— Ой… — обрадовался Сушкин. — Привет…

Страусиная голова махнула ресницами и сказала с высоты:

— Пр-л-ривет.

— Ой… Дядя Поль, он говорящий?!

Капитан хмыкнул:

— Иногда чересчур…

— Разве так бывает?

— А что здесь особенного? Страусы не глупее попугаев.

— И не гл-р-лупее людей, — сообщил страус. Подумал и добавил: — А ты Том Сушкин? Я пр-л-ро тебя слышал.

Сушкин таял от радости.

— Да, я Том! А тебя как зовут?

Вмешался капитан. Сказал мрачновато:

—  Этогозовут Дон. А вон того — Бамбало… — Потому что в метре от первой страусиной головы стремительно выросла на длинной шее вторая.

— Ой! Дядя Поль, у вас их два!

— Один, — угрюмо отозвался капитан. — Только двухголовый. И отсюда масса проблем…

— Ты сам себе делаешь прл-ро-м-блемы, — сварливо произнесла голова по имени Дон.

— Помолчи, — вздохнул капитан. — Ермила Евсеевна вас кормила?

— Нас Ермила не кормила, — отозвалась чистым, как у девочки, голосом голова Бамбало, — и чуть-чуть не уморила…

Капитан сказал, что в первую очередь уморят здесь его, Поликарпа Поликарпыча. А Тому сообщил:

— Ермила Евсеевна это моя двоюродная сестра… Ты читал сказку про Айболита?

— Нам в прошлом году читали на классном часе…

— Помнишь, у Айболита была сестрица, которая терпеть не могла животных?

— Ага…

— Ну, вот. Ермила — её копия… Подожди меня здесь. — И капитан поднялся на крыльцо кирпичного дома, шагнул за дверь.

Сушкин забеспокоился. Но Бамбало спросил сверху ясным своим голосом:

— Том! Ты как относишься к страусам?

Радость опять забулькала в Сушкине, он вспомнил Феню и сразу нашёл нужные слова:

— Я отношусь к ним с ВОСХИЩЕНИЕМ!

— Мы поладим! — весело сообщил Бамбало. А Дон солидно разъяснил:

— В пр-лавании очень важна психол-р-логическая совместимость…

Появился капитан с эмалированным ведром. Из-под крышки выбивался парок. По запаху было понятно, что под крышкой варёная гречка.

— Пошли, Том… — капитан шагнул в сарай, Сушкин за ним.

В сарае, под крышей с квадратной дырой, топталось могучими ногами пернатое туловище с пушистым хвостом и еле заметными крылышками-бугорками. На каждой ноге было два пальца. Один из двух пальцев был могучий, как копыто.

Из дыры спустились в сарай две головки на гибких шеях. Один клюв снял с ведра крышку. Другой аппетитно втянул ноздрями воздух.

— Не жадничайте, — сказал капитан. — Каша ещё не остыла.

— В самый р-л-раз, клянусь Африкой, — возразил Дон. И вместе с Бамбало зачавкал клювом. Пышные перья хвоста ритмично колыхались на высоте двух метров.

Капитан отвёл Сушкина к лавочке у стены.

— Сядем. Я чувствую, что ты распухаешь от вопросов, и постараюсь объяснить по порядку… Только закурю трубочку… Я знаю, что курить вредно, не вздумай брать с меня пример. А со мной уже ничего не поделаешь. В детстве не воспитывали как надо, а теперь поздно…

— Дядя Поль! А Дон и Бамбало… они одна птица или две?

Капитан выпустил синий клуб и покивал:

— Закономерный вопрос. И не простой… Мне кажется, что все-таки это одно существо. Обе головы обычно думают одинаково и говорят одно и то же… Бывает правда, что спорят, перебивают друг друга, но это чаще всего, когда играют в шахматы или обсуждают политические события в Африке. Родина, все-таки.

— Дядя Поль, а откуда они… он у вас? Чудо такое!

— Значит, это пернатое создание не вызывает у тебя отвращения?

— Наоборот!

— Слава Богу. А то я боялся… У него есть общее имя — Донбамбало. Или проще — Донби… А появился он у меня два десятка лет назад… Быстро время летит… Я водил по реке Замбези пароход «Апполина» компании Афро-Тумба…

Сушкин хихикнул.

— Ты что? — подозрительно спросил капитан.

— Ой, я нечаянно. Я стихи вспомнил, про Фому. «С небес африканское солнце печёт, река под названием Конго течёт…»

— Приблизительно так. Правда, Замбези, а не Конго, но похоже… Жара была несусветная. Пароход нагревался, как электроплитка. Дрянная посудина, однако приходилось работать, возить продукты, потому что во многих племенах народ пухнул от голода.

…Ну вот, причалили мы в одном из рукавов Замбези к какому-то посёлку с хижинами из тростника, выгрузили ящики, собрались отходить, и вдруг на трап взбегает мальчонка, размером с тебя, чёрный и голый.

