В ходе своей первой дальней поездки Кваирё посетил провинцию Каи [53]. Однажды вечером, когда он странствовал по гористой части этой провинции, темнота застигла его в очень пустынном районе, далеко от какой-либо деревни. Поэтому он решил провести ночь под открытым небом и нашел подходящее место, покрытое травой, на обочине. Он лег и приготовился спать. Он всегда приветствовал неудобства, и даже голая скала была для него хорошей кроватью, когда нельзя было найти ничего лучшего, а корень сосны служил ему превосходной подушкой. Его тело было словно из железа, и его никогда не беспокоили роса, дождь, мороз или снег.

Едва он прилег, на дороге появился человек, который нес топор и большую вязанку дров. Дровосек приостановился, посмотрел на лежащего Кваирё и, немного помолчав, сказал с удивлением:

– Что же вы за человек, добрый господин, если один осмеливаетесь ложиться в таком месте? Здесь бродят привидения, много привидений. Разве вы не боитесь Волосатых Тварей?

– Мой друг, – бодро ответил Кваирё, – я только странствующий священник, "Гость облака и воды", как люди называют это, "Ун-суи-но-рёкаку" [54]. И я не меньше, чем остальные, боюсь Волосатых Тварей, если вы имеете в виду духа-лису или духа-барсука или других подобных существ. Что касается уединенных мест, то мне они нравятся: подходят для медитации. Я приучен к сну на свежем воздухе и научился никогда не бояться за свою жизнь.

– Вы, должно быть, действительно храбрый человек, господин священник, – ответил дровосек, – если легли здесь! У этого места плохое название, очень плохое название. Но, поскольку есть пословица "Кунси аяюки ни тикаёрадзу" ("хороший человек понапрасну не подвергает себя опасности"), я должен сообщить вам, господин, что спать здесь очень опасно. Поэтому, хотя мой дом – всего лишь убогая хижина, позвольте мне пригласить вас к себе. Что касается пищи, у меня нет ничего, чтобы предложить вам. Но есть, по крайней мере, крыша над головой, и вы можете безопасно переночевать в моем доме. Он говорил искренне, и Кваирё, которому пришелся по душе любезный тон дровосека, принял его скромное предложение. Дровосек повел его по узкой дорожке. Это была неровная и опасная дорожка, идущая иногда вдоль края пропасти, иногда покрытая скользкими корнями, иногда изгибавшаяся вокруг неровной скалы. Но, наконец, Кваирё оказался на ровном месте наверху холма; на небе сияла полная луна. Он увидел перед собой небольшой, с соломенной крышей дом, хорошо освещенный изнутри. Дровосек подвел его к навесу в задней части дома, куда по бамбуковым трубам была проведена вода от находящегося невдалеке потока. Они оба вымыли ноги. За навесом виднелся сад, дальше чернели кедровая роща и бамбуковые заросли. За деревьями поблескивал и переливался в лунном свете подобно длинной белой одежде поток, стекавший откуда-то сверху.

Когда Кваирё вошел в дом со своим проводником, он увидел четверых его обитателей – мужчин и женщин, которые грели руки у небольшого огня, разожженного в ро [55]главной комнаты. Они низко поклонились священнику и почтительно поприветствовали его. Кваирё задался вопросом, как такие бедные и живущие в таком уединении люди могут знать вежливые формы приветствия. "Они хорошие люди, – думал он про себя, – и их, должно быть, научил кто-то, кто хорошо знаком с правилами приличия". Затем, повернувшись к арудзи, или хозяину дома, как другие назвали его, Кваирё сказал:

– По любезности вашей речи и по весьма обходительному приему, оказанному мне вашими домочадцами, я могу предположить, что вы не всегда были дровосеком. Может, прежде вы принадлежали к одному из более высоких классов?

