— Я догадываюсь, почему вы здесь. Верити опять что-нибудь сожгла или разорвала?

Миссис Сваллоу жалко улыбнулась:

— Ну конечно, она то и дело что-нибудь ломает или рвет, а потом ей бывает за это стыдно. Но я не особенно на нее сержусь. Знаете, мы с ней неплохо ладим.

Джани была поражена ее словами.

— Вам вовсе не нужно все ей спускать, — строго сказала она. — Мы привыкли ожидать от Верити всего, что угодно. Пожалуйста, расскажите мне, что именно она натворила.

Казалось, миссис Сваллоу трудно говорить.

— Она изрезала мою блузку, чтобы сшить кукле платье... но это не страшно. Мне нельзя было оставлять на столе ножницы, ведь я знаю, какая она...

Джани побледнела. Если это она называет пустяком, тогда что же еще мог выкинуть этот ребенок?

— И вы решили, что больше не можете держать ее у себя?

Миссис Сваллоу опустила глаза и покраснела:

— Видите ли, хотя доктор раньше мне говорил, что надежды совсем нет, я обнаружила, что у меня будет ребенок.

Джани успокаивающе улыбнулась молодой женщине:

— Это прекрасно, миссис Сваллоу! Очень рада за вас. Но Верити...

Бесполезно притворяться, что она рада и за Верити. Быть отосланной назад в детский дом — это конец. Больше не удастся убедить эту девочку в том, что мир добр и справедлив.

— Я понимаю, — кивнула Джани, стараясь не показать своего разочарования. — Если бы только вы узнали об этом до того, как взяли девочку!

Миссис Сваллоу с улыбкой поглядела на Джани:

— Да вы меня не так поняли! Верити вообразила себя моей маленькой помощницей. Я уже представляю себе, как она гордо качает малыша в красивой коляске. Это будет и ее малыш тоже, ее братик или сестричка! И мы с мужем хотим, чтобы все формальности по удочерению были закончены до того, как на свет появится малыш. Тогда у нее не останется никаких сомнений, что мы любим ее, как свою собственную дочку.

Джани пристально смотрела на молодую женщину.

— Миссис Сваллоу, — когда она говорила это, ее голос дрожал от подступающих слез, — вам кто-нибудь говорил, как вы красивы?

— Нет, — ответила она, еще пуще краснея. — Какая же я красивая? У меня такие круги под глазами, я бледная как смерть, и эти пятна... Не говорите мне об этом!

В субботу из Шеффилда приехал Ричард Брейд. Вместе с ним и Рики, Джани отправилась на прогулку в вересковые пустоши. Ярко светило солнце. Живая изгородь из буков вокруг нового дома советника Хилла все еще слепила глаза своей красновато-золотистой листвой. Джеймс Хилл сам удивился этому в день, когда приехал проверить, как продвигается строительство. Дом казался прекрасным, но Джани быстро проехала мимо него.

Припарковав машину в старом заброшенном карьере, они пошли вверх по овечьей тропе, поросшей пучками жухлой травы, мимо мрачных скал с растущим на них папоротником-орляком. Овцы в тяжелых и лохматых зимних шкурах щипали траву, тараща на них глаза и печально блея. Маленькие карстовые озера мерцали голубизной, но водяные птицы давно улетели, и Джани чувствовала, что здесь очень не хватает их криков.

Мысли Ричарда Брейда, однако, были совсем далеко отсюда. Держа за руку Рики, хрустящего яблоком, которое ему дала Джани, он рассказывал о джунглях, о мостах, которые он там построил, о большом строительном лагере у озера Виннипег. Глаза Рики округлялись от удивления, когда он слушал все это, но он по-прежнему не выпускал руку Джани, а когда они остановились немного отдохнуть, крепко прижался к ней. Отец заметил это и угрюмо замолчал.

Тогда Рики вскочил и тут же понесся за своим щенком. Ричард Брейд яростно надавил на огрызок его яблока каблуком. На его лице застыло горькое выражение.

— Я ничего не добился. Вы вот стремитесь научить Рики любить меня, тратите на нас свой выходной. А через несколько дней будете стоять перед судом и подтверждать, что я не подхожу для того, чтобы взять воспитание мальчика на себя.

— Откуда вы все это взяли? Пожалуйста, постарайтесь меня понять! Вопрос только в том, в каком доме вы поселите Рики.

