Молчание затягивалось.

      -«Ну да. – сумрачно подумал Хмара. –Конечно. Разумеется. Следовало ожидать. Любое наказание мы примем беспрекословно и с готовностью, но виноватыми себя не считаем.»

      Белобрысый быстро переглянулся с верзилой. Тот едва заметно кивнул, набрал воздуха в грудь и рявкнул:

      -Над нами пусть кружат вороны,

      Туман и тучи, мгла кругом -

      Непобедимые знамёна,

      Неодолимые знамёна

      Всё так же реют над полком!

      Белобрысый подхватил неожиданно высоким голосом:

      -Всё так же плещутся над ратью

      И осеняют нашу рать.

      Пусть судьбы наши хрупки, братья,

      Пусть жизни наши, кратки, братья,

      Но будет Рунь века стоять!

      -Отставить. –вяло сказал Хмара.

      Запели все. Строй дружно ударил коваными подошвами сапог по утоптанной земле, отбивая такт сочинённого Видимиром Обстоятельным марша:

      -Забыты кровь, мозоли, раны.

      Ушла усталость, голод стих!

      Мы помним лишь заветы Брана,

      Мы знаем лишь приказы Брана

      И тотчас выполняем их!

      Хмара покосился на стоящего слева и чуть позади Водя. Лицо старого воина просветлело, утратило всегдашнее «отрядное» придирчивое выражение. Он не совсем в лад, но вдохновенно подпевал:

      -Тяжка военная работа,

      Но нет нам жизни без неё.

      Шагает Братская пехота,

      Чеканит шаг наша пехота,

      И разбегается вражьё.

      Дружинный вздохнул и его голос вплёлся в хор:

      -В степи под пылевым покровом,

      В раскисших от дождя холмах

      Подошв солдатских топот ровный,

      Полков железных топот ровный

      Врага повергнет в дикий страх.

      Пройдём мы сквозь огонь и воду

      Сквозь жёсткий снег и едкий дым

      Добудем счастье и свободу

      Добьёмся счастья и свободы

      И победим! И победим!

      6.

      -Не зря ночь не спал! –тихо и устало говорил Бран. -Вот, закончил, наконец-то… Представляешь, учебник для чистоградских обучалищ...

      Он, шлёпнул ладонью по обложке пухлой рукописи повернулся к Яру Хмурому и замер. Тот безмолвной статуей стоял во входном проёме шатра, по тёмным щекам медленно текли слёзы.

      -Что? -прошептал Бран. -Кто?

      Яр тяжело, словно держа в руке пудовую гирю, поднял сжатый кулак, из которого торчала смятая бумага. С трудом разомкнув пальцы, молча отдал её Учителю. Это было донесение отрядного Водя.

      -«Простите за горькую весть, не знаю, как писать...

      В день продолжник с отрядом самострельщиков я возвращался с задания по Сухой дороге. На третьей версте у брода через речку Хилую мы обнаружили восемь повозок. Они выехали из Плывухи предыдущей ночью и должны были прибыть в Сурково сегодня утром. Но, очевидно, произошла какая-то задержка, так что рассвет застал их на броде. Там поезд и подвергся нападению с воздуха. Сначала уничтожили коней, потом были расстреляны сорок два ребёнка, которых отправляли на учёбу в Чистоград. По стрелам, извлеченным из тел, и по меткости попаданий можно уверенно утверждать, что налетели орлы с водяными и лешими на спинах. Все раны нанесены в сердце. Погибла сопровождавшая ребят Мста Упрямица.

      Плачем вместе с тобой, Учитель. Умоляем, пошли нас в бой, и позволь не брать пленных!

      Твои братья из Третьей дружины самострельщиков.»

      -При... привезли... -хрипло выдавил Яр из пересохшего горла. -Здесь...

      Бран отстранил его, пошатываясь выбежал из шатра. На сходной площадке стояли повозки окружённые быстро увеличивающейся толпой воинов. Ратники расступились перед Учителем. Тот приблизился к первой повозке, откинул зелёный плащ с бледного лица Мсты.

      -Дочка, да как же так... -беззвучно прошевелил непослушными губами. -Как же я... как же мне теперь...

