—Считай, что опоздала, больше чем на целый час.

Она негромко выругалась, выбираясь из своего логова, и двинулась прямо к двери.

—Мне пойти сразу к нему или же сначала отправиться за его обедом? Как ты думаешь? — бросила она через плечо.

—Вначале за едой. Если он голоден, это, возможно, поможет.

Она резко обернулась к нему.

—Чему поможет? Он ведь не разозлился, а?

—Яне видел его, но сама, крошка, подумай, — втолковывал ей Мак. — Сегодня первый день твоей службы у него, и уже ты не выполнила свои...

—Что я могла поделать, если заснула, — перебила она его, причем в голосе ее прозвучали нотки оправдания. — К тому же он фактически велел мне немного вздремнуть.

—Ну, тогда хорошо, мне не стоит из-за этого волноваться. Давай двигай вперед, чтобы больше времени не терять.

Она так и поступила, хотя тоже была взбудоражена. Капитан мог велеть ей прикорнуть, но — в его каюте, где имел бы возможность ее разбудить, когда пришло бы время отправиться за его едой. Разве не из-за этого он хотел иметь ее под рукой — чтобы она выполняла все, что ему потребуется. И вот ему пришлось отрядить матросов на поиски ее. Проклятье, еще и еще раз проклятье. А она-то думала, что самые напряженные моменты этого дня уже остались позади.

С такой поспешностью она ворвалась на камбуз, что три человека, находившихся там, бросили свою работу, вытаращившись на нее.

—Поднос для капитана готов, мистер О'Шон?

—Был готов... — Он ткнул в сторону перепачканным в муке пальцем.

—Все горячее?

Слегка приподнявшись, он обиженно произнес:

—Конечно, как не быть горячим, когда я только что все в третий раз сменил. Яуже собирался Хогэна послать, но...

Она не слышала его последних слов, вырвавшись с камбуза с той же стремительностью, как и появилась там. И это невзирая на тяжелый поднос, гораздо больший, чем тот, что она несла первый раз, который со страшной силой давил ей на руки. По пути три разных человека крикнули ей вслед, что ее разыскивал капитан. Она не остановилась, чтобы ответить. Лишь еще более сильное волнение охватило ее.

Он сказал, что не станет давать пощечин. Сказал, что не станет. Всю дорогу к его двери она твердила это про себя, затем повторила еще раз, постучав в дверь и услышав отрывистое разрешение войти, а затем еще раз, перед тем как войти.

И первое, что она услышала, войдя в каюту, были слова первого помощника:

—Надо бы по щекам ему надавать.

О, как ненавистен был ей этот человек, поистине ненавистен. Но вместо того чтобы сверкнуть на него глазами, она склонила голову, ожидая слов Джеймса Мэлори, которые одни и имели значение.

Но стояла тишина, мучительная тишина, ничего не говорившая о настроении капитана. А она не желала поднять на него глаза, полагая, что лицо его будет выражать откровенную угрозу, что вселит еще больший страх.

Она дернулась, когда в конце концов он проговорил:

—Ну, что ты мне можешь сказать, пострел?

Вполне разумно. Он намеревался вести себя разумно и выслушать любое оправдание, которое у нее найдется. Такого она не ожидала, однако это заставило ее поднять голову и увидеть отливающие зеленью глаза. Он сидел за столом, за пустым столом с Конрадом Шарпом, и ей внезапно стало ясно: из-за ее опоздания оба они были принуждены ожидать их обеда. И все же она ощутила облегчение, поскольку поняла, что со стороны капитана ей не грозят громы и молнии. Вид у него был грозный, но таков он и есть, этот здоровый вол. Однако гнева в нем не чувствовалось. Конечно, поспешила сказать она себе, ей не известно, каков он в гневе. Может, он именно так и выглядит.

—А может, и выпороть заодно, — бросил Конрад в нависшей тишине. — Чтобы научить мальца отвечать, когда ему задают вопрос.

На сей раз Джорджина не преминула бросить на него испепеляющий взгляд, однако в ответ рыжеволосый верзила лишь захихикал. Взглянув мельком на капитана, она поняла, что он все еще ожидает ответа с непроницаемым выражением лица.

—Прошу прощения, сэр, — наконец произнесла она, вкладывая в свои слова как можно больше раскаяния. — Я спал... как вы мне и велели.

