94 . Это показание следующим образом сокращено и искажено в месте, приведенном Якутом от имено Мукаддесси (
у Френа, Ibn Foszlan, стр. 3
): «Славяне производят набеги на них (то есть, Руссов) и берут у них имущество». Таким образом, в этих словах выходит смысл, диаметрально противоположный тому, что сказано у Ибн-Даста. Поэтому понятно, что Круг не мог объяснить себе это показание и заметил справедливо (там же, стр. 485
): «Ни в первоначальных областях Русси, ни в завоеванных первыми преемниками 4Рюрика Руссы не давали Славянам увозить свое имущество; последние, наверное, были больше в убытке». Он, стало быть, предполагал недоразумение в словах Якута, и, как мы видим из Ибн-Даста, так оно и было.
Руссы приходят на кораблях к Славянам и полонят их; но откуда являлись они на кораблях? Это не сказано. Может быть, из Швеции? Ни под каким видом, ибо эти русские купцы разбойники были подданными сидевшего в Киеве русского Хакана и жили, как мы видели выше (
стр. 23
), около Волги. Они, вероятно, ходили на своих кораблях и производили набеги по той же реке и по тому же пути возили они живой свой товар к Болгарам и Хозарам, что мы и знаем из Ибн-Фодлана (см. Френа, там же, стр. 7 и 9
).
О торговли Руссов с этими странами вообще мы поговорим ниже (§ 4, примеч. 98). Здесь заметим только следующее: Имя города, куда Руссы обыкновенно отводили пленников, пишется в рукописи (***), «Хареван». Такой город не известен; но за то мы знаем из Ибн-Хаукала, что восточная часть города Итиля, обитаемая преимущественно купцами, называлась (***), Хазераном, и что Руссы состояли в торговой связи особенно с этим городом (
См. Френа, там же, стр. 71 и его же De Chazaris, стр. 602, примеч. 73
). Форма (***), «Хареван», явилась из формы (***), «Хазеран», вследствие опущения одной точки и незначительна изменении одной только буквы. Имя области, столицею которой был Тифлис, пишется подобным образом, именно (***) (См. Ибн-Хордадбех в Journ. Asiat. 1865, ч. V, стр. 98 и 489 и 1866, ч. VII, стр. 262; Масуди, стр. II, 65 и 67; Мерассид, ч. V, стр. 331 и след., Aboulfeda, Geogr., texte, стр. 219, 397, 391 и след. и trad., стр. 326 и там же, примеч. 2
). Далее был город (***), «Хазван», недалеко от Бухары (См. Якута, II, стр. ***, s. v. ***
). Но ведь гораздо проще разуметь тут Хазеран, часть города Итиля, потому что мы положительно знаем, что Руссы возили товары и туда, и что многие из них постоянно жили там (см. Масуди, И, стр. 11
).
95 . Ниже, § 4, говорится: «Русь не имеет недвижного имущества, ни деревень, ни пашен». У Якута это место в конце § 2 передано словами: «Они не имеют пашен и стад». Круг, считающий Руссов арабских писателей непременно Норманнами, полагает, что это показание не может относиться к жителям Скандинавии вообще, ибо эти последние занимались и земледелием, и скотоводством. Поэтому он думает, что показание это относится к тем воинственным Норманнам, которые, выселившись из Скандинавии, владычествовали в чужих странах (в данном случае в России) и, конечно, не могли и не хотели заниматься земледелием и скотоводством и т. д. (
См. Круга, Forschungen, II, стр. 481 и след.
) Г. Гедеонов (там же, стр. 88
) также думает, что показание это может относиться только к Норманнам. Я же полагаю, что тут очень легко может быть речь о настоящих Руссах. В этом случае Ибн-Даста только отнес ко всему русскому народу то, что ему рассказывали разные русские купцы о себе и своих товарищах. Подобные недоразумения встречаются и у новых путешественников. Показание Ибн-Даста о том, что Руссы живут исключительно своею добычею в земли Славянской, по моему мнению, ясно указывает на то, что тут роль идет не о целом народе, а только о купеческой и, может быть, военной корпорации, и что повествователь разуметь только тех Руссов, которых сам видел, и которые вели подобную жизнь. Как известно, и ныне есть у нас целые местности, например, в Ярославской губернии, в которых большая часть жителей занимается исключительно торговлею и не имеет ни пашен, ни скота. Я не сомневаюсь, что подобные местности, исключительно занимающаяся торговлею, существовали у нас и тысячу лет тому назад. Мы, Русские, народ консервативный, и сохраняем до нынешнего времени добродетели, пороки и склонности наших предков, живших тысячу лет тому назад. У нас и ныне существует гостеприимство наших предков, какого нет нигде в свете; но вместе с тем не совсем исчезли у нас и беспорядки времен Рюриковых, и ныне еще не один мужичек умирает за водкою, как это было во время Ибн-Фодлана. Поэтому, полагаю, мы имеем право сделать обратный вывод, именно, что и во время Ибн-Даста существовали «Ярославцы», занимавшиеся исключительно торговлею и не имевшие ни пашен, ни скота. Таких-то людей Ибн-Даста, вероятно, и спрашивал на берегу Каспийского моря об их житие-бытие и показания их относил ко всему русскому народу.
