Раздался телефонный звонок. Генерал-майор Еременко снял трубку. По разговору Бахтин понял, что звонит командир дивизии. «Неужели не разрешили?» — встревожился он и стал прислушиваться к словам командира корпуса.

— Так я же говорил Емельянову, что на По-2 лететь незачем. У истребителей целое звено боевых самолетов оборудовано лыжами. Им и карты в руки, К тому же старший лейтенант Жуковский со своим ведомым сами попросились лететь за Карловым. На истребителях им куда безопаснее, чем на вашей «этажерке»... В случае чего один прикроет, пока другой будет садиться... Думаю, что уже вылетели, — положив трубку, генерал рассмеялся. — Вот друзья! Чуть ли не все просятся за Карловым лететь.

— Дружный народ... Одно слово — летчики, — улыбнулся командующий фронтом. — Этих голыми руками немцам не взять. У меня на днях произошла встреча. Вот только фамилию летчика не припомню, — задумался на мгновение командующий, потирая пальцами лоб. — Да ладно, не в фамилии дело... Его, знаете ли, на моих глазах два «мессера» заклевали. Дрался он с ними, надо сказать, отменно. Но... — командующий развел руками. — На войне как на войне... Приземлился он в поле на снег, как раз между лесом и дорогой. Вижу, выскочил из самолета и бегом к лесу. А кругом ни души... Только я и охрана. Мы на двух «виллисах» ехали. Приказываю шоферу остановиться. Посмотрю, думаю, что с самолетом. Да и летчика в степи оставлять не хочется. Выбрался это я из машины, бреду по снегу. А летчик уже в кустарник успел заскочить. Подхожу к самолету... Вдруг — выстрел. Пуля у меня над ухом просвистела. Адъютант в снег плюхнулся. «Ложитесь, — говорит, — товарищ командующий!»

— И что же, пришлось лечь? — обеспокоенно спросил командир корпуса.

— Да нет. До этого не дошло. Я этому летчику кулак показал, кричу: чего, мол, стреляешь, свои здесь... Вышел он из кустов. Но идет неуверенно. Пистолет в руке держит. Тут уж мой адъютант не выдержал кричит: «Ты что, с ума спятил? Чуть командующего не убил...» Опустил летчик пистолет. Подходит... А на лице и радость огромная, да и от стыда готов, видно, в землю провалиться. Довез я его до ближайшего аэродрома.

— Теперь ему от генерала Хрюкина на орехи достанется, — пошутил командир корпуса.

— Это за что же? — удивился командующий. Он перестал улыбаться, лицо стало суровым. — За что ему достанется? Я этого летчика всем в пример ставлю. С охраной-то вместе нас сколько было? А он один. И не испугался. О плене не подумал. Ошибся только. За немцев принял. Я приказал Хрюкину благодарность ему объявить. Вот если бы он с поднятыми руками к нам вышел... — командующий задумался. — Да нет. Летчики народ правильный...

Бахтину показалось, что генерал-полковник одобрительно кивнул ему головой.

— Разрешите идти? — спросил капитан.

В кабинет вошел начальник штаба корпуса.

— Старший лейтенант Жуковский со своим ведомым уже в воздухе, — доложил он командующему.

Уверенный, что Карлова скоро привезут, Бахтин поехал на аэродром.

Возле командного пункта толпились летчики и техники. При малейшем, еле уловимом гуле пролетающих где-то самолетов все они поднимали головы и долго всматривались в голубую даль, пока кто-нибудь не произносил:

— Нет, не то.

Тогда вновь возникали разговоры. Каждый строил свои догадки: кто будет садиться за Карловым — Жуковский или его ведомый; на какой аэродром они прилетят: на свой, где базируются истребители, или на аэродром штурмовиков? Ежеминутно поглядывая на часы, люди напряженно прислушивались к доносившимся с неба звукам, понятным только им одним.

Заметив подошедшего Бахтина, летчики смолкли и расступились, пропуская его к входу в землянку.

В землянке командного пункта, куда спустился Бахтин, тоже чувствовалось тревожное ожидание. Говорили почти шепотом. Здесь собрался руководящий состав полка.

Майор Емельянов сидел возле телефонного аппарата. Каждые три-четыре минуты он брал трубку и крутил ручку полевого телефона.

