— А Рэнсом! — продолжала девушка срывающимся голосом. — Сколько лет прошло напрасно! Мне никогда их не вернуть. Все те годы, что он думал, будто я потешаюсь над ним, как и мой отец. А все из-за того, что мне не хватало мужества перестать верить в своего кумира и фантастический мирок, который он сотворил для меня.

Памела снова отвернулась и вцепилась в перила. Даже в сгущающихся сумерках было видно, как побелели костяшки ее пальцев.

— А потом я уехала в колледж. В первый раз в жизни я рассталась с отцом. Он оказался далеко от меня и не мог уже подсовывать мне свою версию правды. И только тогда я начала по-иному оценивать происходящее. — Памела горько рассмеялась. — То есть начала оценивать происходящее сама. Мне показывали в газетах фотографии отца и его очередных подружек на неделю. Одноклассницы смеялись надо мной и говорили, что моему отцу трудновато будет припомнить всех своих девиц моего возраста. Только в школе я узнала, что отец ведет такую жизнь уже много лет и началось это задолго до маминой смерти.

Голос Памелы прервался. Она набрала полную грудь воздуха и продолжала свой рассказ:

— А парни… те просто восхищались им. Вот кто умеет жить, говорили они. Для них умением жить считалось умение использовать людей, очаровывая или соблазняя их. Они считали, что этим можно только гордиться.

Она снова вздохнула.

— И, по-видимому, они полагали, что, каков отец, такова и дочь. Скоро я уже устала отшивать их и в конце концов перестала показываться на людях. Даже тот единственный человек, который, как мне казалось, понимал меня… оказался охотником за отцовскими деньгами…

— Памела прекратите! Простите меня. Мне не следовало затевать этот разговор, — вырвалось у Дейка. Мука, звучащая в словах девушки, пронзила его насквозь, до самого сердца. А ведь он думал, что не способен ощущать чью-либо боль после того, как так долго и тяжело сражался со своей собственной.

— Ненавижу его! — Девушка не могла остановиться, словно прорвалась плотина и давно сдерживаемые эмоции хлынули бурным потоком, сметая все на своем пути. — Я знаю, что не полагается так говорить о родителях, но я его ненавижу. Я ненавижу Барта Малкольма.

— Или любого, что на него похож, да?

Дейк сам не понимал, почему он спросил так — то ли потому, что непременно желал узнать правду, то ли потому, что никак не мог прервать потока ее слов. Но вопрос заставил Памелу замолчать. Девушка резко повернулась и уставилась на него.

— Да, — отчеканила она. — Любого, кто излучает это сногсшибательное обаяние или выглядит так, словно способен остановить тайфун. Я провела большую часть жизни с человеком, превратившим дарованное ему Богом обаяние в оружие, в средство получать все, что пожелает. И расправляться с любым, кто посмеет встать у него на пути.

— А что, если бы я сам был сбит с ног этим тайфуном, Памела? Доверились бы вы мне, если бы я выглядел так, словно по мне промчалось стадо быков? Даже если бы внутренне я оставался тем же человеком, что и сейчас?

Полнейшее безумие, подумал Дейк, чувствуя на себе пристальный взгляд девушки. Он вовсе не хочет, чтобы она доверяла ему. Не хочет становиться ей ближе… Но он уже не мог остановиться.

— Но вы не были бы тем же человеком, — возразила она. — Особенно после того, как попробовали жить как все мы — те, кто не может достичь желаемого за счет одной только внешности.

Дейк пнул ступеньку ногой. Раздался глухой стук.

— Моя внешность, — почти прорычал он, — совершенно не волновала тех быков и коней, которых я объезжал. И моих сержантов в армии тоже. Разве что они еще сильней муштровали меня, поскольку считали, будто я «слишком смазлив», как вы выразились. И моя внешность вовсе не остановила ту бомбу…

Он осекся, испугавшись того, что чуть не слетело у него с языка. Никогда и никому он не рассказывал об этом. Он решительно продолжил, спеша отвлечь ее, не дать облечь в слова то, что читалось в ее потрясенном взгляде.

— И думается мне, что чем обсуждать чужую внешность, лучше бы самой поглядеться как следует в зеркало, Памела Малкольм!

