— Барни! — рявкнул я. — Ты пытаешься отвлечь меня, расхолодить, но это у тебя не пройдет. Либо ты поможешь тут же, либо я получу то, что мне нужно, но в другом месте…

Он вздохнул, нащупал трубку в кармане своего твидового жилета и принялся набивать ее:

— О'кей. Продолжай. Если мой друг не может найти защиты от незаконных… от ведущих к гибели действий руководителей иоаннитов, разве это не доказательство, что иерархия этой церкви служит дьяволу? Или, может, они просто ничего не знают?

— Гностики хвастают, что обладают, никому более неподвластными силами и знаниями. Каким-то образом они привлекают на свою сторону все больше людей. И все ближе подводят страну к социальным потрясениям, ведущим к …

Ладно. Главное, вот что — кто еще кроме них может быть связан с тем, что случилось? Возможно даже, они ввязались в это дело непреднамеренно. Полагаю, было именно так. Но с тем, что случилось они связаны, — я наклонился к нему. — Послушай, Барни. Сверкающий Нож признал, что торопиться с расследованием он не будет. А Вашингтон придержит на привязи эту свору еще крепче, чем хочет сам Нож. Нет сомнения, завтра он разошлет агентов расспросить иоаннитов. И, как водится, ничего не узнает. Чтобы получить ордер на обыск в церкви, нужно иметь очень веское доказательство. Особенно, если так много людей верят, что эта церковь несет им последнее Слово Божье. И опять-таки, особенно если весь храм представляет собой лабиринт, секрет которого знают лишь посвященные различных степеней. Ну, а если кому-нибудь удастся произвести обыск, что он выяснит? Тут не какая-нибудь заурядная задача. Обычные тесты на наркоманию и тому подобное, не применимы. А будь я Верховный Агент Зефира, я бы сам пригласил фэбээровцев. Пусть смотрят, где им угодно. Всюду, где это допустимо с религиозной точки зрения. Что ему это стоит.

— А чего ты можешь добиться? — вопросом ответил Барни.

— Вероятно, ничего., Но я намерен действовать сейчас, а не через неделю. И ни законы, ни общественное мнение меня не остановят. У меня есть кое-какие особые способности, и есть опыт борьбы со злом. И еще — они меня не ждут. И, чтобы закончить наш спор, если там есть, что искать, то лучшие шансы найти — это у меня.

Барни, нахмурясь, разглядывал меня.

— Что касается моральной стороны дела, — сказал я. — Ты, может быть, и прав. С другой стороны, я не собираюсь зверствовать, словно мнимый Агент особого назначения, супердетектив Ви-Ноль-Ноль. И, несмотря на все опасения Сверкающего Ножа, я честно не понимаю, как могу спровоцировать серьезно вторжение со стороны Нижнего Мира.

Это вызвало бы вмешательство Всевышнего, а Враг не пойдет на открытое столкновение. Что хуже, Барни, незаконное вторжение в чужие владения… может быть, осквернение святынь… или оставленный в аду ребенок?

Он с маху поставил стакан на край стола.

— Ты прав, — вырвалось у него, и с удивлением захлопал глазами. — Кажется я разбил дно у этого стакана…

— Закончили. Мне пора.

Мы встали вместе.

— Нужно тебе оружие? — предложил Барни.

Я покачал головой:

— Давай не будем впутываться в уголовщину. Против того, с кем мне придется столкнуться, оружие, вероятно, не поможет.

Мне показалось, что незачем ему объяснять, что за пазухой у меня спрятан охотничий нож, а когда я превращусь в волка, оружия у меня полная пасть.

— Ах, да, — сказал я, — договоримся, чтобы все было ясно.

Я был у тебя. Без сомнения, это может быть установлено, если хорошо постараться, но, взяв у тебя метлу, снова исчез неизвестно куда.

