Изменить стиль страницы

Он с минуту помолчал и тихо произнес:

— Знаешь, Аурел, я иногда теряю веру в человечество. Мне кажется, что все люди жулики. Это, наверное, очень плохо, да?

— Чего уж хорошего. С такими мыслями, братец, нам в прокуратуре делать нечего. Надо писать заявление… Немедленно.

Аурел сказал «нам» не случайно. Подобные мысли не раз посещали и его, однако он прогонял их, стараясь на время забыть о делах.

…Рабочий день приближался к концу. Обычный, ничем не отличающийся от многих таких же дней, проведенных в тесноватом кабинете. Кауш взглянул на часы: стрелки приближались к шести. И почему родилась эта поговорка: понедельник — день тяжелый? Не иначе, как лодыри да выпивохи ее придумали. Неохота им идти на работу после воскресной выпивки, с похмелья, вот и говорят — тяжелый день.

Зазвонил телефон. Кауш, уже собравшийся домой, нехотя снял трубку.

— Докладывает дежурный по райотделу внутренних дел лейтенант Мошняга. Только что получена телефонограмма от участкового инспектора в селе Покровка. Обнаружен труп девочки Зоммер Розы. Проживает… проживала, — поправился лейтенант, — с родителями в этом селе.

Дежурный говорил коротко, деловито, но в его совсем еще мальчишеском голосе следователь уловил некоторое смятение. Вероятно, впервые приходилось докладывать о подобном происшествии. Кауш несколько секунд помолчал, обдумывал услышанное. Покровка относилась к его участку. Спросил:

— Кто от вас выезжает на место происшествия?

— Сейчас узнаю, товарищ следователь!

Каушу было слышно, как лейтенант с кем-то говорил по внутреннему телефону.

— Старший лейтенант Сидоренко.

— Передайте, чтобы заехал за мной, а то наша машина на ремонте.

Федора Сидоренко, инспектора уголовного розыска, он знал хорошо: не раз приходилось работать вместе. Каушу нравился этот грамотный, инициативный, дисциплинированный рабочий парень. Федор как бы воплощал в себе лучшие черты пополнения, пришедшего в милицию за последние годы.

Родом он был с Украины, из соседнего с Заднестровском района. Учился в школе, потом окончил курсы трактористов, работал в колхозе. Пришло время — призвали в армию. Честно отслужил сын фронтовика положенный срок. Вернувшись в родные края, устроился на завод «Литмаш», здесь же, в Заднестровске. Сколько ни уговаривал отец, да и председатель, вернуться в колхоз, решения своего не изменил. «Хочу, — отвечал, — влиться в ряды рабочего класса. Что тут плохого?»

Стал токарем, получил пятый разряд. Так бы и шла его новая жизнь, если бы не одно событие. Как-то на заводском комсомольском собрании обсуждали вопрос о порядках в заводском общежитии. Говорили без обиняков, по-рабочему, о тех, кто пьянствует, хулиганит… Острый разговор вышел за рамки повестки дня. Говорили, что на городских улицах много развелось хулиганов, особенно возле кинотеатра «Космос». Досталось и милиции. Федор тоже выступил, поделился своими соображениями на этот счет. И вот тут-то взявший за ним слово молодой лейтенант, участковый инспектор, возьми да и скажи: такие ребята, как Сидоренко, нам вот как нужны в милиции. Если собрание рекомендует его в органы — с радостью примем. Предложение понравилось. Пока растерявшийся от такого поворота Федор собирался с мыслями для отвода своей кандидатуры, собрание уже единодушно проголосовало за него. Хотя и недолго трудился он на заводе, но, видно, успели его узнать.

Так Федор Сидоренко попал в органы милиции. И не рядовым милиционером, как он вначале подумал, а офицером. Послали его сначала в школу милиции. После ее окончания он и работает уже третий год в отделении уголовного розыска райотдела.

Пока машина везла старшего лейтенанта Сидоренко к особняку на тенистой улице, следователь Кауш торопливо собирался на выезд. Он спрятал в сейф папку с делом и взял оттуда фотокамеру «Зенит» — этот старый верный спутник еще ни разу не подвел его. Проверил, заряжена ли камера. Пленка оказалась на месте. Порывшись в ящике стола, извлек из его недр лупу, блокнот, бланки допросов, ручку, уложил все это в портфель. Успел даже доложить о происшествии прокурору.