Улыбнувшись, дровосек ответил:

– Господин, вы не ошибаетесь. Хотя теперь я живу так, как вы сами видите, раньше я был другим человеком. Моя история – это история жизни, которая потерпела крах из-за моей собственной ошибки. Мне приходилось служить одному дайме. На той службе я занимал не последнее место. Но я слишком любил женщин и вино и под влиянием страсти поступал безнравственно. Мой эгоизм привел к падению нашего дома и послужил причиной смерти многих людей. Возмездие следовало за мной, и я долгое время скитался. Теперь я часто молюсь, чтобы мне была дана возможность искупить то зло, которое я совершил, и восстановить могущество старого рода. Но я боюсь, что у меня никогда не будет такой возможности. Однако я пытаюсь преодолеть карму своих ошибок искренним раскаянием и тем, что всеми силами помогаю несчастным.

Кваирё порадовали эти слова арудзи, свидетельствовавшие о его добрых намерениях, и он сказал ему:

– Мой друг, мне приходилось наблюдать, как человек, склонный к легкомыслию в юности, в последующие годы становился образцом в отношении правильного образа жизни. В священных сутрах написано, что самые упорные в злых проступках могут стать, если захотят, самыми упорными в совершении добра. Я не сомневаюсь, что у вас доброе сердце, и я надеюсь, что вас ожидает лучшая судьба. Сегодня ночью я прочитаю сутры ради вашего блага и буду молиться, чтобы вы получили силу для преодоления кармы прошлых ошибок.

Пообещав это, Кваирё пожелал арудзи доброй ночи. Ему показали очень маленькую боковую комнату, где для него была приготовлена кровать. Затем все, кроме священника, отправились спать, а он при свете бумажного фонаря стал читать сутры. До позднего времени Кваирё продолжал читать и молиться, затем он открыл небольшое окно в своей маленькой спальне, чтобы взглянуть на пейзаж, прежде чем ложиться. Ночь была красива. На небе было ни облачка. Не было ветра, и под ярким лунным светом листва отбрасывала резкие черные тени. В саду блестела роса. Пронзительные звуки сверчков создавали похожий на музыку шум. С наступлением ночи усилился звук соседнего каскада. Кваирё почувствовал жажду, слушая шум воды. Помня о бамбуковом водопроводе в задней части дома, он решил, что может пойти туда и напиться, не беспокоя сон никого из домашних. Очень мягко он раздвинул ширмы, которые отделяли его комнату от главного помещения. И при свете фонаря увидел пять обезглавленных тел!

Какой-то миг он стоял в изумлении, думая, что здесь было совершено преступление. Но тут же заметил, что в комнате не было ни капли крови и что безголовые шеи не выглядели так, будто от них отрезали головы. Тогда он подумал про себя: "Или это обман зрения, вызванный духами, или я попал в жилище рокуро-куби [56]. В книге Сосинки [57]написано, что, если кто-то находит тело рокуро-куби без головы и переносит тело в другое место, голова не сможет снова присоединиться к шее. Книга дальше говорит, что, когда голова возвращается и обнаруживает, что тела нет, она трижды ударяется об пол, отскакивая, как мяч, часто дышит, как при сильном испуге, и затем умирает. Итак, если они – рокуро-куби, это не предвещает мне ничего хорошего, поэтому я поступлю в соответствии с тем, что написано в книге".

Он подхватил тело арудзи за ноги, оттащил его к окну и вытолкнул наружу. Затем он подошел к задней двери, которая оказалась заперта, и, поразмыслив, предположил, что головы покинули дом через дымовое отверстие в крыше, которое оставалось открытым. Тихо отворив дверь, он вышел в сад и направился в рощу, которая была за садом. Он слышал голоса, долетавшие до него из рощи, и пошел в их направлении, крадучись от одной тени до другой, пока не нашел хорошего укрытия. Затем, выглянув из-за ствола, он увидел головы – все пять, которые порхали в воздухе и разговаривали между собой. Они поедали червей и насекомых, которых находили на земле или на деревьях. Затем голова арудзи прекратила есть и сказала:

– О, этот странствующий священник, который пришел сегодня вечером! У него такое упитанное тело! Если мы съедим его, то отлично набьем животы. Я глупо поступил, разговаривая с ним: это побудило его читать сутры по моей душе! Приближаться к нему, пока он их читал, было бы опасно. Мы не можем прикоснуться к нему, пока он молится. Но поскольку теперь уже почти утро, он, вероятно, уже, заснул. Пусть кто-нибудь из вас пойдет в дом и посмотрит, что он делает.