Изменить стиль страницы

— Вы его ждете?

Вопрос нельзя было назвать невинным. Челси еще крепче сжала ручку двери. Она заставила себя разжать пальцы, затем, отведя раздвижную дверь немного в сторону, отступила, приглашая Зика Норта в дом.

— Нет, не могу сказать, что я его жду.

Зик Норт ничего не ответил, но и не вошел в дом.

Он не поблагодарил ее за то, что она ему сказала, но и не развернулся, чтобы уйти, мелькнула у нее недовольная мысль.

Скользнув по ее лицу, холодный взгляд золотисто-карих глаз окинул убранство погруженного во мрак дома у нее за спиной. Он нахмурился — нет, скорее косо посмотрел на нее — и не торопясь обвел взглядом комнату, словно имел полное право проверять место, где она живет. Это на него похоже, подумала она. Точно так же он вчера вечером взял ее за запястье с такой небрежной властностью, что сердце у нее забилось с удвоенной силой. При воспоминании об этом прикосновении оно и сейчас застучало сильнее и по спине побежали мурашки, что совсем вывело ее из равновесия, — она никак не ожидала от себя такой реакции.

В приливе раздражения Челси отодвинула дверь до конца и отступила, чтобы он мог видеть все, что хотел.

— Вашего брата тут нет, мистер Норт. Кроме меня, здесь больше никого нет, как вы сами можете убедиться, если войдете в дом. И я никого не жду.

Его бесстрастный взгляд, от которого ей становилось не по себе, снова упал на нее и прошелся по длинному хлопчатобумажному кардигану и леггинсам. Этот взгляд при всем желании нельзя было назвать сексуальным, и Челси, сделавшая движение с намерением поплотнее запахнуть кардиган, заставила себя остановиться. В конце концов, можно подумать, что ее застали врасплох в ночной рубашке и халате. От этого безотчетного порыва она снова почувствовала раздражение.

— Вас я тоже не ждала, — огрызнулась она.

— Вы что, всегда открываете дверь посреди ночи всякому, кто позвонит, не спрашивая, кто там?

Подняв голову, она бросила взгляд на миниатюрную, работающую на батареях телекамеру, установленную с внутренней стороны входа, прямо над раздвижной дверью.

— Я узнала вас, посмотрев на экран.

Прислонившись к косяку, он перехватил ее взгляд и посмотрел на телекамеру. Челси наблюдала за ним.

— Ну как, одобряете мою систему охраны? — насмешливо осведомилась она, когда он отвел взгляд от камеры.

— Классная система. — Выпрямившись, он провел рукой по волосам, и на промокшую насквозь рубашку упали дождевые капли. — Но у меня имеются большие сомнения насчет некоторых из тех, кого вы тоже могли бы признать. Ну, скажем, этого паршивого ростовщика, у которого вы выкупили саксофон брата.

У Челси вырвался протяжный вздох. Ах, да. Саксофон. Теперь ясно, что его сюда привело. Она ведь не вняла его категорическим требованиям не соваться в дела Билли, и ему это пришлось не по вкусу.

— Чего же вы от меня ждали? — спросила она.

Оставшись стоять под дождем, уперев руки в бока, убежденный в собственной правоте, он ответил вопросом на вопрос:

— А с чего вы решили, будто вам нужно что-то делать?

— А с того, что я ни на минуту не поверила обещанию ростовщика не продавать саксофон, пока Билли не сможет его выкупить. Саксофон для него так много значит.

Не обращая внимания на дождь, продолжавший идти с прежней интенсивностью, он пристально смотрел на нее, буравя взглядом, который, казалось, пронизывал ее насквозь.

— Я же просил, чтобы вы не совались в это дело, — тихо произнес он.

— Нет, не просили. Вы ни о чем меня не просили. Вы приказывали и просто-напросто решили, что я выполню ваши приказания. — Она выпятила подбородок и расправила плечи, несмотря на сквозняк, от которого ей хотелось плотнее завернуться в кардиган и захлопнуть дверь. — Вы ошиблись.

— Да, черт побери, конечно ошибся. Я решил, что у вас хватит ума не шататься по темным закоулкам позади ипподрома в Саратоге, выкладывая кучу денег какому-то грязному ростовщику, который так увяз в аферах, что от одной мысли об этом свихнуться можно. Я случайно узнал, что вы выложили сумму, впятеро больше той, что брат выручил за саксофон. В результате поползли слухи, что у Билли завелась подружка, которая тратит деньги не считая и готова выручить его из беды, только свистни. Вы знаете, чем это для вас чревато, уважаемая?

