— А что же случилось с монархией, куда делся король и действительно ли существует этот наследный принц? — спросила Рут.

— Король вынужден был оставить трон, когда власть в стране захватили путчисты.

— О Боже! — с ужасом воскликнула девушка. — Они, очевидно, разделались с ним, беднягой?

Генри зябко повел плечами.

— Этого никто точно не знает. Но в стране многие полагают, что, по крайней мере, его жене и сыну удалось спастись… Народ сыт нынешней властью по горло, но мало кто решается поднимать голову, опасаясь преследований режима. Однако кое-кто считает, что, стоит демонстрантам погромче заявить о себе, как исчезнувший наследный принц объявится и спасет народ.

— Звучит потрясающе романтично. Как в сказке. Но если принцу и удалось избежать горькой участи отца, вряд ли его появление сможет что-то изменить. Вы же видите, насколько малочисленны выступления протестующих. Режиму будет совсем несложно потопить их в крови, а заодно и окончательно разделаться с принцем.

— Вы на самом деле так думаете? — Генри даже изменился в лице. — Мне порой тоже это приходит в голову.

— Да, конечно. Вся эта затея с принцем в настоящей ситуации кажется авантюрой, если вообще не провокацией. Обыкновенный здравый смысл подсказывает, что принцу не следует появляться в стране! — с жаром ответила Рут.

— Даже если он чувствует ответственность за судьбу своего народа?

— У вас гипертрофированное чувство ответственности, — не сказала, а припечатала Рут. — Я очень сочувствую этим несчастным людям, но наследный принц не сможет избавить их от невзгод.

Генри, очевидно, наскучила эта тема, и он заговорил о другом. В комнате почти стемнело, но оба не замечали этого, увлеченные разговором. Генри был потрясающим собеседником — умным, проницательным, чрезвычайно эрудированным. Они успели обсудить чрезвычайно широкий круг вопросов — от межпланетных путешествий до причин вымирания лягушек, которые, словно услышав, что о них говорят, устроили за окном невероятный гвалт.

— Новозеландским лягушкам, — улыбнулась Рут, — видимо, никто не сказал, что они вымирают.

— Они не мешают вам спать, по ночам?

— Я уже привыкла к ним. Без этого концерта, наверное, и не заснула бы. С самого детства каждое лето я проводила на озере. Так что это кваканье для меня — символ отдыха, развлечений.

Генри поднялся и включил настенные бра; мягкий свет озарил его, и у Рут даже дыхание перехватило от волнения. До чего же Генри красив! Как прекрасно сложен! Он словно родился в этой сшитой на заказ одежде — так ладно все на нем сидит. Его фотография могла бы украсить обложку любого журнала. Вот только эти ястребиные, пиратские черты ломали привычный образ «красавчика» и, выдавали его непростой характер.

— Пора готовить обед. Ваше обещание помочь остается в силе?

Еда была выше всяких похвал: ароматный суп с зеленым горошком, крошечные тосты с сыром к нему, севрюга с рисом. К рыбе Рут приготовила приправу из сметаны с лимоном и укропом. Генри сделал овощной салат, украсив его зеленью и ломтиками помидоров.

— Как насчет пудинга? — предложил Генри, когда севрюга и рис исчезли с тарелок. — Есть и фрукты.

— О нет! — взмолилась Рут. — И так всего слишком много… Вы обманули меня! — добавила она с шутливым негодованием.

Генри широко улыбнулся.

— Чем вызвано такое серьезное обвинение?

— Вы говорили, что умеете готовить лишь самое элементарное. А на самом деле… — Слова застряли у Рут в горле: он не отводил взгляда от ее лица, и в глазах его было такое, от чего Рут почувствовала восхитительную слабость и головокружение. Впрочем, может быть, виной тому был не Генри, а рислинг, бокал с которым она держала в руке? — Вы расскажете мне, как готовить такую севрюгу?

Довольный похвалой, он рассмеялся.

— Конечно. Я очень рад, что она вам понравилась.

— А я готовлю неважно, — призналась Рут. Прекрасный обед, тепло камина, интересный собеседник — все это создавало атмосферу уюта, располагало к откровенному, дружескому разговору. — Собственно, я никогда и не стремилась преуспеть в поварском искусстве. Но, глядя на вас, мне хочется исправиться.

