Арно Дж. Майер в своей противоречивой книге «Почему не сокрылись небеса? «Окончательное решение» в истории»» возвращается далеко назад, к ужасам Тридцатилетней войны, к штурму Магдебурга 10 мая 1631 года, когда было убито тридцать тысяч мужчин, женщин и детей, и даже ещё дальше — к массовому истреблению крестоносцами тысячи ста невинных жителей Майнца в 1096-м году, — чтобы найти параллели к массовому убийству евреев во время Второй Мировой войны. ^[93]

С другой же стороны, в книге нет даже упоминания о европейской работорговле, которая насильственно перевезла с континента на континент пятнадцать миллионов «негров» и, возможно, истребила столько же. Нет там никакого упоминания и о европейских колониальных войнах и карательных экспедициях 1880-х и 1900-х годов. Если бы Майер бросил взгляд в этом направлении, он нашёл бы здесь столько примеров зверского истребления, основанного на явно расистских убеждениях, что Тридцатилетняя война и крестоносцы показались бы ему тогда неоправданно далёкими.

В моём путешествии через Сахару я побывал в двух «Майнцах».

Один называется Заатча, там в 1849 году французами было истреблено поголовно всё население. Другой — Лагуат, там декабря 1852 года после штурма была уничтожена уцелевшая треть населения, в основном женщины и дети. В одном колодце было найдено 256 трупов, трупы животных никто не считал.

Вот так обращались с низшими расами. Говорить об этом не считалось хорошим тоном, но и скрывать тут было нечего. Это была принятая практика.

Хоть какие-то дебаты по этому поводу начинались лишь в редких случаях — например, после событий, имевших место, когда Джозеф Конрад писал «Сердце тьмы», а центральноафриканская экспедиция была уже на пути в Зиндер.

156.

Автобус на Зиндер выезжает в 7:30. на рассвете я нахожу человека с тачкой и прошу его помочь мне с компьютером и чемоданом. Это холодное и ветреное утро, несколько костров мерцают возле палаток через дорогу, ещё горят несколько тусклых ламп, приглушаемых светом зари.

Через полчаса появляется водитель и начинает мыть окна в большом белом грузовике «рено», переоборудованном в автобус. По бокам машины надпись огромными красными буквами: Societe Nationale de Transport Nigerienne.

Начинают собираться торговцы сигаретами и леденцами. Дрожащий человек продаёт красные орехи, которые лежат у него очищенными, неприлично обнажёнными на подносе. Ярко-жёлтая детская шапочка обрамляет антрацитово-чёрное лицо.

В половине девятого пассажиров вызывают по пассажирскому списку и каждому дают кусочек бумаги, который после ещё одной переклички обменивается на билет, уже позавчера зарезервированный и оплаченный.

Человек стоит на бочке и бросает багаж водителю, который закидывает его на крышу автобуса. После этого станционный смотритель заходит в автобус и, стоя внутри, откуда его очень трудно расслышать, начинает третью и окончательную перекличку. Я пропускаю своё имя и таким образом теряю заранее зарезервированное место впереди. Остаются только задние места.

Я всё ещё могу передумать. Я всё ещё могу спрыгнуть. Здесь, сидя сзади, мне ни за что уже не справиться с тряской. А когда мы окажемся в пустыне, возврата не будет. Придётся ехать и ехать, восемь часов, что бы ни случилось. Сейчас, в этот момент, и только сейчас, у меня есть шанс выйти.

В момент отправления, как всегда, всё та же смесь паники и радости. Как влюблённый теряет опору под ногами. Что будет дальше? Понятия не имею. Знаю только, что я бросился куда-то с головой.

157.

Во главе центральноафриканской экспедиции 1898 года стояли капитан Вуле и лейтенант Шануан. ^[94]

Поль Вуле, тридцати двух лет, сын врача, питал, по словам коллег-офицеров, «истинную страсть к крови и жестокости, иногда сочетавшуюся в нём с глупой чувствительностью». Он был, как говорили позже, слабой личностью, попавшей под полное влияние двух злых людей, своей темнокожей любовницы и Шануана.