Сидоренко прибыл скоро. Желтый газик, слегка подрагивая, резво покатил по булыжной мостовой. Вскоре мостовую сменило асфальтовое шоссе, и машина пошла ровнее. До Покровки недалеко. Это село фактически давно стало пригородом Заднестровска. Многие ее жители работали в городе, хотя большинство — в колхозе и совхозе. Совхоз-техникум, носящий имя прославленного героя гражданской войны, был хорошо известен не только в районе и республике, но и во всей стране. Именно здесь родилась новая форма объединения производства с обучением и привычное слово «совхоз» дополнилось словом «техникум».

Кауш взглянул на сидящего рядом старшего лейтенанта. На его молодом, почти мальчишеском, лице застыло выражение ожидания.

«Волнуется парень», — отметил Аурел… — Оно и понятно, дело серьезное». Он спросил: — Кто сообщил о происшествии?

— Участковый, лейтенант Поята. Девочка исчезла из дома неделю назад, в прошлый понедельник. Искали всюду, но не нашли. — Помолчав, Сидоренко добавил: — Вроде бы фамилия знакомая… Зоммер… Зоммер… Был у нас на «Литмаше» один сварщик с такой фамилией, настоящий мастер, ювелирно, можно сказать, работал. Самые сложные задания ему поручали. Неужели его дочка?

— Это мы скоро узнаем.

Газик, свернув с асфальтового шоссе на проселок и, сбавив ход, уже въезжал в село. Сидоренко спросил у конопатого мальчишки лет десяти, как проехать на Лиманную. Мальчишка принялся долго, путано объяснять, энергично жестикулируя. Старший лейтенант посадил его рядом с шофером, чтобы он указывал дорогу. Мальчишка мгновенно стал серьезным от такого важного задания. Он беспрестанно вертелся, пытался высунуть из окна голову в надежде, что его заметит кто-нибудь из друзей.

Миновав несколько пыльных и узких улиц, водитель вывел наконец машину на Лиманную. Кауш с любопытством взглянул в оконце и увидел довольно высокую мрачную стену. По другую сторону улицы вереницей выстроились аккуратные домики. Они чем-то неуловимо отличались от обычных строений в молдавских селах. Мальчишка пояснил:

— Здесь немцы живут…

Стена оказалась неожиданно длинной. Они проехали вдоль нее метров сто, прежде чем машина остановилась возле небольшой группы людей, в которой выделялся невысокий крепыш в милицейской форме с погонами лейтенанта.

— Участковый наш, Поята, — счел почему-то нужным пояснить Сидоренко, хотя Кауш хорошо знал участкового инспектора.

Лейтенант стоял возле пролома в стене и, хмурясь, односложно повторял:

— Никого не пропущу, не положено, расходитесь, граждане!

Взбудораженные сельчане и не думали расходиться. Кауш обратил внимание на маленькую, хрупкую, средних лет женщину, которая металась между участковым и группой людей, беспрерывно, словно в беспамятстве, повторяя:

— Доченька, девочка моя…

«Мать», — догадался Кауш. С Эвелиной Зоммер следственным работникам еще предстояло встретиться не один раз. А пока они, не мешкая, выбрав из собравшихся сельчан понятых, двинулись вслед за Поятой, через пролом в стене. За каменной стеной оказалась еще одна преграда — живая стена из кустов акации. Обе они отделяли совхозные плантации от села. Кусты акаций стояли густо, приходилось буквально продираться сквозь колючие заросли. Острые шипы больно кололись, легко проникая сквозь летнюю одежду. Шедший впереди следователя Сидоренко негромко вскрикнул, когда колючка впилась ему в руку, и ворчливо сказал, обращаясь к понятым:

— У вас там золото, что ли, добывают? Ограда хоть куда.

Ему никто не ответил. В полном молчании сделали еще несколько шагов и остановились. Девочка лежала на спине в неглубокой ложбинке под старой акацией. Белое в голубой горошек платьице высоко задралось и открывало стройные загорелые ножки. Следователь обратил внимание на одну из горошин бурого цвета и не совсем правильной формы. «Похоже на кровь», — мелькнула мысль. Словно щадя стыдливость девочки, ее обнаженные ноги прикрывали уже успевшие опасть сухие листья и стручки старой акации. Эта жуткая картина настолько не вязалась с покоем летнего дня, разлитым в теплом воздухе, и глубокой лесной тишиной, нарушаемой лишь веселым щебетом птиц, что Каушу на минуту почудилось, будто он видит всего лишь дурной сон. Он посмотрел на клонящееся к закату багровое солнце и тихо произнес: