Так и стоял, ошалело вертя головой, пока вновь не завыла сирена. Стремглав, начальник караула выбежал наружу...
За два часа до этих событий...
Начальник лагеря, Ипполит Матвеевич Берц - еще живой и в совершенно пьяном виде - пытался добраться до угла лагерного двора. Затем, держась за веревки натянутые вдоль прохода, он долго мочился на одну из опор бревенчатой вышки...
Справив нужду, почти полумокрый Берц беззлобно пригрозил караульному кулаком и, матерясь, удалился обратно. Но спать он видно не собирался. Через мгновение двери со скрипом раскрылись, и Берц, держа под мышкой ворох теплых вещей, вывалился наружу. Шапки на нем не было, и еще долго лысина удаляющегося подполковника сверкала в отсветах мотыляющихся ламп...
* * *
Вместо положенных двух часов караульные стояли все четыре, - прихватив сэкономленное время, вместо зубрежки опостылевших цитат, было приятно оттянуться в тяжелом сне. Так было всегда. И долгие четыре года Аслан Бекшетов, как и все остальные, торчал на вышке через каждые сутки...
В эту ночь караульный проклинал своего командира сержанта Евсеева, злой порывистый ветер и многие килограммы белого снега, норовящих пригнуть коренастого татарина. За половину смены подол его тулупа присыпало снегом, и как ни старался солдат смахивать его вниз - все было бесполезно...
Ничего не происходило в освещенной промзоне, не говоря уже о территории за самим лагерем. Только сумасшедший мог представить, что вражьи силы попытаются пробраться вовнутрь, что бы помочь своим агентам и шпионам. Во все свои узкие глаза Бекшетов следил за отведенным участком, грозно поводя винтовкой из стороны в сторону...
По словам политрука Фикса, лагерь был до отказа набит всякой контрой. И поначалу Бекшетов никак не мог привыкнуть к беззлобному виду каторжан, с трудом передвигавших ноги и пачками мрущих в жуткие морозы. Но "особист" объяснял это явление чрезвычайной приспособляемостью контингента и упорным саботажным духом, до сих пор витающим среди зеков...
И вот она - потеря бдительности, о которой так пёкся Фикс, под звук скрипучей сирены обернулась страшной суматохой охватившей весь лагерь!
"Может учения?!" - караульный метнулся к правой стороне вышки.
Средь пелены вихрящегося снега Бекшетов разглядел фигуру красноармейца, которая, через раз промахиваясь, стучала тяжелым ломом по рельсу.
"Вах, вах, вах! - подумал Бекшетов. - Нащальник Евсейка просто так железякой не стукнет... - другого бы нашел..."
Развернувшись в сторону лагеря, - какие к шайтану враги снаружи - своих бы не упустить - он увидел, как в темень ночи убежала свободная смена во главе с сержантом...
Сирена с перерывами вопила добрых полчаса. Менять караульного на вышке никто не собирался, и это больше всего его опечалило...
ГЛАВА 4
Сквозь снежные порывы едва - едва продрались звуки сирены...
- Ну что, Кор-ней, слы-ы-ш-шишь?! - почти по слогам, прокричал Валихан. - Те-перь со-бак по-шлют!!!
От жуткого холода тело дрожало, а зубы стучали, пугая своим дробным стуком беглецов.
Крест смахнул изморозь, прилипшую к бровям, и что-то прошептал в ответ. По движению губ Валихан понял: Крест нашел что искал! Пора рыть яму...
- Ты точно уверен, что здесь?!
Крест, ничего не ответив, стал зарываться в мерзлую зыбь. Пешка, до этого молча передвигавшийся за своими спутниками, замер ничего не понимая.
- Что стоишь, как колода? Скидывай тулуп и давай ... вместе!
Этого было достаточно, что бы Пешка с размаху врюхался в снежный покров и стал помогать Корнею. Валихан, распахнув армейский полушубок, сдерживал, как мог, потоки валящегося снега...
- Здорово, братцы! - буркнул Крест.
Пешка поднял голову, и с ужасом отпрянул. В глубине распотрошенного снега торчала высохшая голова мертвеца. Взяли чуть правее и, вскоре, Корней уже ввинчивался в проход между штабелями скелетообразных покойников...
