…В дверь тихо постучали, и в кабинет вошел невысокий полный человек в черной рясе, держа в руках аккуратный завернутый в бумагу перевязанный сверток. Он осторожно сел на предложенный стул, отвернул рясу, вытащил носовой платок.

— Жаркий, однако, сегодня день, — произнес он, тяжело дыша и вытирая покрытый испариной лоб. — Да еще третий этаж. — Мардарь перевел взгляд своих маленьких заплывших глаз с Кучеренко на капитана.

— Может быть, Леонид Павлович, вы желаете поговорить со мной наедине? — спросил подполковник. Он догадывался, что Мардаря привело к нему важное дело, не каждый ведь день служители культа посещают Министерство внутренних дел.

— Нет, нет, молодой человек не помешает, — не выпуская из рук свертка, ответил Мардарь.

«Что это у него там, неужели подарок притащил? — с досадой подумал Кучеренко. — Этого еще не хватало».

— Так чем же я обязан, Леонид Павлович, вашему приходу? — вежливо осведомился Кучеренко.

Священник стал развязывать сверток. Догадка подполковника насчет подарка как будто подтверждалась. Когда Мардарь освободил наконец сверток от бумаги, Кучеренко с облегчением понял, что ошибся, однако его удивление возросло: он узнал так хорошо ему знакомую икону Иоанна Крестителя.

— Дошла до нас благостная весть, — начал несколько торжественным тоном отец Леонид, — что в музее открывается отдел древнего искусства. Совет нашего храма архангелов Михаила и Гавриила постановил внести лепту в это святое дело. — Он помолчал. — И посему просим принять наш дар музею — икону Иоанна Крестителя, Ангела пустыни. Пусть все, а не только миряне нашего прихода, лицезреют лик предвестника Мессии.

Озадаченный Кучеренко молчал, не зная, как и что ответить. Собравшись с мыслями он мягко произнес:

— Леонид Павлович, так мы же милиция, такими делами не занимаемся. Вам лучше в музей обратиться.

— Милиция всем занимается, — со значением ответил священник.

— Кажется, Леонид Павлович, раньше вы о нас были несколько другого мнения.

Мардарь только вздохнул, снова полез за носовым платком, приложил его к полному округлому лицу и смущенно пробормотал:

— Вы уж извините, грешен… А икону в музей я сам отнесу.

Необычайный посетитель замолчал, что-то обдумывая.

— Ну тогда, Петр Иванович, я благодарственный молебен в храме отслужу… в честь милиции. Если вы, конечно, не возражаете.

— А чего мне возражать, святой отец, — улыбнулся подполковник, — дело ваше, мы в церковные дела не вмешиваемся.

Когда дверь за Мардарем затворилась, капитан с удивлением произнес:

— Занятный поп. Первый раз слышу, чтобы по милиции молебен справляли.

— И я тоже первый, — согласился Кучеренко, — только не поп, товарищ капитан, а священник. Такие вот дела, молодой человек.

И снова углубился в изучение лежащего перед ним уголовного дела. Оно только начиналось.

Талон к врачу

Рассказ

I

По своему обыкновению Борис Михайлович и в этот субботний день поднялся рано. Наскоро проглотил приготовленный женой завтрак, вышел в прихожую и потянулся за старенькой болоньевой курткой. Софья Львовна знала: эту куртку муж надевает всегда, когда садится за руль.

— Куда это ты с утра собрался на машине, и без меня? — с некоторой обидой спросила она.

Борис Михайлович мягко улыбнулся:

— Понимаешь, Софочка, забыл тебе вчера сказать. Техосмотр сегодня в ГАИ, но прежде надо привести в порядок машину, помыть и вообще… Тебе это неинтересно… Так что до свидания. К обеду вернусь.

Напрасно ждала к обеду своего супруга Софья Львовна. Не пришел он и к ужину…

Звонок заставил женщину вздрогнуть. Пока бежала к двери, успела подумать: это не муж — у него есть свой ключ. На пороге стояла дочь Клара, веселая, нарядная. Она ушла сразу после обеда в свой институт на вечер и ни о чем не подозревала. По озабоченному, расстроенному лицу матери Клара поняла: что-то случилось.

В эту ночь ни мать, ни дочь так и не сомкнули глаз, строя различные догадки, обычно со счастливым концом, и успокаивая друг друга.

