— Что, нам валюта не нужна?

— Нужна. Только куда ее потом приходовать?

— А давайте так — вы получите точно по указанию, а остальное дадим Исаю Константиновичу.

Чиновник даже руками замахал:

— Вы что?! С меня голову снимут!

Да она тебе, думаю, и так не очень нужна. Хотя, конечно, шляпу носить неудобно.

— Ну-ка, пустите меня. Что у нас тут? Вам много? Сейчас будет еще больше. А уж куда пристроить — найдете. — Поворачиваюсь к покупателям и говорю: — Господа, мне даже смешно слышать, за какие гроши вы хотите купить настоящий русский фильм. Торги прекращаются.

Чиновник чуть в обморок не свалился. Потому что покупатели от столика отошли. Повынимали свои радиотелефоны и давай хозяевам названивать. Первый подскочил американец:

— Эта сумма вас устроит?

И рисует пятизначное число.

Я ответить не успела, как француз подлетел.

— Так, фирма «Гомон», у нас старые связи с русскими. Мы очень любим русский кинематограф. Мы даем в два раза больше.

Мой чиновник уже мало что понимает. Только улыбается, как ванька-встанька.

— Это курам на смех! — влез другой американец. — Вы же не мультфильм покупаете, господа! Я беру за любую предложенную вами цену.

А я цену-то и не знаю. Какую назвать? Файфман, бедный, опять от радости плачет. Он мне не подскажет сейчас. Тут я обнаглела окончательно, беру бумажку француза и пририсовываю еще один нолик.

Американец задумался только на секунду. И эта секунда была для него роковой. Откуда-то из-за его спины высовывается рука, берет у него бумажку, пририсовывает еще нолик, выписывает чек и говорит:

— Эксклюзив.

Это значит, что он покупает прокат фильма по всем странам мира. Исключительное право владения. И я ему отдаю сертификат.

Ну, там потом они все оформили как следует. Словом, фильм продан. Баснословно дорого.

А торговцы между собой шепчутся:

— Кто такой? Что за фирма? Японцы?

— Нет, японцы нас уполномочили, — говорит француз.

И оказывается, что никто этого покупателя не знает. А дальше начинается совсем странное. Покупатель требует все существующие копии фильма, исходные материалы и даже видеокассеты. Торговцы срочно звонят по своим концернам, там им, видать, дают нагоняй. Они бросаются к незнакомцу в надежде купить право проката хотя бы в своих странах. Тот — ни в какую.

Что там дальше было — не знаю. Я успокоила чиновника. Этих денег хватит, чтобы советскому кинематографу три года безбедно существовать и выпускать по двести картин в год. А уж Файфману пусть разрешат снять Куликовскую битву. Он давно мечтает. Файфман мне руки целует. А у меня какое-то странное чувство, словно я в какой-то детективной истории участвую. Только кто здесь за кем гоняется — неизвестно.

Глава 9

Алло, Москва!

— Тебя очень хорошо слышно, — сказал Илья. — Как будто из соседней квартиры звонишь.

— Как ты там?

— Работаю.

— Скучаешь? — Ведь вот сам никогда не скажет — скучаю.

— Есть маленько.

Только этого от него и добьешься.

— А я главный женский приз получила.

— Правда? Ты — молодец.

— Лев золотой.

— Если женский, то, наверное, львица.

— Нет, лев. У него грива.

— Ну, мода переменчива.

— Послезавтра вылетаю. Позвоню перед самолетом, чтобы ты встретил. Сможешь?

— Конечно.

— Илюша, не скучай.

— Не буду.

— Я целую тебя, мой маленький.

— И я тебя.

— А знаешь, «Илья Муромец» здесь нарасхват. Это твое имя счастливое.

— Имя, может, и счастливое...

— Ну-у, ты что?

— Я — нормально... Приезжай.

Я должна, в конце концов, все исправить. Я приеду в Москву, возьму неделю отпуска, и мы поедем с Ильей на Валаам. Почему-то я всегда хотела с ним поехать на Валаам. Там, говорят, чудно.

Или нет. Мы запремся с ним на даче. Мы будем целыми днями вдвоем. Я спрячу его пишущую машинку, отключу телефон. Я должна все исправить. Иначе я потеряю его...

— Марина Васильевна, это Кузнецова!

