— Вы не ошиблись, молодой человек, здесь живет доцент Червинский. — Слово «доцент» она произнесла с видимым удовольствием. — Это мой сын, но его сейчас нет дома, он в институте. А вы по какому делу? — Она снова недоверчиво посмотрела на Кауша.

Аурел протянул удостоверение. Старушка взяла красную книжечку и ушла в глубь квартиры. «За очками» — догадался он. Наконец лязгнула цепочка, и Аурел оказался в просторной, богато обставленной комнате. Не сводя с него глаз, хозяйка сказала:

— Вы уж извините меня, старую, что расспрашиваю, кто да что. Сейчас как раз приемные экзамены в институте, а Миша, сын, — секретарь приемной комиссии. Сами понимаете… Он наказал никого не пускать, пусть идут в институт… родители, значит, если что надо выяснить.

Кауш понимающе кивал головой.

— Я совсем по другому делу.

— По какому? — взгляд старушки опять стал настороженным.

— Одно обстоятельство проверить. Можно пройти в ванную комнату?

— В ванную? — удивленно переспросила женщина. — А-а, понимаю, помыть руки. Вот сюда…

Аурел последовал за ней и оказался в сверкающем кафелем и никелем великолепии. Он невольно сравнивал этот храм чистоты со своим совмещенным санузлом, выкрашенным ядовито-зеленой масляной краской (излюбленный цвет строителей). «Живут же люди… Учись, брат, у доцентов». Заглянул под ванну и увидел свежие царапины на водосточной трубе — явное свидетельство недавнего ремонта. Старушка с недоумением следила за ним. Удивление ее возросло, когда он спросил:

— Скажите, пожалуйста, когда слесари приходили?

— Почему слесари? Витька заходил, какого числа — так сразу и не припомню. А зачем это вам? — В ее маленьких глазках появилось любопытство. — Помню, пьяненький был. — Она засмеялась мелким смешком. — На него это похоже. Я ведь Витьку, слесаря, давно знаю. Человек услужливый… ну, угостишь его, конечно, не без того…

Кауш слушал не перебивая. Потом повторил вопрос. Хозяйка всплеснула ручками:

— Как же я, старая, запамятовала! 13-го числа приходил слесарь, в пятницу. Я почему помню, в тот день от сына депеша пришла, сообщал, что прилетит в воскресенье, он отдыхал в этой… Гагре. Звал еще с собой, да я отказалась, далеко эта самая Гагра, и название странное, словно птица какая.

Она хотела еще что-то сказать, но Кауш быстро попрощался и ушел.

Из квартиры 12-го, углового, дома на звонок вышел сам хозяин, крупный мужчина с пышущим здоровьем лицом. Приняв следователя за страхового агента, он поспешно сказал:

— Я уже застрахован, — и хотел было захлопнуть дверь, но Кауш показал ему свое служебное удостоверение. Здоровяк изобразил улыбку, однако глаза его не улыбались. Аурел уже привык, что следователей не не встречают овацией и цветами, поэтому без лишних слов вошел, сел в предложенное кресло. Оглядел комнату скорее по привычке, ибо его интересовал не сам хозяин и его квартира, а другое. Мужчина не спускал изучающих глаз с Аурела.

— Когда, спрашиваете, чинили бачок? Валентина! — позвал он жену, хлопотавшую на кухне. В комнату вошла миловидная женщина в ярком фартуке. — Товарищ из прокуратуры интересуется, когда ремонтировали у нас бачок в санузле. Ты не припомнишь?

— Да числа 18-го… Ну конечно, мы приехали в понедельник, бачок уже протекал, во вторник я сделала, заявку, а в среду пришел слесарь, высокий такой, худой. Тебя еще дома не было.

— Вы точно помните, что слесарь, причем один, приходил 18-го? Не раньше?

— Раньше никак не могло быть, мы же в понедельник поздно вечером приехали, у родственников гостили в Галаце. Еще и паспорта заграничные не сдали, могу показать, — обиженно отвечала женщина.

Кауш проверил на всякий случай паспорта и заторопился еще по одному адресу, указанному Пысларем.

Громада нового дома по Молодежной возвышалась среди одноэтажных домишек. Лифт еще (или уже?) не работал. На лестнице пахло известью и краской. Преодолевая высокие ступени, Аурел добрался до шестого этажа. В 23-й квартире звонок еще не успели провести. Постучал, но дверь не отворилась. «Придется вечерком заглянуть, на работе жильцы, видимо, а пока схожу к дворничихе», — решил он.