Их прерванная обедом беседа возобновилась, и Рут выяснила, что Генри любит отдохнуть с книгой о путешествиях, а из драматических искусств предпочитает оперу.

Рут же призналась, что любит старые черно-белые французские фильмы, герои которых — страстные мужчины и коварные, бездушные женщины. К своему удивлению, она узнала, что и Генри отдал дань подобному кинематографу и получил от этого колоссальное удовольствие.

С Генри приятно поболтать обо всем на свете, думала Рут, когда они мыли посуду, и все же между ними по-прежнему существует некий барьер. В этот момент Генри бросил взгляд на Рут и улыбнулся. Та улыбнулась в ответ, сердце ее радостно затрепетало, и мысли о барьерах и преградах отошли на второй план.

Лампочки внезапно вспыхнули и погасли. Кухня погрузилась в кромешную темноту.

— Этого еще не хватало! — досадливо произнес Генри. — Не волнуйтесь, сейчас я включу газовое освещение.

Кофе они приготовили при мягком, теплом свете газовых ламп и устроились в гостиной, медленно потягивая его под мерный шум дождя. Стены этого благоустроенного дома надежно защищали их от всего остального мира.

Тем не менее, Рут заметила, что в их разговоре все чаше возникают паузы, и почувствовала тщательно скрываемое напряжение Генри. Видимо, гостеприимство стало для него обременительным, подумала она. Вот сейчас допью кофе, извинюсь и отправлюсь спать.

Не успела Рут поставить пустую чашку на столик, как кто-то позвонил в заднюю дверь. От неожиданности она вздрогнула.

— Кому это не сидится дома в такую ночь?

— Пойду выясню, — сказал Генри.

Рут поднялась с кресла, но осталась стоять рядом. В комнате послышался усилившийся шум дождя — дверь открылась. Затем он вновь превратился в отдаленное мерное бормотание — дверь затворили. В коридоре раздался всхлип, и тут же Генри ввел в комнату худощавую женщину лет пятидесяти. Вода стекала с нее ручьями. Женщина окинула взглядом гостиную, словно ища кого-то.

Генри бесцеремонно приказал Рут:

— Налейте кофе для миссис…

— Рейнолдс, — вставила женщина дрожащим голосом: у нее зуб на зуб не попадал. — Спасибо, но я очень тороплюсь. Где Питер?

— Его нет.

Женщина набрала в легкие побольше воздуху, пытаясь успокоиться.

— Я думала, он здесь, — растерянно произнесла она и смолкла, расстроенная, обескураженная, словно забыв, зачем сюда пришла. Через секунду-другую, очнувшись, она вскинула глаза на Генри.

— Зачем вам Питер? — спросил тот.

Он заботливо усадил женщину в кресло и придвинул ей кофе с большим количество сливок и сахара, который быстро приготовила Рут. Девушка помогла ей взять чашку в обе руки — пальцы у женщины одеревенели.

— Понимаете, вчера мой муж перегнал часть скота из низины поближе к дому. — Миссис Рейнолдс невидящим взглядом смотрела перед собой. Пытаясь подавить сотрясавшую ее дрожь, женщина возобновила сбивчивые объяснения: — А сегодня я поехала в Нью-Плимут… Наша внучка больна, она лежит в местной больнице. Сегодня у нее день рождения. Ей исполнилось четыре годика…

Генри воспользовался тем, что она на миг смолкла, и уточнил:

— Итак, ваш муж перегнал скот в более безопасное место.

— Да. — Женщина помолчала, затем продолжила уже более спокойно: — Я посидела с Билли и вернулась домой около шести часов вечера. На столе лежала записка от Дага. В ней он писал, что телята повалили ограждение загона и умчались к устью реки; Даг отправился за ними. — Миссис Рейнолдс отпила кофе.

— Время на записке указано? — поинтересовался Генри.

— Да, — ответила женщина и посмотрела на свои часы. — Он уехал часа три назад. — Миссис Рейнолдс поставила чашку на столик. — Я сразу же бросилась туда, но речка вздулась, от моста и следа не осталось. Ни Дага, ни телят нигде не видно… А Питер с Дагом друзья, они нередко помогают друг другу по хозяйству. Вот я и прибежала сюда. — Женщина прикусила губу и на секунду-другую замолчала.