— Да не ори ты, звезда экрана. Поняла... Ну, что, поздравляет тебя коллектив. С тебя бутылка.

— И не одна.

— Не подписывайся. Теперь тебе в театре будет ох как непросто, ты понимаешь?

— Почему?

— Потому что тебя жрать начнут. И я первая. Артисты народ завистливый. Или не знаешь?

— Знаю, сама такая. Но я несъедобная, Марина Васильевна.

— Ладно. Поглядим.

— А я вам чудный пеньюарчик купила.

— Это лишнее... Ты о работе думай. Пьесу хоть прочитала?

— Конечно, — соврала я.

— Врешь ведь, — догадалась. — Прочитай, перед англичанами неудобно будет.

— Да я и роль выучу.

— Как же! Выучишь ты! А цвет какой?

— Сиреневый, нежный-нежный.

— Шелковый?

— Натуральный.

— Ладно. Ты когда обратно?

— Послезавтра.

— Машину прислать?

— Нет, меня Илья встретит.

— Так пьесу прочитай. А рукава?

— Длинные.

— Смотри, без опоздания. Мы седьмого читки начинаем. Целую...

— Ох, Александра Ивановна! Девочки мои с ума сходят, — напоследок влезла телефонистка. — Теперь я буду знаменитостью! Не такой, как вы, конечно...

А такой, как я, и не надо. Вон, меня в театре жрать хотят. Не понимают, что мне просто повезло. А так, чем я лучше других? Ну, смазливая. Ну, нестарая. Ну, голосом Бог не обделил... Что еще-то?

Да ничего — пустышка!

Пойду сейчас к Андрею, возьму бутылку и напьюсь с горя.

Глава 10

Лестница гигантов

Какое счастье! У нас осталась пара свободных деньков, чтобы погулять по Венеции. Фестиваль завершен, на кинорынке тоже больше делать нечего: «Илью Муромца» закупили с потрохами. Небось, фанатичный любитель русского фольклора. Может, это наш эмигрант, которого мучает ностальгия?

Итак, свобода! Никаких обязанностей. Побудем наконец просто туристами.

И вот мы с Андреем сели на катерок, который курсирует через лагуну, отделяющую остров Лидо от Венеции. Слава Богу, мой режиссер отоспался после фестивальных треволнений, и теперь мы вновь были хорошими друзьями. Все размолвки забыты.

Воскресенье. Мы выехали с Лидо с утра пораньше, чтобы день отдыха оказался как можно длиннее. Город еще не проснулся, итальянцы пока не высыпали на улицы.

И когда с борта катера, с лагуны, мы увидали площадь Пьяцетту — главный архитектурный ансамбль Венеции, мне показалось, что я вдруг перенеслась в эпоху Возрождения. Будто плывем мы не на тарахтящем моторном суденышке, а на гордом парусном бриге.

В глубине, на заднем плане, высился нереально прекрасный, точно изысканная театральная декорация, пятикупольный собор Сан-Марко. Его остроконечные готические башенки возвышались над пышным фасадом. У меня всегда было отличное зрение, острое, как у охотника. И теперь я ясно разглядела четырех бронзовых коней над центральным порталом.

У меня невольно вырвался мечтательный вздох:

— Ох, Андрей, как бы мне хотелось иметь собственную верховую лошадь! Если когда-нибудь разбогатею — заведу себе конюшню!

— С чего это ты вдруг?

— Да вон, посмотри, какие сивки-бурки. Совсем как живые!

— Где? Не вижу.

Господи, всегда забываю, что другие люди не такие зоркие, как я. Достала из сумочки театральный бинокль: им я заранее запаслась, еще до отъезда в Италию, чтобы разглядывать на фестивале знаменитостей.

— Вот там, над главным входом в собор.

— Э! Ничего себе живые: четвертый век до нашей эры, привезены в 1204 году из Константинополя. Вряд ли на них можно прокатиться, Сандра...

Андрей всегда все знает. Но, увы, далеко не все понимает. Вряд ли ему доступна эта радость безумной скачки, когда ветер свистит в ушах, а придорожные деревья сливаются в одну сплошную линию!

И опять «Сандра». Не буду обращать внимания. Тем более что «Сандра» звучит так по-итальянски, а я сейчас чувствую себя какой-нибудь гранд-дамой из семейства Медичи. Может, в одной из своих прошлых жизней я позировала Рафаэлю или Леонардо?