— Алло! «Береза»? Я — «Чайка». Соедините меня с оперативным дежурным «Сокола».

В переполненной землянке становилось совсем тихо. Все неотрывно следили за выражением лица командира.

— Дежурный? Как Жуковский?

Напряжение окружающих доходило до предела.

— Не вернулся еще, — разочарованно повторял Емельянов, осторожно возвращая трубку на прежнее место.

— А, Бахтин. Иди сюда, — позвал он, заметив наконец капитана в тусклом пучке света, струившемся из маленького оконца, вырубленного у самого потолка землянки.

Вдруг резко затрезвонил телефон. Этого ждали с нетерпением, и все же звонок был настолько неожиданным, что Бахтин вздрогнул.

Командир быстро взял трубку:

— Емельянов у телефона, — на какой-то миг по его лицу скользнула улыбка. — Да, да, слушаю вас...

Все, кто был в землянке, затихли и пристально вглядывались в мрачнеющее лицо командира. В тишине глухо ударилась об стол телефонная трубка, которую опустил мимо аппарата Емельянов. Не обратив на это никакого внимания, майор глубоко вздохнул...

— Жуковский отыскал в степи обгоревший штурмовик Карлова, но возле самолета никого не было, — сказал он.

Летчики молча начали выходить из землянки...

Глава IV

Тоскливым взглядом провожал Карлов самолеты товарищей. Так подраненный сокол, упав на землю с перебитым крылом, смотрит в небо. Друзья улетали на свой аэродром. Когда последний штурмовик растаял в мутной влажной пелене, застлавшей глаза, Георгий, напрягая зрение, вновь всматривался в беспредельную даль, пытаясь разглядеть маленькие, еле различимые силуэты самолетов. Перед глазами поплыли десятки сверкающих искорок. Он отвернулся.

«Неужели конец?» — промелькнуло в сознании. Вылетая на боевые задания, Георгий часто задумывался. «А что, если мой самолет будет подбит?» Нет, фашистских истребителей он не боялся. С «мессершмиттами» можно вести бой, и еще неизвестно кто кого. А вот зенитный снаряд — что шальная пуля. Он врубается в самолет в самый неожиданный момент. И тогда... «Что, если придется сесть там, у них?» Каждый раз Георгий пытался отогнать эту навязчивую неприятную мысль. Иногда это удавалось, но чаще она требовала прямого ответа: «Что же ты будешь делать, когда окажешься на земле лицом к лицу с фашистами?» И Георгий давно решил: «Только драться. Драться до последнего патрона, до последнего дыхания. Лучше смерть, чем...» Нет, он не называл это пленом. Оказаться в мерзких лапах врага представлялось ему бесчестьем.

Теперь, приземлившись далеко за линией фронта, Георгий несколько растерялся. Драться было не с кем.

На многие километры от горизонта до горизонта лежал снег. Ни одного строения, ни одного дымка. «Пустить себе пулю в висок всегда успеется, — подумал летчик. — Главное — спокойствие, — вспомнил он собственные слова, которые говорил курсантам, выпуская их в первый самостоятельный полет. — Нужно пробираться к своим. Перейти линию фронта».

С трудом переставляя ноги, Георгий прошел по глубокому снегу и отыскал автомат, сброшенный Светлишневым. Круглый диск был полон патронов.

«С этим еще можно повоевать», — обрадовался летчик. Он вернулся к самолету, достал из кабины две маленькие банки сгущенного молока — остаток бортового пайка — и засунул их в широкие карманы комбинезона. С сожалением вспомнил он о трех плитках шоколада, съеденных несколько дней назад...

Сняв планшет, Георгий несколько минут внимательно смотрел на карту. Он определил место вынужденной посадки, прикинул расстояние до линии фронта. Потом положил планшет на сиденье, вытащил из кобуры пистолет и выстрелил в пол кабины. Из нижнего бака фонтанчиком брызнула струйка бензина, Растекаясь, бензин окрашивал снег, и вскоре возле самолета образовалось большое розовое пятно.

Георгий осмотрелся — кругом по-прежнему никого не было — и закурил самокрутку. С жадностью наглотавшись дыма, он бросил окурок на порозовевший снег и быстро отбежал в сторону. От штурмовика метнулся красный пучок пламени. Только раз обернулся Карлов на огонь и зашагал на северо-восток, посматривая на маленький ручной компас.