А мне какой отдых? Я же на берегу ничего делать не умею!.. Но упрашивать не стал, хмыкнул, хлопнул по столу бумагой с заявлением. А потом, в коридоре уже, сказал этому двухголовому болтуну:

— Из-за тебя…

Он заругался в ответ по-английски и по-африкански. На чиновников и на меня. Ну, потом помирились…

А что делать дальше?

Кое-какие сбережения у меня были, голод не грозил, но не бездельничать же! И тогда (не поверишь, Том!) стали мы свободными артистами. Выступали на перекрёстках в разных городах, бродили от посёлка к посёлку, давали концерты в деревенских клубах. Донби научился танцевать прямо как Виолетта Добужинская (не слышал о такой? Ну и ладно). А вдвоём мы (вернее, втроём) пели под гитару. Конечно, голоса у нас не очень, однако сам по себе факт — двухголовый страус в роли солиста — это ведь не везде увидишь. Платили маловато, время кризисное, поэтому больше не деньгами, а молоком да картошкой, но и это неплохо. Донби сырую картошку лопал двумя ртами за милую душу…

Но жилось нам вольготно, пока стояло тепло. Зимой не погуляешь. И тут повезло — пригласили в цирк. Донби — он занимателен сам по себе, а у меня нашли способности клоуна. Был даже специальный номер: «Капитан Поль и африканское чудо». Я, как умел, жонглировал расписными тыквами и ронял их на голову, играл с Донби в футбол, а он прыгал через верёвку, разговаривал с ребятишками и катал их вокруг арены. Страусы, они — хорошие кони…

— Я знаю! В нашем зоопарке был страус Феня, он тоже катал ребят! И меня… один раз…

— Теперь тебе такой аттракцион обеспечен надолго… Ладно, заканчиваю свои мемуары… Из цирка мы уволились, потому что директор не захотел выдавать артистам зарплату и Донби клюнул его в… ниже поясницы… Это всё ещё было в Сибири. А после скандала с директором я решил, что и правда пора на пенсию. Приехали мы два года назад в мой родной Воробьёвск. Старый дом здесь, родительский ещё, совместное владение с двоюродной Ермилой. Места под крышей, вроде бы хватает, но характер у сестрицы… Сразу невзлюбила моего Донбамбалу… И у него характер стал портиться…

— Тебе детей надо было заводить, а не этого урода, — раздался скрипучий голос. Оказывается, Ермила Евсеевна (пожилая тётка, похожая на одетую в рыжий халат швабру) стояла в дверях.

Страусиный зад с пышными перьями сердито оттопырился.

— Гуляй по своим делам, дир систер, — не оглядываясь, посоветовал Поликарп Поликарпович. — Потерпи нас ещё неделю, а потом живи опять в сладком одиночестве…

Сестрица исчезла, негодующе махнув подолом. Капитан печально отёр острый подбородок.

— Вообще-то Ермила Евсеевна права. Надо было подумать о детях. Но все в дорогах, в плаваньях, вместо дома — каюты. Женат был несколько раз, а потомства не завёл… В цирке на представлениях, когда возился со зрителями-малышами, аж сердце щемило… Да теперь уж поздно… — Он спиной прислонился к дощатой стене. Сушкину стало жаль его.

Донби выдернул из ведра обе головы. Глянул с высоты на капитана.

Дон сказал:

— Не кр-л-ручинься, Поликарп…

А Бамбало звонко предложил:

— Давай споём

Капитан встряхнулся:

— Давай! Том, вон в углу за бочкой гитара, сделай одолжение, принеси… Спасибо…

Сушкин опять уселся на скамейку. Капитан побаюкал гитару, взял аккорд.

— У де-евушки с острова Па-асхи… Том, слышал когда-нибудь такую песню?

— Ой! Слышал! Мне её Феликс пел, тот, который сделал колечко!

— Тогда все вместе! Начали!