Резко развернувшись, он спрыгнул с крыльца и, не оглядываясь, зашагал прочь. Девушка издала какой-то сдавленный звук, но Дейк не замедлил шаг. Им владела слепая ярость — и на нее, и на самого себя. Он видел, как Идол крадется вдоль конюшни, слышал, как с большого шоссе по направлению к ранчо сворачивает машина, — но ни на что не обращал внимания.

— Дейк, постойте!

Упрямо нагнув голову, он продолжал идти, не желая внимать ее словам. Он сам не знал, куда направляется, и хотел лишь одного — уйти подальше от девушки, начисто лишившей его самообладания.

— Пожалуйста.

Как ни сильна была решимость Дейка, но этот едва слышный умоляющий голосок заставил его замереть на месте.

— Я совсем не хотела… — Задыхаясь, девушка догнала его. — Сама не знаю, как так вышло. Я никогда… не говорю о нем. И уж тем более так, да еще с… чужими людьми.

Чужой человек. Ну да, а кто же он ей еще? Дейк подавил мрачную ухмылку. И если он хочет и дальше оставаться ей чужим, лучше ему поскорее уйти.

— Забудьте.

— Но…

— Совершенно не важно, что вы обо мне думаете. Важно, чтобы я выяснил, кто убивает ваших лошадей. И зачем. А тогда я уберусь ко всем чертям и вы сможете вздохнуть спокойно.

— Простите! — воскликнула Памела. — Вы друг Рэнсома, а я так нагрубила вам. Знаю, что дядя никогда не позвал бы вас, если бы вам не доверял. Просто…

— Просто что?

Памела, опустив глаза, переступила с ноги на ногу. Только сейчас Дейк заметил, что она босая. Раньше его слишком отвлекало ее облегающее платье, подчеркивающее плавные изгибы стройного тела. Теперь же Дейк заметил и то, что босиком, без всяких каблуков, Памела не достает ему даже до подбородка.

— Вы… вы испугали меня, — слабо прошептала она.

Дейк задохнулся.

— Я… что?

Девушка подняла голову.

— Испугали меня. Я почувствовала по отношению к вам что-то странное. Я не хотела, но ничего не могла поделать. И я испугалась, что, значит, я такая же, как моя мать. Она не могла с собой справиться, и… О Боже, что за ерунду я несу!

Может, это и была ерунда, но от нее в душе Дейка все перевернулось. Когда Памела взглянула на него и он увидел слезы в ее глазах, он снова едва не потерял самообладание. Сколько же раз, сам того не желая, он заставлял женщин плакать?

Повинуясь какому-то внутреннему порыву, Дейк привлек Памелу в свои объятия, и она замерла. Замер и он, чувствуя, как от мелкой дрожи сотрясается все ее тело.

— Тсс, тише, — прошептал он. — Все хорошо.

Но сам он так не думал. Что он наделал? Его опрометчивый поступок ничего не исправит, наоборот, может только все ухудшить… Но Дейк не мог отпустить Памелу, никак не мог. Как приятно было сжимать ее в объятиях… Господи, кажется, он совсем потерял голову!

— Не знаю, как вам все объяснить, — запинаясь, выговорила девушка.

— И не надо, — мрачно ответил он. — Я все понимаю…

Дейк действительно все понимал. Он очень боялся за эту прекрасную девушку. А ведь казалось, будто он навеки расстался с подобными страхами в тот день, когда бросил работу детектива.

Внезапный свет фар подъехавшего автомобиля заставил обоих подскочить. Дейк приглушенно чертыхнулся. Он был так отвлечен разговором с Памелой, что совершенно забыл о машине, свернувшей к ранчо. Более того, увидев свет фар, Памела поспешила высвободиться из кольца его рук, а он, как последний болван, продолжал притягивать ее к себе. И когда наконец отпустил ее, испытал острое чувство утраты.

— Ну-ну. Рад, что решил заглянуть к вам по дороге в Лос-Анджелес.

В раздавшемся из машины мужском голосе звучала явная насмешка. Хлопнула дверца кабины. Оказавшись в кругу яркого света, Дейк чувствовал себя, как бабочка на булавке, и попятился в тень.

— Плохо, когда с клиентами обращаются иначе, чем с новыми наемными рабочими, — продолжал голос все с той же насмешкой.

Еще не видя новоприбывшего, Дейк уже невзлюбил его. А еще ему очень не понравилось, что Памела как-то странно притихла.