— Мистер каптайн, мистер каптайн… — И ещё бормочет что-то. А на руках у него страусёнок, птенец ростом в полметра. Видать, хочет продать. Я заотмахивался: и так хлопот полно, не хватало ещё зоопарка. К тому же, страусёнок показался мне полудохлым. Но тут подошёл матрос, из местных. Перевёл мальчишкино лопотанье. Мол речь идёт не о продаже, а чтобы спасти птенца. Потому что взрослые жители считают, будто в нем злой дух. Собираются свернуть обе шеи…

— Как это «обе»?

— Смотрите сами, капитан…

Я пригляделся: в самом деле две шеи, две маленьких головы. И обе смотрят жалобно так, даже безнадёжно… Что делать? Удивляться некогда, пора отчаливать. Велел отнести это создание к себе в каюту. Подумал, что все равно птенец скоро помрёт от истощения, но пусть хоть не на глазах у мальчика. Погладил негритёнка по голове, даже дал ему никелевый доллар. Парнишка обалдел от счастья, выскочил на берег и бежать, чтобы никто не отобрал деньги…

А страусёнок не стал помирать. Оклемался. Через пару дней начал ходить по каюте, потом по палубе. Стучал по доскам когтями…

Знаешь, Том, никто сильно не удивлялся, что двухголовый. Команда была в основном туземная, а там в Африке население привычно ко всяким чудесам. Стали удивляться и даже роптать, когда это существо заговорило. Вполне человеческим, ребёночьим таким голосом — Дон с картавинкой, а Бамбало, как воспитанная девочка. Причём сразу на трёх языках: на местном наречии, по-английски (было на «Апполине» три англичанина) и по-русски (наслушалось меня). Вот тогда началось у матросов недовольство. Мол, злобный дух Негуаро живёт в двухголовом любимце капитана. А тут ещё случилась беда: померли от жёлтой лихорадки два матроса… А Донби-то при чем? Он сам чуть не отбросил ноги от птичьей чумы. Да и я заодно с ним. Но людям из тех племён разве что-то докажешь? Необразованный народ… В общем, ошвартовал я «Апполину» в городе, где портовый офис, прихватил с неё на память спасательный круг, взял в пароходном управлении расчёт и уехал в Европу…

— С Донби?

— Разумеется! Он подрос, умным сделался. Недаром говорят: голова — хорошо, а две — лучше… Поднабрался всяких сведений о жизни, глядючи в телевизор, начал даже о международных делах рассуждать… Я одно время водил теплоходы и паромы с туристами по рекам и каналам Бенилюкса. Донби — всегда со мной… Пассажирам он нравился, такая экзотика! Я его научил танцевать под губную гармошку. И все было хорошо, но вот один случай… Плыла на теплоходе «Мюллерхафен» молодая беременная дама, с мужем-миллионером. Увидела на палубе Донби и грохнулась в обморок: ах, мол, какое чудовище! И от избытка чувств прямо здесь, на судне, родила раньше срока. Скандал, конечно. Мне — во-первых, крупный штраф, а во-вторых, требование: убирайте вашего монстра!

Я говорю:

— Куда?

А чиновники:

— Хоть куда! Продайте в королевский зоопарк!

Это моего Донби в зоопарк! Мы с ним в ту пору были уже не разлей вода. Он такой привязчивый сделался. Подойдёт сзади, положит головы на плечи, клювами осторожненько треплет за уши. Ласковый, будто кошка… Ну, я сказал чиновникам, чтобы шли в зоопарк сами — по-голландски и по-русски. А Донби добавил по-африкански, двумя голосами….

Потом я говорю:

— Поехали в Архангельск, у меня там знакомые…

Он засомневался:

— Холодно там…

— Зато родные края…

— Это у тебя родные. А я африканец…

— Зато в Архангельске нет птичьей чумы…

В общем, уговорил. И несколько лет жили мы там славно, ходили по Двине, по Сухоне, да потом пароходство стало сокращаться, капитанов сделалось больше, чем судов. И уехали мы с Донби в Сибирь. На Иртыш, на Обь. Стал я водить сухогрузы и лесовозы. Тоже сперва было хорошо. К Донби все быстро привыкали, не удивлялись ни двум головам, ни способности к разговорам. Да только разговорчивость эта вышла нам боком. На теплоходе «Росомаха». Ехал там в гостевой каюте важный чин, представитель окружной администрации. Ну, строил из себя демократа, любил поболтать на палубе со свободным от вахты народом. И с Донби иногда обменивался фразами. А Донби однажды возьми и расскажи анекдот про известного политика, время как раз было предвыборное. Гость наш надулся… Нет никаких мер сразу не принял, но вскоре пригласили меня в пароходство и говорят: «У вас, Поликарп Поликарпыч, воспитательная работа в экипаже не на том уровне. Даже страуса своего не можете научить языки держать на привязи, чего уж говорить о матросах… И вообще, возраст у вас пенсионный, не пора ли… так сказать, на отдых…»