Шарлотта подчинилась, как запрограммированный робот. Ремень был пристегнут как раз в тот момент, когда самолет уже поднялся в воздух, и она бросила последний взгляд на Лос-Анджелес, который только что исчез под вечерним пылающим колоколом из пыли, угара, выхлопных газов.
Ей снился сон. Другого объяснения для этого нет! Сейчас зазвонит ужасный будильник и разбудит ее.
— Теперь ты можешь совершенно спокойно отстегнуться. Мы уже давно достигли полетной высоты, и пилот уже погасил надпись.
Шарлотта, которая, как парализованная, не отрываясь, смотрела в окно, при звуках этого низкого голоса еще глубже вжалась в чашеобразное кресло. Гневно взглянув на него, она задала свой вопрос, на который хотела получить ответ в первую очередь.
— Что это значит? Где Стюарт и Эстер? Как ты вообще попал на самолет? Я хочу выйти здесь…
Он сделал лицо как при игре в покер, по которому ничего нельзя понять.
— Мы начинаем дело не с того конца. Чтобы здесь выйти, нужно воспользоваться парашютом, так как мы находимся довольно высоко и к тому же еще и над морем. Отложи это на время, пока мы оба будем в Акапулько.
— Как это так? Стюарт и Эстер хотели попасть в Акапулько!
— Дай мне сказать, тогда я тебе все объясню. В этот самолет я попал с помощью твоей очаровательной бабушки. Она все это организовала, потому что я обязательно должен был поговорить с тобой. Стюарт и Эстер находятся в моем доме в Санта-Монике.
Шарлотта сжала губы.
— И теперь мой самый главный вопрос: Что это означает?
— Ты и сама на него можешь легко ответить. Я искал место, где смогу поговорить с тобой, а ты не сможешь сейчас же снова убежать от меня.
— Нам нечего обсуждать! Ты сказал все необходимое, когда выставил меня за дверь…
Джеймс отпил глоток из своего стакана.
— А ты не могла при этом забыть, что я исходил из ложных предпосылок? Не играй лучше роль судьи надо мной, ведь весь хаос, в конце концов, возник по твоей вине! По твоей вине и по вине Эстер…
То, что он был прав, лишь еще больше разозлило Шарлотту.
— Ну и что? Я уже почти была готова все объяснить. Но ты вынес свой приговор, не выслушав обвиняемую! Тем самым инцидент исчерпан…
— Да, — подтвердил Джеймс. — Если ты сможешь поглядеть мне в глаза и подтвердить, что все было ошибкой. Что ты меня никогда не любила, и все, что нас связываю, было только частью той игры, которую ты начала из легкомыслия…
Пауза, которую он сделал, камнем легла ей на сердце. Она едва смогла выдержать его взгляд.
— Но если ты меня еще любишь, — наконец продолжил он, — Шарлотта, Эстер, или как там ты еще называешься, тогда прекрати это мучение! Выходи за меня замуж в Акапулько, тогда я буду точно знать, какую фамилию ты носишь, а ты можешь каждую неделю брать себе другое имя…
— Выйти замуж? — повторила она беззвучно.
— Разве ты находишь это предложение таким отвратительным? Это можно было бы сделать в Мексике очень быстро и без формальностей, если представить нужные бумаги.
— Но у меня их нет… — Заметил ли Джеймс, что в ее голосе прозвучало сожаление?
— У тебя они есть. Твоя бабушка в своей прежней жизни, наверное, была генералом, который всеми командовал. Итак, что ты скажешь? Я жду, Шарлотта Виндхэм. Ты должна решить…
Шарлотта была ошеломлена. Ее сердце бешено билось. Она не знала, что должна была думать и чувствовать, и уцепилась за внешнюю сторону.
— Но Эстер и Стюарт, ведь это же они хотели провести свой медовый месяц в Акапулько…
— Стюарт подарил нам на свадьбу этот полет и пребывание в самолете. Собственно, у него не было другого выбора. Твоя бабушка все решила довольно авторитарно через его голову, а твоя сестра сейчас же загорелась этой идеей. Она находит, что мы сказочно гармонируем друг с другом.
— Боже мой!..
— Он может прекрасно благословить наш союз, если для тебя это важно, любимая. Но решить должна только ты сама…
Сильная рука с выразительными длинными пальцами помогла ей подняться из кресла. Будто притянутая магнитом, она встала. На ней все еще было радужное платье, и Джеймс коснулся обнаженной кожи, когда обнял ее за плечи и притянул к себе.
Теплое, нежное прикосновение, под которым, как мыльный пузырь, лопнули гордость, упрямство, сопротивление, гнев и любовная тоска. Она была здесь, где хотела бы быть и всегда оставаться, если бы судьба подарила ей это счастье.
— Так ты, собственно говоря, еще хочешь и жениться на мне? — шепнула она. — Ты же ведь уже обладаешь мной целиком!
— Так надежнее, — прошептал он хриплым голосом. — Честно говоря, я бы охотнее всего посадил тебя не цепь, чтобы ты вновь не сбежала. Я хочу, чтобы ты всегда была со мной. Каждый день, каждый час. Все выглядит иначе, если ты здесь.
Шарлотта впитывала его слова, как умирающий от жажды пьет спасительную воду. Она не сопротивлялась, когда его руки скользнули по ее платью, расстегнули крючки, нашли молнию. Она хотела чувствовать его руки, знать, что она живет, любит…
— Признайся, ты только хочешь получить мои эскизы, чтобы продавать свои безбожно дорогие дизайнерские подушки, — подшучивала она над ним в то время, как сама расстегивала одну за другой пуговицы на его рубашке и нежно целовала каждый освобождающийся кусочек тела.
— Я хочу все от тебя! Всю тебя! — потребовал Джеймс хриплым голосом. — Я мужчина, который жаждет обладать. Ревнивый, как ты уже, к сожалению, это могла заметить, но также и готовый учиться. Ты увидишь. Пойдем, любимая, в соседнюю комнату… на дверях спальни есть нужный световой сигнал, на котором высвечивается «Просьба не беспокоить», если только нажать на определенную кнопку…
Шарлота засмеялась.
— Откуда ты все это знаешь?
— Твоя бабушка обратила мое внимание на это. Леди, которая умеет смотреть далеко вперед…
— Ты ей нравишься, не правда ли? У нас с ней одинаковый вкус во многих вещах. Счастье, что ей уже восемьдесят лет…
— Я здесь также должен обнаружить следы ревности?
— Боже сохрани, — вздохнула она и почувствовала, как ее обнаженные груди оказались в его ладонях. — Жажду обладать и ревность я тоже могу предложить, мистер Первик!
— Тогда пойдем, подари мне себя, и получишь за это меня!
И тогда Джеймс сделал нечто, что не оставило бы равнодушной Шарлотту, где бы она ни находилась — на луне или в самолете! Он нажал ту кнопку, которая гарантировала, что никто им не помешает, когда они будут любить друг друга. И в то время, когда Джеймс нежно положил ее на широкую постель, над дверью загорелась надпись: «Просьба не беспокоить».