Он кивнул головой и сказал:

— Верю, что тебя ждет удача. Мое помело не такое быстрое, как какая-нибудь спортивная модель, зато этот летит почти бесшумно. Я отрегулировал его только вчера, — он постоял мгновение, размышляя. Сквозь окна сочилась тишина, темень. — Тем временем я тоже начну изыскивать. Вим Харди…

Янис Вензель, он работает в библиотеке. А как насчет профессора Грисволда из университета?.. Я найду и еще людей, способных держать язык за зубами. Тех, кто с радостью захочет нам помочь и готов нести любую ответственность. По крайней мере, мы соберем все незасекреченные данные, относящиеся к Нижнему Континууму. Может быть, добудем что-то из засекреченного. Мы сможем составить уравнения, выделим сведения, предположительно относящиеся к решению нашей проблемы. Потом пропустим весь массив через вычислительную машину и отсеем неработоспособные идеи. Ну, я приступлю к работе прямо сейчас…

Что можно сказать такому парню? Только «Спасибо!»

Глава 25

Похоже, это было вполне в характере церкви иоаннитов.

Свой кафедральный собор (единственный на весь Верхний Средний Запад) они воздвигли не в Чикаго, Милуоски или в каком-нибудь городе вообще, а в совершенно пустынном месте.

Даже от нашего скромного городка его отделяло миль сто.

Местоположение собора олицетворяло и символизировало отношение гностиков к этому миру, как ко злу. И идея спасения с помощью тайных ритуалов и оккультных знаний…

В отличие от петристского христианства, христианство иоаннитов само не придет к вам. Оно возводит лишь маленькие угрюмые часовни, размером едва ли больше тех будок, в которых стоят караульные. Вы сами должны прийти к христианству иоаннитов.

Вызов такого рода кажется очевидным, и поэтому, подумал я, он, вероятно, неверен. Все, что относится к гностицизму, всегда на самом деле иное, чем кажется. Вероятно, так много народу и тянется к иоаннитам в наши дни, что он весь состоит из загадок. Под одной маской у него обнаруживается другая, а внутри лабиринта — другой. Традиционные церкви создали простую и ясную теологию. Эти церкви четко определяют смысл своих мистерий (хотя тут нужно отметить общеизвестное — что смертные, то есть мы — не могут постичь все проявления Всевышнего). Они заявляют, что, поскольку этот мир дан нам Создателем, значит, в своей основе он добрый, хороший мир.

Многие его недостатки вызваны человеком, и наш долг стремиться к совершенствованию.

Все это слишком неромантично. А иоанниты апеллируют к мечтам и грезам человека, к ребенку, всегда сидящему внутри нас. Они обещают, что, познав тайну, человек станет всемогущим. А одна часть этой тайны — отрицание этого общества.

Я относился к этому утверждению с высокомерной насмешкой, но в то же время… верил, что в нем есть большая доля правды. Однако, чем больше я размышлял, тем меньше мне казалось, что это утверждение что-нибудь объясняет.

У меня было время и желание подумать. Я летел в ночи, над головой столь же далеких огней деревень и ферм. Вокруг свистел, делавшийся все холоднее, воздух. Он насквозь пронизывал меня. Теперь я понимал, как мало знаю, как был ленив в учебе, не ленился лишь получать стипендию. Ноя начал понимать и другое. Факты, уже забытые мной, всплывали в памяти и начали складываться в единую картину. Я чувствовал, что скоро будут пронимать больше. Я летел и мрачно размышлял о том, что мне известно о церкви иоаннитов.

Был ли это просто идиотский культ, появившийся то ли два, то ли три поколения назад? Культ, взывавший к чему-то, глубоко погребенному в душе человека Запада? Или он действительно так древен, как утверждают иоанниты — основан самим Христом.

Другие церкви отрицали это. Само собой, католиков, ортодоксов и протестантов — нельзя рассматривать, как единую общность петристов. Но общеизвестное мнение, грубо говоря, их такой общностью, в общем-то, считало. Эти церкви одинаково интерпретировали слова, с которыми Иисус обращался к своим ученикам. Они все признавали особо важную роль, которую играл Петр. Хотя, разумеется, между ними были разногласия (включая вопросы о старшинстве Апостоллов), все они совершенно одинаково признавали Двенадцать учеников Иисуса.

И еще… и еще… Эти странные слова в последней части Евангелия от Иоанна:

"Тогда Петр, обернувшись, увидел, что ученик, которого Иисус любил больше других, следует за ним. И когда была вечерня, он бросился на грудь ему и спросил: