Мэри-Джо допила свой виски и с чувством добавила:

— Гори оно синим пламенем, это наследство!

Шарлотта попыталась успокоить ее и предложила несколько вариантов на выбор. Может быть, Тельма согласится вывезти обстановку, а дом продать состоятельному человеку, который сможет привести его в порядок, отреставрировать? Мэри-Джо ответила, что ей совершенно некуда девать все эти предметы старины: они не влезут в ее корзину, и, кроме того, Тельма ни за что не согласится на их вывоз. А если передать дом городу или штату, с тем чтобы в нем был музей? Мэри-Джо уже предлагала это, но Тельма заявила, что не потерпит, чтобы по дому расхаживали чужие люди. Тогда Шарлотта предложила самое простое — продать несколько вещей, чтобы сделать самый необходимый ремонт и отреставрировать самое насущное. Тельма отказалась, и выходило, что после смерти тетушки Мэри-Джо все равно будет вынуждена пойти на это, чувствуя себя виноватой.

— Я вообще не верю, что она сама сможет содержать дом до конца жизни, — заключила с тяжелым вздохом Мэри-Джо.

Вот почему Шарлотта с таким сочувствием и энтузиазмом отнеслась к доселе совершенно незнакомой ей, дочери механика из Чаттануги, проблеме и предложила ей совершенно безумный план. Что, если она возьмет в аренду Толливер-хаус? Ведь трудно даже просто поддерживать дом в его теперешнем состоянии. Арендная плата, которую она сможет вносить, не очень велика, но все же поможет в этом деле. И потом, дом снова будет обитаемым. Она не член семьи Толливеров, но Тельма к ней хорошо относится. Кроме того, это хотя бы на время облегчит жизнь Мэри-Джо. Шарлотта предложила, конечно же, чисто пожарные меры, и обе они не ожидали, что Тельма пойдет на это.

Как ни странно, она поддержала Шарлотту. А то, что девушка намерена была использовать дом для своего странного, но весьма изысканного бизнеса, даже польстило самолюбию Тельмы и показалось ей более привлекательным, чем все остальное. Шарлотта и Мэри-Джо вычистили и вымыли дом, насколько у них хватило сил, по настоянию Тельмы вытащили мебель из чулана, и Шарлотта въехала. Ни о каком ныне здравствующем Дункане Толливере речи не заходило, зато Шарлотта вдоволь наслушалась о покойном.

И тем не менее именно Дункан Толливер, очень даже натуральный, сидел сейчас в библиотеке. Целую неделю он находился в доме — ходил, хохотал этим раскатистым, каким-то порочным, чувственным смехом… Если бы она только знала, что он никакое не привидение и не плод ее фантазии! Впрочем, что бы это изменило? Даже если бы она и встретилась с ним в первую же ночь, она все равно не знала бы, что делать. Тяжко вздохнув, Шарлотта разделась, села на край кровати и набросила на себя ночную рубашку. Она твердо сказала себе, что если бы знала заранее, до чего на самом деле, а не в ее воображении хорош Дункан Толливер, то сбежала бы отсюда без оглядки.

"Почему же ты не сбегаешь сейчас, Баттерфилд?" — укорила она себя.

Шарлотта и сама не знала этого. Возможно потому, что дело было не только в ней одной, но и в Тельме и Мэри-Джо. Они все вместе решили, что Шарлотта будет жить в Толливер-хаусе, но вот Дункану Толливеру их решение пришлось не по вкусу, и он захотел выкинуть ее вон… А возможно и потому, что его обвинение показалось ей оскорбительным, несправедливым и задело ее достоинство… Так или иначе, но она по своей воле решила остаться в Толливер-хаусе и отстоять справедливость.

Шарлотта снова вздохнула. Она устала, разозлилась и к тому же понимала, что, кроме всех этих действительно серьезных и основательных причин для того, чтобы остаться, есть и еще одна. Дункан Толливер перестал быть призраком, придуманным ею. Он существовал не в ее воображении, а в действительности.

И, несмотря на его дикую выходку, он показался ей, увы, необычайно привлекательным.