Одна золотистая бровь изогнулась дугой, что, на ее взгляд, было весьма раздражающей привычкой.

—Ты только представь себе, Конни, — проговорил капитан, не отрывая от нее глаз, — он всего лишь делал то, что я ему велел. Разумеется, насколько мне помнится, спать я ему приказал здесь, вон на той кровати.

Джорджина вздрогнула.

—Я знаю, и я пытался, старался это сделать. Но я чувствовал себя слишком неуютно в... я имею в виду... Черт подери, ваша постель чересчур мягкая.

Лучше соврать, чем признаться, что единственной причиной, не позволившей ей спать там, была та, что это его кровать.

—Значит, тебе не по нраву моя постель?

Первый помощник покатывался со смеху, хотя ей было совершенно непонятно, с чего бы это. А эта капитанская бровь, так ее раздражавшая, поползла еще выше. Неужели в его глазах появилась какая-то веселость? Она бы должна была почувствовать облегчение. Вместо этого она ощутила, что сделалась предметом насмешек, причем вовсе не понятных, и ей было в тягость оказаться источником некоего развлечения, природа коего ей не ясна.

Терпение, Джорджина. Безразличие. Помимо Томаса, ты единственная из Эндерсонов со спокойным характером. Все так говорят.

—Нет сомнения, что кровать ваша, сэр, хороша, лучшая, какая только возможно, если вы предпочитаете спать на мягком. Сам я предпочитаю нечто более жесткое, так что...

Она осеклась, нахмурившись, а первый помощник буквально лопался от хохота. Похоже, Джеймс Мэлори чем-то поперхнулся, поскольку согнулся в своем кресле, не в силах откашляться. Она чуть не потребовала, чтобы Шарп объяснил, что такого смешного он нашел в ее словах на сей раз, однако поднос становилось держать все труднее и труднее. Поскольку же, не думая об этом, они вынуждали ее стоять с ним в руках, изыскивая объяснения своему опозданию, она предпочла покончить с этой темой.

—Итак, — продолжила она, бросив это слово нарочито резко, дабы привлечь их внимание, — я намеревался забрать свой гамак, что вы мне и велели сделать. Но идя на полубак, я как бы... я встретил моего брата, который хотел переброситься со мной словом. Яспустился к нему буквально на минуту, но тут как бы... у меня внезапно опять схватило живот. Я хотел лишь на секунду-другую прилечь, чтобы переждать приступ. Но тут я почувствовал, что Мак будит меня и яростно отчитывает за то, что я заснул и не выполнил своих обязанностей.

—Яростно отчитал, да? И это все? Ему чего хотелось — крови?

—На самом деле я получил несколько пощечин. От них у меня даже уши распухли вдвое.

—Неужто? Значит, меня избавили от необходимости сделать то же самое? Так, что ли? — Но затем более мягким тоном добавил: — Сильно болят, Джорджи?

—Даже очень, — огрызнулась она. — Хотите посмотреть, как это выглядит?

—Ты собираешься показать мне свои торчащие уши, парень? Я польщен, в самом деле польщен.

Вид ее стал еще более сердитым.

—Вряд ли стоит быть польщенным, потому что показывать их я вам не стану. Вам придется принять это на веру. Я знаю, что вам, капитан, все это кажется очень забавным, но вы не стали бы так веселиться, если бы вас кто-нибудь отлупил по щекам.

—Ну, меня-то лупили бесчисленное количество раз... до тех пор, пока я не научился сдачи давать. Был бы рад показать тебе, как.

—Что как?

—Как постоять за себя, мой мальчик.

—Постоять за себя... против моего родного брата? — Тон, которым это прозвучало, говорил, что для нее это немыслимо.

—Против брата или любого, кто тебе досаждает.

Сузив глаза, она с подозрением посмотрела на него.

—Вы видели, что произошло, да?

—Я не имею ни малейшего представления о том, в чем ты, кажется, меня обвиняешь. Скажи мне лучше, хочешь ты получить уроки кулачного боя?

От нелепости этого предложения она едва не покатилась со смеху. Она едва не дала утвердительный ответ, поскольку такое действительно полезно освоить, по крайней мере, для ее нынешней жизни на этом корабле. Однако такие уроки будут означать, что ей с ним придется проводить еще больше времени.