Я подскочила, как от звонка будильника. Мой прекрасный сон закончился. Сегодня пятница. Весь день муж занимался, как он обычно говорил, «ерундой». Бегал то в гараж, то на кухню, потом обратно, перенося инструменты, шины, натыкаясь то и дело на подоконники или клумбы с цветами. Выглядел он при этом, как если бы готовился к выступлению в парламенте. Однако я знала, что означал этот серьезный вид.

— Что мы будем делать с нами? Мы расстаемся, Рози? Потому что если «да», тогда дом…

— Я знаю. Дом нужно будет продать. — Барри купит себе небольшую квартирку, я тоже куплю квартиру, Стюарт будет жить то у меня, то у него, надеясь на подарки в честь Рождества или конца учебного года в двойном размере, а Таша с Эммой перестанут называть своим домом мое новое жилье. Я прокручивала в голове все возможные варианты тысячу раз. Но рано или поздно все через это проходят: мои друзья, коллеги, соседи, кузены, мой брат и сестра Барри. Мы даже шутили, что остались единственной образцовой парой. Теперь мне не до шуток. До меня наконец дошло, почему я всю неделю наслаждалась покоем и гармонией. Мне не хотелось встречаться с реальностью. Я не желала проходить через все это, мечтая проснуться уже свободной разведенной женщиной. — Не знаю. Не уверена в том, чего я действительно хочу.

Он сел на диван и почесал шею так, как всегда делал, когда нервничал.

— Это не просто ссора, драка или невыносимая атмосфера дома, — добавила я, повторяя аргумент, который мне привели мои же собственные дети.

— Все так. Мы больше не вместе.

— Ты несчастлив? — Нет, — ответил он осторожно. –

Я не несчастен. — Он замолчал на некоторое время.

Мне эта пауза показалась вечностью. Мы посмотрели друг другу в глаза и приняли одно и то же решение одновременно.

— Но и не счастливы тоже, — произнесли мы в один голос.

Поскольку и Барри, и я решили быть честными друг с другом, больше не было смысла притворяться и препятствовать уже неизбежному.

— У меня был роман с Робин.

— Я догадывалась. И у меня тоже были отношения…

— Но мы уже не спим вместе. Уже нет. Я знаю, ты могла подумать, но мы не…

— И мы тоже. Мы были вместе в Париже. Но…

— Я так и понял.

— Но между нами ничего не было. И сейчас все кончено.

Мы посмотрели друг на друга. Слишком много секретов было между нами.

— Нам предстоит со всем этим справиться, — произнес он тихо.

— Согласна.

Должна признать, несмотря на то что буквально неделю назад еще лежала в постели с Эшли Коннором и мы едва не переспали, несмотря на все это, мне было ужасно неприятно узнать, что Барри обманывал меня с этой потаскушкой. Я не верила, что они не спали вместе. Если еще не спали, то когда же будут? Завтра или на следующей неделе? А может, приурочат это к какой-нибудь дате? Например, к ее восемнадцатилетию или, может, получению водительских прав, или окончанию школы? И если мне неприятно осознавать все это, то, наверное, моему мужу тоже не совсем нравится тот факт, что я поехала в Париж с другим мужчиной, а сказала, что еду с подружками. И даже то, что мы не спали вместе, точнее, не успели, и что мы расстались недавно… Не думаю, что Барри простит меня.

— Также нам придется подумать о том, как выплачивать кредит по дому и как быть со страховками, — добавил Барри. — С кем будет жить собака?

«Но мы же знаем, как со всем этим поступить, или нет?!»

На работу я вышла в понедельник после Пасхи. Чувствовала себя как после длительного отпуска. Да и мои коллеги, и прочие сотрудники больницы вели себя со мной именно так. Когда меня видели в коридоре или просто заходили поздороваться, говорили, что я хорошо выгляжу, но потом, не заметив на моей коже и тени загара, как-то терялись. К тому же рассказать мне про свой якобы отпуск нечего. Вместо пляжа — дом с диваном.

— Рада, что вернулась? — поинтересовалась Бекки, когда ближе к обеду все немного успокоилось.