4

Прокрутившись всю ночь под одеялом, Шарлотта проснулась рано и с тяжелой головой. На этот раз не из-за привидения. Все было тихо наверху, в библиотеке Тол-ливер-хауса. Виновато было ее собственное необузданное воображение, и еще сны. Бредя на кухню, она недовольно поморщилась, вспомнив странный сон, заставивший ее проснуться в холодном поту, дрожа от возбуждения. Она не могла, да и не хотела припоминать всех подробностей, но тем не менее не могла отделаться от отчетливого воспоминания о черноволосом и голубоглазом генерале конфедератов, вернувшемся домой с войны в грязной и пропыленной одежде и соскучившемся по женскому теплу и ласке.

— Так дело не пойдет, — пробормотала она, ставя на плиту кофейник и добавляя в него дополнительную ложечку мелко смолотого кофе. Что-то же должно было вернуть ее в реальность! Может быть, кофеин… "Шарлотта Баттерфилд прочно стоит на земле, — убеждала она себя, — а не витает в облаках".

— Я почувствовал, как благоухает кофе.

Шарлотта вскрикнула и испуганно попятилась, увидев, что в кухню, любезно улыбаясь, вошел Дункан Толливер. Вдохнув побольше воздуха, чтобы успокоить сердцебиение, она схватила со стола коробку с кофейными фильтрами и стала закрывать ее дрожащими пальцами. Чтобы ничего не сказать, она покрепче закусила губу.

Этот утренний визитер был нисколько не похож на генерала. На нем сейчас не было серого мундира с медными пуговицами и эполетами, и сабли он тоже не захватил с собой. От вчерашнего генерала остались только черные кожаные сапоги, носки которых выглядывали из-под джинсов в обтяжку. Черная кожаная куртка и черная шерстяная водолазка довершали картину: Дункан Толливер, одетый по своему вкусу.

Покосившись на него, Шарлотта заметила, что он прислонился к угловому кухонному шкафу, скрестил ноги и сложил перед собой руки — как тогда. Его глаза, точно такие же голубые и ясные, какими она запомнила их вчера, оглядывали ее с тем же откровенным интересом, с каким генерал из ее сна смотрел на свою южную прелестницу.

Шарлотта вдруг с ужасом поняла, что пришла на кухню в одной светло-розовой ночной рубашке. Она заставила себя не смотреть вниз, точно зная, что сквозь прозрачную ткань виден силуэт ее обнаженного тела.

Убирая коробку с фильтрами в шкаф, она подняла руку и, встав на цыпочки, только тогда сообразила, что пришла сюда еще и босиком.

— Доброе утро, мисс Баттерфилд, — медлительно, с ленцой произнес Дункан Толливер. — Хорошо спали?

Уловив насмешливые нотки в его голосе, она хлопнула дверцей шкафа.

— Как убитая.

— Вы встали раньше, чем обычно.

— Никто не мешал мне спать сегодня ночью, — ответила Шарлотта, пытаясь говорить так же мягко и иронично, как и он, хотя это было ей нелегко. Думая о том, что всю прошлую неделю он непрерывно наблюдал за ней, она начинала выходить из себя.

Они помолчали. Шарлотта чувствовала его взгляд, но все же заставляла себя не оборачиваться.

— Я подумал, что мы могли бы выпить вместе по чашечке кофе, — нарушив молчание, сказал наконец Дункан и добавил не без иронии: — В честь старой дружбы.

Вчерашний холод, которым он обдал ее на прощанье, исчез, а простота и легкость, с которыми он к ней обратился, показались Шарлотте просто чудесными. Она оглянулась по сторонам в поисках какого-нибудь занятия, чтобы не поворачиваться к нему лицом, будучи, можно сказать, почти голой, но на плите уже закипал кофе. Так или иначе, но придется выключить газ, а значит — предстать перед ним во всей красе. Если б он хотя бы уж не был именно таким, каким она его себе представляла — высоким и потрясающе красивым, как генерал… Лежа без сна ночами, когда он ее пугал, Шарлотта воображала себе привидение именно таким. Но этотДункан Толливер не был призраком, и если она будет его бояться, то ничего хорошего из этого не выйдет.

— Мистер Толливер, — сказала она сухо, — у меня нет никаких причин пить с вами кофе и вообще находиться в вашем обществе хотя бы и минуту.

— Ошибаетесь, — благодушно ответил Дункан.

— Нет.

— А как же вы намерены от меня избавиться?

Кофе забулькал, и Шарлотте пришлось, быстро повернувшись к нему и Дункану, прикрутить газ, а потом снова отвернуться, надеясь, что Толливер не догадается, отчего она смущена.