Варвара Коробкова жила в старом домике неподалеку от жэка. Внутреннее убранство дворницкой квартиры разительно не соответствовало внешнему виду убогого домишки. Чисто, полы и стены украшены коврами, в углу цветной телевизор. Во всем чувствовался достаток. «Вот тебе и дворник», — подумалось Каушу.

Варвару Сергеевну Коробкову, женщину не молодую, но молодящуюся, что мог без труда заметить не только следователь, но и любой мужчина, появление Кауша не удивило, и это было естественно. Работники следственных органов иногда прибегают к услугам этих тружеников метлы и совка, получая у них нужную информацию.

Коробкова спокойно разглядывала незнакомого ей следователя, ожидая обычных вопросов, не догадываясь, что на этот раз она сама заинтересовала следствие. Кауш начал издалека, спросил о пьяницах и тунеядцах в квартале. Варвара Сергеевна отвечала обстоятельно. Он слушал, задавал вопросы и незаметно перевел разговор на нее саму. Родом Коробкова была с Урала, живет в Заднестровске уже много лет, после развода с мужем. Почему развелась, не сказала. Продали на Урале дом, деньги разделили, и она с сыном приехала в Молдавию; врачи посоветовали сынишке переменить климат, он часто прихварывал. В дворники пошла потому, что дали квартиру, да и работа не обременительная, если делать ее с умом. Словом, жизнью довольна. Сын школу закончил, на завод пошел.

Аурел слушал этот безыскусный рассказ и ожидал удобного момента, чтобы задать «главный» вопрос. Как бы между прочим спросил о Пысларе, и женщину будто подменили. Она отчужденно взглянула на следователя:

— А почему вы спрашиваете?

— Нужно, Варвара Сергеевна.

— Неужто натворил чего Виктор? — В ее голосе слышалось беспокойство.

— Слушаю вас, Варвара Сергеевна.

— Ладно, чего уж там, все равно узнаете… люди расскажут, да и приврут еще. Уж лучше сама… Все по правде.

«По правде» все выглядело так. С Пысларем Варвара познакомилась сразу по приезде в Заднестровск: работали в одном жэке. Чем привлек ее нескладный болезненный выпивоха? Поистине, неисповедимы пути женского сердца. Коробкова его «жалела». Их связь продолжается и по сей день. Варвара отозвалась о Пысларе как о добром, мягком, даже слабохарактерном человеке. Больше всего он опасался, что об их отношениях узнает жена. Боялся ее. Коробкова частенько одалживала ему деньги, и довольно крупные суммы: на корову, на оборудование подвала, на свадьбу дочери… Он деньги когда отдавал, а когда и нет.

В последний раз Виктор был у нее в понедельник, 16 августа. Пришел около семи вечера. Распили бутылку вина… Часов в девять Пысларь заторопился домой, чтобы успеть на последний автобус.

Когда Кауш оказался на улице, уже смеркалось. Рабочий день кончился, и народу прибавилось. «Домой торопятся», — не без зависти подумал Аурел и зашагал на Молодежную.

Молодой человек в белой спортивной майке, открывший следователю, вызывающе подтвердил: да, ставили добавочные секции батарей, что здесь такого. В комнате царил беспорядок, характерный для необжитой квартиры. Под голым, и потому казавшимся неестественно большим окном он увидел коричневую секцию, которая резко выделялась рядом с выкрашенными светлой краской витками старой батареи.

— Когда вам нарастили батареи, помните? — спросил Кауш новосела.

— Да 16 августа, в понедельник, я еще со службы отпрашивался.

— А кто делал работу?

— По фамилии не знаю, сантехники жэковские, одного Виктором, кажется, зовут, а другого Мишей. А что, нельзя разве?

Кауш хотел сказать, что самовольное наращивание батарей запрещено, да и неизвестно еще, откуда взяли слесари эти секции. Но взглянул на самодовольное лицо парня и понял, что говорить не имеет смысла.

Аурел медленно брел домой, прокручивая в памяти полученную за день информацию. Пысларь, выходит, лгал, говоря, чем занимался 16 августа, но лгал как-то странно. Почему он не сказал, что вечером был у дворничихи? Забыл? Вряд ли, ведь помнил же, что ставил батареи после обеда, да и многое другое помнил. Опасался, что следственные работники расскажут жене о его похождениях? Возможно. Надо еще раз проверить в жэке наряды: вдруг ошибаются жильцы, путают. Проверить, уточнить, перепроверить, допросить, передопросить… Работа, его работа, сам выбрал, никто не заставлял. Может, и прав был старший брат, — вспомнился давнишний разговор с Василием, — не для него, это дело.