— Очень, — ответила я, — дома у меня кошмар: Барри все выходные приставал с вопросами о нашей будущей жизни, разводимся или нет, какие трудности нам предстоят…

— Да ты что? — Она дотронулась до моей руки, выражая сочувствие. — Мне очень жаль, что все так получилось. Но в конце концов…

— Все в порядке, не могу сказать, что я очень расстроена. Мне кажется, наша с ним любовь закончилась много лет назад, и сейчас я ничего не чувствую по отношению к мужу. Он хочет, чтобы мы посмотрели правде в глаза, и мне тоже этого хочется.

— Теперь вам надо решить, кто остается, кто съезжает. Кому что достанется. Кто за что заплатит. Так?

— Да, и многое другое. С кем останется собака?

— Пойдите погулять с ней, отпустите поводок и посмотрите, к кому побежит.

— Зная Биглса, я могу предположить, что, если мы его так отпустим, он вообще может убежать и никогда больше не вернуться. — Я вздохнула. — Надеюсь, все само собой образуется. Мы стараемся быть цивилизованными людьми и продолжаем уважать друг друга. — «Конечно, если можно считать ворчание и недовольство нормальным поведением мужа и жены, пусть даже бывших».

— Многие скажут, что все в порядке вещей.

«Это нормально? Если все было нормальным, тогда почему мы расходимся? Чего нам еще от жизни ждать? Чего-то, что покажется окружающим ненормальным, или сверхненормальным, или даже сверхъестественным явлением?»

Кстати, о сверхъестественном. Сильвия Райли хотела меня видеть. Я только и успела сесть за стол, как она позвонила с просьбой посетить ее в 12.45. Почему именно в 12.45, а, например, не в 12.30 или в час дня? Может, чтобы запугать? Или она хотела дать понять, что у нее такое количество важных посетителей за день, что ей удалось втиснуть меня только в этот промежуток времени. Так что изволь быть вовремя — иначе тебя уволят или оштрафуют!

В 12.43 я была у нее, нервничала ужасно, как провинившийся первокурсник в кабинете декана, ожидая, что меня исключат. Постучала в дверь.

— Войдите! — крикнула она.

Я толкнула дверь и вошла в ее обитель. К моему удивлению, меня ожидала не только Сильвия, но и Моника — видимо, долгосрочный больничный закончился. Она сидела на стуле, уставившись в пол, как будто нашла там что-то интересное.

— О, здравствуй, — сказала я, обрадовавшись, как будто королеву английскую увидела. Сев на стул без приглашения, я пыталась поймать взгляд Моники, но она продолжала смотреть в пол. — Тебе лучше? Когда на работу выходишь?

— Моника почти поправилась, — ответила за нее Сильвия так, как будто она ее лечащий врач. — Но ей категорически запрещается нервничать.

Самой за себя говорить тоже нельзя? Или оторвать глаза от пола?

— Так ты возвращаешься к своим обязанностям или нет? — спросила я, обращаясь к Монике.

— Нет, Моника не вернется, — без тени сожаления объявила за нее Сильвия. — Она пришла сегодня, чтобы подать заявление об уходе.

Мне стало жаль коллегу. Не могу сказать, что испытывала к Монике большую привязанность, особенно после того, как та внезапно взяла больничный и бросила меня с теми злополучными письмами. Но прошло время, страсти улеглись. Насколько я помню, Моника не брала отпуск с того дня, как начала работать. Понятно, что она поступила, прямо скажем, непорядочно, бросив меня, но неужели это не дает ей права хотя бы отвечать на вопросы за себя?

— Мне очень жаль, что так вышло, Моника! — сказала я ей как можно более дружелюбно.

— И Монике есть что сказать вам, Розмари, — продолжала Сильвия, словно кукольник, дергающий за ниточки в своем театре. Ее «кукла» выпрямилась, посмотрела мне в глаза. У нее был очень печальный взгляд.

— Нет, не надо… правда, не стоит ничего… — Я запнулась, ужаснувшись жестокости нашей мегеры. Но Моника никак не отреагировала, ни один мускул не дрогнул на ее лице.

— Мне очень стыдно, Рози, — произнесла она тихо, но твердо.

— Почему? Ничего же не случилось! Не понимаю, о чем ты, — ответила я, изо всех сил желая, чтобы Сильвия прекратила эту жуткую сцену. Пусть идет на все четыре стороны, наслаждается свободой, подлечится или что там еще.