Впрочем, позволяю себе заметить, что сказанное мною о консервативном характере русского народа можно сказать и обо всех других народах земного шара. Тот, кто внимательно следить за внутреннею жизнью народов, легко заметить, что характеристические черты, наклонности, обычаи и духовный склад жителей любой страны или народа сохраняются, хотя и в измененной форме, по прошествии тысячелетий. Это явление мы видим даже у тех народов, которые подвергались смешению с другими и совершенному изменение политических форм, даже у тех народов, у которых была введена новая религия. Читая характеристику древних Галлов, мы думаем, что речь идет о Французах нашего времени. В Италии и Греции путешественника поражают многие обычаи, многие черты и явления классической эпохи, сохранившиеся доныне. В Персии путешественник часто думает, что он в государстве Ахеменидов, и многократные увещания против лжи в священных персидских книгах, приписываемых Зороастру, объясняются характером нынешних Персиан. Персиане, как известно, со времен Ахеменидов смешивались с Греками, Парфянами, Арабами, Турками и Монголами; приняли новую религию, а между тем характер их не изменился. А потому именно, что характер и нравы народов неизменны, одна и та же религия обыкновенно принимает различные формы у различных народов, одни и те же законы получают различное применение. Все установления применяются к характеру народа, а не наоборот. Особенности, глубоко коренящиеся в характере отдельного народа, даже одной личности, неискоренимы; они только являются при различных обстоятельствах в различных формах, которые однако же все объясняются одним и тем же принципом. Но здесь не место распространяться об этой истине, не всеми признаваемой.
§3.
96 . Тоже сообщает нам Якут по Мукаддеси, хотя и в сокращенном виде (
см. Френ, там же, стр. 3
). Подобное показание находим мы и у Мирхонда, рассказывающего, что у Руссов в обычае давать в наследство дочерям все имущество, а сыновьям только меч, причем они говорят: «Вот твоя наследственная доля» (см. Hammer стр. 48, 57, 65, 109, 117 и 124
).
Об этом показании говорит Круг (
Forschungen, стр. 492 — 498
) и доказывает, до какой степени меч был предметом гордости и отрады Норманнов, как они презирали золото и серебро и любили меч, так что часто имели большие запасы драгоценных мечей. Но ошибаются те, которые из этого показания Ибн-Даста выводят норманнское происхождение его Руссов. Почитание меча, то есть, оружия, материальной силы, есть наследственная доля индоевропейских народов вообще, направление, которого не могло искоренить ни христианство, ни древняя, ни новейшая цивилизация, и которое, к сожалению, еще надолго останется не искорененным. Кто герои и идеалы в эпопеях Арийцев, у Гомера, в Шах-Намэ, Нибелунгах, песнях о Сиде и пр., и пр.? Представители материальной силы, люди с руками, обагренными кровью, люди, разрушавшие города и целые государства. Разве народы, принадлежащие к индоевропейскому племени, и ныне думают иначе? Французский Чингисхан нашего века, на совести которого лежит смерть миллиона юношей, разве не обижается доныне половиною Европы? Способнейшие люди из способнейших индоевропейских народов не употребляют ли с давних пор свои таланты и остроумие на изобретение разных разрушительных машин. Не уважают ли эти народы еще и ныне «мужа меча» больше, чем «мужа духа»? Но спрашивается: были ли народы, думавшие иначе, имевшие другие идеалы, народы, героями которых были «мужи духа», народы, почитавшие дух выше меча? Многих таких народов, конечно, не было; но один был. Народ этот, оскорбляемый и презираемый в течение более, чем двух тысячелетии, и часто сравниваемый с цыганами, имел, конечно, и мужей меча; но имена их за немногими исключениями, забыты, и люди, их носившие, никогда не были уважаемы за то, что они — воины. Имен же законодателей, мудрецов и учителей своих — этот народ во все времена имел таковых — он никогда не забывал, и эти мужи духа, часто выходившие из низших классов народа, всегда почитались и почитаются ныне; они даже считаются святыми. Чего желал, на что надеялся этот народ? Он желал и надеялся, что настанет время, в которое все народы земного шара будут искать истины и находить ее, в которое все народы «перекуют мечи свои на сошники и копья свои на серпы; не поднимет меча народ на народ, и не будут больше учиться воевать» (Кн. Исаии, II, 4; кн. Михея, IV, 3.
). И как представляли учители этого народа идеального героя и идеальное время? Будет ли этот герой завоевателем городов, грабителем стран, покорителем народов? Желал ли этот народ приобретать себе «славу», в французском смысле, покорением других народов? Нисколько. Идеальный герой этого народа будет одарен мудростью, разумением, познанием и страхом Божиим; «правда будет поясом на чреслах его и верность на бедрах его; бедного будет он судить справедливо и неправедного уничтожать дуновением уст своих»; во время его всеобщий мир будет царствовать, и вся земля будет преисполнена разумением (Кн. Исаии, XI, 2- — 9
). Такой муж мудрости и справедливости составлял идеал этого народа, и время общего мира, общего распространения познания и образования, уже более, чем две с половиною тысячи лет тому назад, было предметом его желаний и надежд. Не пустая ли мечта этот идеализм? О, нет! Это идеализм библейский и поэтому он и должен быть целью стремления всех истинных библейских народов. Я, потомок этого древнейшего библейского народа, родственник пророков, предвещавших такое время общего мира и разумения, — я горжусь этим родством, — я твердо вторю, что настанет время, — может быть, время внуков наших — когда сделают машины из пушек, рельсы из корабельных броней, гимназии из казарм, и употребят военные бюджеты на построение шоссе, каналов, рабочих и школьных домов и на общее распространение образования. Не имеющий такой веры не верит в усовершенствование человечества, а кто не верит в это усовершенствование, тот не знает человечества и его истории. Извиняюсь пред читателем. Я забыл, что должен объяснить арабского писателя. При словах моего автора о великом почитании меча, невольно явилось множество мыслей, проникающих всю мою душу. И если они возникли в моей голове, то пусть узнают о них и другие. Ведь мои надежды — надежды древних пророков, божественные слова которых почитают две трети человечества, хотя и не всегда внимают им.