— Какой дом я могу ему предложить? Давайте не будем себя обманывать!

Джани собрала все свое мужество. Она вдруг вспомнила одну фразу, которую он обронил в их первую встречу — о его друзьях в Шеффилде, «таких, как Норбусы». И тогда его лицо внезапно стало отрешенным и мрачным. Больше он никогда не говорил на эту тему. Но она все-таки рискнула спросить:

— Если... если вы вздумаете где-то осесть... Если есть кто-то...

— А вы думаете, что любая девушка с радостью согласится ехать в глушь, в чужую страну и там поселиться в бревенчатом домишке без всяких удобств... Только ради моих прекрасных глаз... и ради вот этого парнишки? — Его мрачный взгляд остановился на мальчике. Он тяжело вздохнул. — Может, вы именно этого и добиваетесь — чтобы я отказался от сына по собственной воле?

Джани чуть не плакала.

— Нет! Нет! — выкрикнула она.

— Можете считать, что вы уже выиграли свое дело в суде, — угрюмо произнес Ричард Брейд.

Джани обычно не везло с лифтом. Когда она увидела ожидающую ее кабинку, это было слишком хорошо, чтобы оказаться правдой. Она рванулась вперед, размахивая пакетами в обеих руках, и вдруг поняла, почему старый брюзга-лифтер вдруг стал таким услужливым. Это советник Хилл вежливо держал для нее лифт. Она заметила его, когда отступать было уже поздно.

Джани попыталась приветливо улыбнуться Хиллу, но наткнулась на такой холодный и даже злобный взгляд мужчины, что тут же съежилась и втянула голову в плечи.

Они доехали до второго этажа. Лифтер, с лязгом распахнув двери, гордо прошествовал по коридору, чтобы доставить посылку в один из офисов.

— А теперь, мисс Джейн Смит, — неожиданно мягким голосом произнес советник Хилл, — возможно, вы мне объясните, что вы имели в виду тем вечером, когда...

Джани не стала дожидаться, что он скажет дальше, и нарочно уронила пакеты на пол.

— Позвольте мне, — остановил ее Джеймс Хилл и, наклонившись, собрал их.

— Это рождественские подарки, — пробормотала она. — Все развязалось!

— Понимаю, — кивнул Джеймс Хилл.

— Я специально начала заниматься покупками пораньше, чтобы приготовить подарки для всех усыновленных детей и потом все это развезти.

— Послушайте, а если я сегодня вечером или в какой-нибудь другой день провезу вас по всем адресам, чтобы вы могли раздать подарки?

Сердце Джани вдруг пронзила острая боль. Это было исполнением ее самых тайных желаний, но она не имела на это никаких прав. Даже если бы она не была уверена, что он сделал свое предложение только из-за чувства ответственности перед комитетом, все равно не нужно, чтобы их видели вместе. В таком маленьком городке сплетни и слухи распространялись с пугающей скоростью. Поморщившись, Джани вспомнила игривые замечания миссис Маккробен о холостяцкой жизни молодого владельца фабрики и о том, что девушки «сами вешаются ему на шею». Поэтому она не могла позволить себе согласиться на его любезное предложение. Вежливым, но решительным тоном Джани ответила:

— Вы очень добры, но я не могу воспользоваться услугами человека, который так загружен делами, как вы!

— Так загружен, как я... — словно эхо повторил советник Хилл. В его голосе слышалась огромная усталость. — Продолжительные совещания, резолюции, бесконечные безрезультатные споры — вот и все мои дела. Разве вы не понимаете, что час, проведенный с вами за развозом подарков, будет для меня гораздо ценнее, чем целая неделя подобных заседаний?

Джани стояла молча, краснея под его пристальным взглядом.

— Вернемся к вопросу о Ричарде Брейде, — вдруг сказал советник Хилл.

Джани испуганно вздрогнула.

— Завтра я уезжаю в Шеффилд по делам бизнеса. Миссис Бриггс попросила меня кое-что там проверить. После разговора с Брейдом у нее возникло впечатление, что он не сказал ей всей правды.

От возмущения Джани даже покраснела.

— Это неправда! Брейд — честный человек! Вам не кажется, что он уже достаточно натерпелся в жизни! Но, конечно, если вы уж решили его окончательно отстранить от ребенка...