Шарль Шануан, сын генерала, считался порывистым, беспощадным и жестоким — «жестоким из равнодушия и для удовольствия». За два года до этого, в 1896 году, эта пара друзей захватила Уагадугу, в теперешней Буркина-Фасо, и продемонстрировала большое мастерство по части сжигания деревень и убийства туземцев. Перед этой новой экспедицией Вуле расписывал губернатору Судана, как сломит сопротивление, сжигая деревни дотла.

Так, несмотря на всю свою репутацию, а может, и благодаря ей, Вуле был назначен главой экспедиции, которая должна была обследовать район между Нигером и озером Чад и отдать его, как тогда выражались, «под французское покровительство».

Во всём остальном приказы, ему отданные, были крайне туманны. «Я не претендую на то, что могу дать вам какие-либо инструкции по поводу того, каким путём следовать или как вести себя в отношении местных вождей и племён», — скромно написал им министр колоний.

Вуле получил полную свободу применять те методы, которыми стал известен.

158.

450 километров от Агадес до Зиндера — это 450 километров неровной дороги, засыпанной огромными блуждающими песчаными дюнами, которые яростно бросают автобус вверх и вниз.

Водитель ведёт машину на большой скорости, чтобы успеть добраться до заката. Как будто сидишь на прыгающем отбойном молотке. Из-за вибрации жир у меня в крови, должно быть, сбился в масло.

Надо быть постоянно готовым приподняться на сиденье и принять толчок на бёдра и мускулы рук, а не на позвоночник. Однако я попускаю каждый четвёртый или каждый десятый толчок: не вовремя замечаю, что водитель снимает ногу с акселератора, и меня внезапно со всей силой бросает прямо к центру Земли. Весь мой позвоночник обрушивается вниз, и межпозвоночные диски принимают удар на себя.

Первые несколько часов ветер очень силён. Пыль превращает день в белую ночь. Песок мчится через степь и саванну. Тонет белая степная трава, кусты в отчаянии несутся верхом на волнах песка. В пелене пыли иногда просвечивают случайные деревья и смутные фигуры людей, что побиваются вперёд, подгоняемые ударами летящего по воздуху песка.

Когда начинается пустыня, кажется, что атакует песок, но губит в пустыне не он, а сухость. Мёртвые растения уже не могут останавливать и закреплять блуждающие дюны. Мы едем часами по редкому лесу, в котором живым осталось лишь одно дерево из сотни. Белые стволы лежат на земле, как искорёженные скелеты.

После пяти часов в пустыне мы неожиданно оказываемся среди полей. Граница земледелия всё продвигалась вперёд, пока не совпала с границами пустыни. И того хрупкого жизненного пространства, которое некогда обнаружили между пустыней и полем кочевники-номады, больше не существует.

159.

Здесь, по границе пустыни, в 1898 год и шла маршем центральноафриканская экспедиция. Она состояла из девяти французских офицеров, семидесяти солдат регулярной сенегальской армии и тридцати переводчиков и «агентов». Вдобавок были наняты четыреста солдат для «вспомогательного отряда» из африканцев, которые шли воевать вместе с французами и принимали участие в сражениях ради последующего грабежа. В Тимбукту к ним присоединилось ещё девяносто сенегальцев, отданных в распоряжение экспедиции подполковником Клоббом.

Вуле взял с собой огромное количество оружия и боеприпасов, но не захватил ничего для оплаты носильщиков. Его люди просто отловили восемьсот человек и сделали носильщиков из них. Последние были одеты для жаркого климата, преобладающего там, где их поймали, и страшно страдали во время холодных ночей в пустыне. Разразилась эпидемия дизентерии, и сто сорок восемь носильщиков умерло во время первых двух месяцев экспедиции. А Шануан сам показал пример, как надо убивать тех, кто попытается бежать.

Они реквизировали продовольствие в деревнях, естественно, ничего не платя. Вместе с багажом и любовницами экспедиция разрослась до тысячи шестисот человек и восьмисот животных. Она продвигалась как рой саранчи по районам, которые обычно живут на грани голода. Ни у одного из командиров не было никакого опыта жизни в пустыне. Экспедиция курсировала между колодцами, гонимая необходимостью снабжать людей и животных сорока тоннами воды ежедневно.