Пешку словно ветром сдуло в проход. Лихорадочно работая закоченевшими руками, он вплотную придвинулся к Корнею.
- Ну, ты Крест даешь! Это ж надо так догадаться! Я что, ... я мигом... Куда рыть то?
- Все! Уже приехали... - Крест нырнул в провал и чиркнул спичкой.
Зыбкое пламя чертыхнулось. Длинный ряд застывших покойников наводил безмолвный ужас. То тут, то там торчали руки и ноги, на которых болтались деревянные таблички. Пешка пытался разглядеть их содержание, но кроме фиолетовых разводов ничего не успел заметить - пламя медленно сошло на нет.
* * *
Стало светать. За каких-то полчаса ветер, по быстрому, сник и перед взором "нащальника" Евсеева раскрылась бесконечная даль. На сливающейся незаметно с горизонтом белоснежной поверхности тундры не было видно ни одного темного пятна. Солдаты, дыша туманом в морозный воздух, повалились на тундру. Часть овчарок сгрудилась в бесформенную стаю, две другие бестолково бегали по кругу.
Разгоняя липкую дрему, навалившуюся на солдат, Евсеев только и смог крикнуть:
- Пять минут на отдых, потом - подъем! Не то перемерзнете, к ядрена фене!
Рядом, тяжело водя впалыми боками, припали собаки.
Вскоре приехал Хиок. Не обращая ни на кого внимания, скинул потную кухлянку и тут же на морозе переоделся в другую. Подойдя к нартам, стал сбрасывать армейскую амуницию: сигнальные фонари, веревки, саперные лопатки и что-то еще, без которых солдатам не обойтись, но совершенно ненужное Хиоку.
- Куда то собрался, старый пердун? - не поднимая головы, спросил Евсеев.
Не понимая смысла последнего слова, нанаец быстро затараторил:
- Хиок, однако, искать будет... Тут русского нет! Русский, однако, хитрый! Он раньше лёг, как медведь!
- А мы кто, по-твоему, китайцы что ли!? Давай, давай, иди ищи своего медведя!.. - солдаты заржали.
Никто не одергивал старого нанайца, и тот продолжал молоть чепуху, в которой не разобрать уже было о чем речь. То ли о медведе, то ли о муке, а может быть о Манак, которая сидит неизвестно где среди полярной тундры...
Вдруг в своре овчарок поднялся переполох. Старый пес Шалый, копнув лежалый снежок, задрал морду и протяжно завыл. В разрытой снежной яме неестественно скрюченно торчала культя человека...
Солдаты вскочили.
- Вот тебе и медведь!?... - кто-то протяжно охнул и с размаху плюхнулся на заснеженную тундру...
Евсеев прикладом винтовки расширил провал и, вскоре - то тут, то там - тундра открыла взору десятки, сотни, а может и тысячи впаянных трупов...
* * *
Среди вони исподних рубашек, в бараке, приспособленном под казарму служивому люду, на всю возможную громкость человеческого голоса летела отборная брань.
- Куда они могли подеваться?! Не в поселке же им быть - ведь там стукач на стукаче - они туда не пойдут!!! - майор багровый, как вечернее солнце, брызгал слюной... - Евсеев, сколько оставил людей?
- Пятерых с двумя собаками. ...Нанаец тоже с ними.
- Запасной полк из аборигенов, что ли, ... мать твою?!
Сержант пропустил новые потоки брани. Подумал только: "Да в той яме - сибирской язвы по колено...".
Напротив, сложив ногу на ногу, сидел рыжий губошлеп Витюхин. Запустив руку в немытые волосы, начальник караула представлял себе одну картину страшнее другой: - "А где в это время были вы, лейтенант Витюхин? ... Изменник Выпин самовольно захватил власть и упустил агентов империализма... И вы, лейтенант, это проморгали!!!".
Сбежавшая троица в его воспаленном воображении превратилась в сказочных злобных гобблинов. Но вмиг все улетучилось. Снаружи дорвался окрик майора.
- Витюхин!!! Через час выезжает представитель Гублага Верхнешельска! Встретить и сопроводить!
Лейтенант исполнительно мотнул головой, но в данный момент хотел только одного: увидеть уполномоченного и выложить все, как на духу!