А ранним утром Софья Львовна уже сидела в кабинете дежурного по Октябрьскому РОВД. Капитан молча выслушал взволнованный, сбивчивый рассказ растерянной женщины, предложил ей стакан воды, потом спросил:

— А теперь давайте по порядку. Только, пожалуйста, не волнуйтесь. Что сможем — сделаем. Но и от вас многое зависит, от ваших показаний. Постарайтесь вспомнить как можно больше. Нас интересуют детали.

Капитан говорил спокойно, деловито, доброжелательно. Это подействовало. Женщина взяла себя в руки; только, пожалуй, белый кружевной платочек, который она нервно теребила в руках, выдавал ее волнение.

Капитан взял лист бумаги, ручку и принялся составлять протокол, задавая интересующие его вопросы.

Софья Львовна, словно завороженная, наблюдала, как быстро бегает карандаш по белому листу бумаги, облекая ее рассказ в ровные фиолетовые строки. Это зрелище почему-то действовало успокаивающе, хотелось думать, что все обойдется.

«…Бершадский Борис Михайлович, — аккуратным почерком выводил капитан, — 1931 г. рождения, уроженец Леово, образование 7 классов, слесарь… Рост 171 см, среднего телосложения, волосы темные, лицо продолговатое… Особые приметы: на лбу и щеках небольшие шрамы. На большом пальце правой руки отсутствует ногтевая фаланга… Ушел в гараж по улице Керченской… Автомашина «Лада» бежевого цвета, номер 16—90 МДЯ…»

Карандаш остановился, и капитан задал очередной вопрос:

— Как был одет ваш муж?

— На муже были брюки кримпленовые песочного цвета, — не раздумывая, сообщила она. — Рубашка — бурдовая в клетку…

— Простите, какая рубашка? — переспросил, думая, что ослышался, капитан.

— Бурдовая, ну… темно-красная такая, — удивляясь его непонятливости, пояснила женщина.

Дежурный с трудом подавил улыбку.

— Не припомните ли чего-нибудь… — он помедлил, подыскивая нужное слово, чтобы не обидеть, — необычного, что ли, в поведении вашего мужа? Может быть, заехал к кому-то в гости и задержался, у родственников или…

Софья Львовна поняла, что имеет в виду капитан, и не дала ему закончить.

— Нет, нет, только не это. Женщину я исключаю. Этого не может быть! — с чувством произнесла Бершадская.

Капитан про себя лишь усмехнулся столь горячей уверенности: за годы службы он повидал многое, но спорить, естественно, не стал.

— Ну, а к родственникам он мог заехать? Где они живут?

— Родственники у нас только в Леово, муж один к ним никогда не ездил. Но кто знает, возможно, и решил навестить.

Заканчивая разговор, капитан спросил:

— А фотографию мужа не захватили?

Софья Львовна виновато пожала плечами:

— Не подумала как-то, торопилась… А что, она нужна? Тогда я сейчас принесу, дома есть, и не одна, — ответила она и торопливо вышла из кабинета и вскоре возвратилась с несколькими фотоснимками.

Капитан выбрал, по его мнению, самый подходящий, отложил в сторону и хотел было заняться делами, но Бершадская не уходила. Капитан вопросительно взглянул на нее.

— Понимаете, я кое-что еще вспомнила, может быть, вам будет интересно узнать. Муж, когда уходил в гараж, взял с собой палочку, красивую такую, с резной ручкой, в белую и черную полоску, как у автоинспектора, словом.

Взгляд капитана из вопросительного стал весьма заинтересованным, он понял, что женщина говорила о милицейском жезле.

Выяснилось следующее. Недели две назад Бершадский с женой и дочерью поехал в Калараш, просто так, прокатиться, в магазины, на рынок сходить. В районе Гидигича за превышение скорости их «Ладу» остановил автоинспектор. Муж вышел из машины, потолковал о чем-то с автоинспектором; поехали дальше. А дня через три муж принес с работы эту самую черно-белую палочку и сказал: «Помнишь того автоинспектора, что нас остановил возле Гидигича? Эту штуку я ему сделал. В подарок». А когда в гараж уходил, сказал, что разыщет инспектора на техосмотре и отдаст. Муж и фамилию его знал.