Пели четырьмя очень разными голосами, и Сушкин старался изо всех сил — чтобы отвлечь капитана Поля от грустных мыслей. А чиновника не было жаль, потому что все это не по правде. На самом деле на острове Пасхи нет никаких тигров, а есть лишь каменные идолы и всякие мелкие суслики. Феликс говорил…

Сусанна Самойловна бежала вдоль воды за пароходом. Перепрыгивала через брошенные на плоский песок старые шины, дырявые ящики, рваные спасательные круги и прочий береговой хлам. Бежать и прыгать было затруднительно. Невзирая на скорость, приходилось сохранять строго вертикальное положение, чтобы не сместились позвонки. К тому же Сусанна Самойловна отличалась крупным телосложением и полнотой. Да и одежда её не была приспособлена к спортивным занятием. Даму облегало чёрное потрескивающее платье, усыпанное стеклянным бисером. Бисер сыпался с платья и оставался на песке, словно застывшая роса…

Такие же бусинки украшали чёрную шляпку Сусанны Самойловны. Впрочем, шляпка бегу не мешала. А вот блестящий от бусинок ридикюль (сумка, похожая на круглый чемодан) и две мелкие сумочки — мешали. Сусанна Самойловна поочерёдно роняла их и поэтому снижала скорость. Она протягивала вслед пироскафу руки и вскрикивала:

— Господин капитан! Подождите! Вы забыли меня!.. Поликарп Поликарпович! Возьмите меня на пароход!.. Господин Поддувало! Вы не имеете права оставлять меня!

Капитан Поль стоял на высоте у поручней и отвечал в электронный рупор:

— Но мадам! Почему вы при отходе судна оказались на берегу?! Это нарушение правил! Что я теперь могу сделать?!

— Меня срочно вызвали на пристань! По делам!

— Какие дела?! После второго гудка запрещено сходить на берег!

— Мне нужно было решить срочный вопрос. По делам ИИ.

Сушкин, стоявший рядом с капитаном, сумрачно хмыкнул.

— Господин капитан, вы обязаны бросить якорь и взять меня на пароход!

— Сударыня! Якорь не бросают, это не сумочка! Якорь отдают. И если я сейчас отдам его, судно развернёт поперёк фарватера. Возникнет затор, грозящий авариями!

— Но я настаиваю! Вы обязаны! Наш ИИ — международное ведомство! Он подчиняется Организации Объединённых Наций!

— Но сударыня! Я не подчинён Объединённым Нациям! Я подчиняюсь диспетчерской службе данного отрезка речной дистанции и владельцу парохода «Дед Мазай», у которого состою на службе! Господину Сушкину!

— Господин Сушкин! Прикажите капитану Поддувало остановиться и посадить меня на пароход! — вопила Сусанна Самойловна, вертикально прыгая через разбитую бочку.

Сушкин взял у капитана рупор.

— Госпожа инспектор, извините! Я не могу приказывать капитану! Во время плавания он полный командир на судне. У него диплом, а у меня нет!

— Но я же… Ай! — Инспектор Контробубова хотела перескочить через перевёрнутую лодку, но замерла в воздухе и опустилась на песок. Потому что на горбатом лодочном днище умывалась крупная портовая крыса Изольда. Она была здешней старожительницей, прекрасно ладила с людьми и удивилась украшенной бисером даме. Села на задние лапы и сделала движение, словно хотела пожать плечами (если такое можно сказать про крысу). Затем на всякий случай прыгнула вниз и ушла под лодку.

Пахло влажным песком и бочками из-под селёдок «Пых-пых», — дышал, удаляясь, «Дед Мазай». Сусанна Самойловна видела над килевым брусом лодки его дымящую трубу и мачту.

— Что же мне делать? — жалобно спросила она вслед пироскафу. Вопрос через мобильник долетел до капитана.

— Самое лучшее, — вежливо посоветовал капитан Поль, — это добраться вам, сударыня, до автобусной станции, взять билет до села Мокроусова и там дождаться нас на местной пристани. Мы придём в Мокроусово рано утром и будем рады встретить вас на борту… — После этого он потянул шнур пароходного гудка, и «Дед Мазай» трубным сигналом приветствовал встречный лесовоз под названием «Откуда дровишки».

Сусанна Самойловна явилась на «Деда Мазая» совершенно неожиданно, перед самым началом рейса. Вернее, даже во время рейса.