      Склонился и поцеловал Мсту в ледяной лоб. Когда Бран медленно выпрямился, тяжело и хрипло дыша, глаза его полыхали ртутным блеском.

      -Правильно, что не вынули стрелы из детских сердец. -раздельно выговорил Учитель. -Пусть братья пройдут мимо повозок, увидят всё, пусть простятся с Мстой.

      И вдруг закричал, потрясая сжатыми кулаками: -Памятью матери своей, памятью Мсты, памятью этих детей, памятью всех павших братьев, жизнью своею клянусь воздать за всё! Изгоните меня из Братства, презирайте, плюйте на меня, если лешие и их холуи не заплатят за это!

      Бран рухнул навзничь. Яр и прочие Ученики бросились к нему, подняли на руки, унесли в шатёр. Ратники взревели.

       7.

      -Готовы? -спросила Внята Тихая.

      -Так точно, сестра. -коротко ответил Быль Топотун. -Ждём лишь приказа.

      Внята протянула ему запечатанный свиток. Топотун сорвал печать, прочёл, задумчиво хмыкнул, кивнул.

      -Сколько потребуется времени?

      -Час. Главное, чтобы вражьи орлы не обнаружили и не налетели...

      -Вряд ли. -Внята огляделась. -Мгла продержится ещё долго, в такую погоду они не летают. Приступайте.

      Топотун надул щёки и изо всех сил дунул в костяной свисток. Почти сразу же послышался шум и из затянувшей всё вокруг пелены тумана стали появляться одевающиеся на ходу люди. Они торопливо построились у стены высокого и длинного дощатого сарая.

      -Настал наш час. -громко объявил Быль. -Вспомните, чему вас так долго и тщательно учили, действуйте быстро слаженно и чётко, братья.

      Строй рассыпался, завизжали вырываеме из досок гвозди, затрещали подпорки. Стены сарая рухнули, являя взорам тёмную массу его содержимого.

      -Сейчас будет опасно. - предупредил Быль. -Лучше отойти.

      Внята лишь отрицательно покрутила головой: -В чём опасность?

      -В той большой землянке стоят пятиведёрные стеклянные пузыри с кислотой. Много, полторы тысячи. Из горлышка каждого тянется трубочка. Сейчас повернут колесо - ого, скрипит, значит, уже поворачивают! - и в каждую бутыль посыплется серый порошок, доставленный робами. Что-то вроде железных опилок, но точно - не железо. Лучше к землянке в это время не подходить, в горле будет жечь со страшной силой. Кислота забурлит и из неё начнёт выделяться особый лёгкий воздух. По трубочкам он потечёт вот в эту трубу, а из неё - в оболочку, надувая её.

      Послышалось громкое шипение. В тумане зашевелилась, начала расти огромная округлая туша. Внята подошла к ней вплотную, потрогала рукой пропитанную каким-то пахучим составом, распираемую изнутри «лёгким воздухом» шёлковую харадримскую ткань. Шёлк с шорохом расправлялся, поднимался вверх, приобретал очертания огромного шара. Многочисленные шёлковые канаты шли от шара к лежащеё под ним лодке-корзине, сплетённой из ветвей молодой рунской ивы.

      -Загружайте.- распорядилась Внята.

      -Да ведь шар еще не наполнен...

      -Пока загрузите - наполнится.

      Она придирчиво проследила за тем, как с бесконечными предосторожностями в лодку-корзину были перенесены и старательно закреплены в особых гнёздах по правой стенке шесть небольших чёрных бочонков. По левой стенке в таких же гнёздах установили бутыли с кислотой.

      -Где продовольствие?

      -Несут. -ответил Топотун. -Да вот оно, в холщовых мешочках. Двухдневный запас на двоих. Укладывайте, братья. А кто полетит?

      -Я. -сказала Внята.

      -И?..

      -Я.

      -Но...

      -Выполняй, брат. Знаешь же - приказ не обсуждается.

      Распёртый «лёгким воздухом» шар висел над корзиной, удерживаемый верёвками, привязанными к вбитым в землю кольям.

      -Ещё немного - и можно отправляться. -доложил Топотун. Он сомнением поглядел на Вняту. -Пойми правильно, сестра, не хочу обидеть, но... Хорошо ли представляешь, что тебя ждёт? Готова ли к полёту?