Показная храбрость Челси вмиг улетучилась, сменившись очередным приступом раздражения.

— Не понимаю, почему это должно быть чем-то для меня чревато. Мы ведь даже телефонами не обменивались.

— А вам и ни к чему. Ваш номер есть в справочнике. Свой нынешний адрес тоже можно было ему не давать. В Саратоге его и так давно уже все знают. С тем же успехом можно поставить дорожный указатель. Чем не реклама!

— Может, и стоило! Больше попадалось бы воспитанных людей среди полуночников.

— Вас могли ограбить.

— Я могла бы встретить вашего брата, — огрызнулась она. — Вы же из-за него пришли, не так ли? Думали, что, скорее всего, найдете здесь Билли.

На его лице не дрогнул ни один мускул.

— Я думал, что найду здесь пианистку в ангельском обличье, которая не придумала ничего лучшего, кроме как нажить себе кучу неприятностей. Я не предполагал, что вы станете делать все, чтобы они на вас свалились.

— Послушайте, мистер Норт, — пробормотала Челси. — Из нас двоих не я, но вы делаете все, чтобы нажить себе неприятности. Что касается саксофона, то он сейчас у меня, а не у вас.

Он стиснул опухшую челюсть, и по щеке потекла струйка воды. Сунув руку в задний карман брюк, он достал бумажник.

— Вот то, что мы вам должны за саксофон, — угрюмо отозвался он. — Так что отдайте мне его прямо сейчас, а об остальном я сам позабочусь.

Челси перевела взгляд с протянутой пачки денег на его лицо, где застыло мрачное выражение.

— Я не возьму деньги.

— Нортам не нужны подачки, — отрывисто бросил он.

Ее глаза округлились от гнева.

— Помощь другу, когда он в беде, не подачка.

— Называйте, как хотите. Я не приму помощи.

Нет, поняла она, он не примет. От нее не примет. Даже теперь, когда ему ясно, что именно она знает привычки и излюбленные места, куда Билли отправляется в случае отчаянной нужды в деньгах. Даже теперь, когда он понял, что она в состоянии помочь.

— Вы не принимаете подачек, — проговорила она севшим от ярости голосом. — Отказываетесь от помощи. От советов. Вы не желаете слушать, что думают другие, не так ли, мистер Норт? Интересно, как чувствует себя человек, вечно считающий себя правым?

Секунду он испытующе смотрел на нее, потом кратко ответил:

— Неспокойно.

— А вам не приходило в голову, что, возможно, я могу вам помочь выпутаться из неприятностей?

— Конечно, можете, мисс Коннорс. Можете запустить в них своим роялем.

Глаза у Челси сузились, и тут ее словно прорвало.

— Мне ни к чему швыряться роялем, мистер Норт. Для этого у меня есть саксофон. — Она мельком взглянула на деньги, которые он по-прежнему держал в руке. — А он не продается. Как не продается ни моя преданность, ни мое время, ни моя дружба, так что суньте деньги обратно в карман и позвольте мне закрыть за вами дверь.

Зик невольно сжался, словно от удара.

— Послушайте, — проговорил он в напряженной тишине, установившейся после словесного всплеска Челси. — Я устал, расстроился, целые сутки пытаясь узнать, насколько серьезно влип мой брат. В конце концов, какое мне дело до ночного клуба, который охраняют как зеницу ока. — Он оборвал себя на полуслове, плотно сжав губы и проглотив остаток фразы. — Извините, — произнес он голосом, не выражавшим ничего, кроме слепой покорности судьбе. — Валяйте. Закрывайте дверь. — Привалившись к деревянному поручню перед входом, он запрокинул голову и закрыл глаза.

Челси ухватилась было за деревянную раздвижную дверь, однако гнев, подмывавший ее хлопнуть дверью у него перед носом, как рукой сняло Она окинула взглядом его обмякшее тело, горькие морщины, избороздившие лицо, распухшую челюсть. Вспомнив, что ей рассказывал Билли — что-то о семье, взявшей их с братом на воспитание, — она почувствовала, как ее захлестнуло чувство более сильное, чем гнев, и более важное, чем взаимная неприязнь.