он со мной как с совершенно посторонним человеком…

— Произошел просто несчастный случай. Не надо ничего заглаживать. Я только прошу, чтобы ты нашел мое обручальное кольцо и снова надел его мне на палец. — Я посмотрела на его добродушное улыбающееся лицо, и какой-то странный холодок начал заползать ко мне в душу. — В самом деле, Отто, этот глупый фарс пора закончить. Я недостаточно хорошо себя чувствую, чтобы в ближайшее время вынести еще одну брачную церемонию, поэтому давай лучше расскажем правду. Я пыталась это сделать, но никто меня не хотел слушать. Даже эти полусумасшедшие старухи. — И поскольку он по-прежнему ничего не говорил, а только терпеливо слушал, словно имел дело со слабоумной, я сердито продолжала:

— Твоя мать — вполне нормальный человек, и Эрик, и твои дети. И они поверят тебе, если ты все объяснишь им.