— Знаете что? — Лина наконец нашла розовую резинку и протянула ее Долорес. — Я думаю, вы просто боитесь. Кора говорила, что ее отец обманул вас. Но папа никогда не сделает этого. Никогда!

— Привет, милые дамы, — сказал Эдвин, входя в комнату. Долорес сама не знала, радоваться ли ей его приходу или нет. Интересно, слышал ли он их разговор?

— Па! Ведь правда, ты бы никогда не обманул Долорес, если бы вы поженились?

Долорес едва не вскрикнула. О Господи! Из огня да в полымя…

Эдвин слегка улыбнулся.

— Я бы никогда не обманул ее, Лина. Никогда… — Он погладил дочь по щеке тыльной стороной ладони. — Ты у меня просто красавица!

— Спасибо… — Лина подняла голову и с вызовом посмотрела на отца. — А я думаю, что если бы вы поженились, это было бы очень здорово!

— Я ценю твой энтузиазм, — сухо сказал Эдвин, — но тебе следует поторопиться. Машина уже пришла.

Лина тут же вскочила и устремилась к двери.

— Счастливо! До свидания!

Долорес вытерла влажные руки о розовое полотенце, которым девочка сушила волосы.

Эдвин забрал у нее полотенце и небрежно спросил:

— Итак, ты думаешь, что я способен обмануть тебя?

Желудок сводило судорогой. Долорес стиснула кулаки.

— Кора сказала Лине, что бывший муж обманул меня. Твоя дочь решила уверить меня, что ты никогда бы так не сделал.

У Эдвина удивленно приподнялись уголки губ.

— Дочерняя любовь — великая вещь. Лина хочет, чтобы мы поженились. Разве это не трогательно? — спросил он, обнимая Долорес за талию.

Она промолчала. Ничего не могла с собой поделать, так же как и скрыть свои чувства от Эдвина.

— Ради Бога, Долорес, — нахмурился он. — В слове «пожениться» нет ничего зазорного.

Она не могла смотреть ему в глаза.

— Извини…

Оливер долго глядел на нее, а потом за руку повел из комнаты.

— Обед готов, — спокойно сказал он.

После Нового года Эдвин уехал в долгую деловую поездку в Японию. Долорес решила, что не будет грустить. Она много лет обходилась без мужчины и, разумеется, сможет и сейчас пережить недолгое одиночество. Будет читать книги, журналы. Она ведь не привыкла к Эдвину как к наркотику, правда?

Но уже через несколько дней Долорес скучала по его ласкам и насмешливому блеску глаз. Скучала по его жизнерадостности и чувству юмора.

В один прекрасный день она начала составлять список достоинств Эдвина, по каждому из которых особенно тосковала. Он был чудесный человек, чудесный любовник и, кажется, искренне считал ее совершенством. Невозможно себе представить, как ей повезло…

Эту идиллию нарушил телефонный звонок. Она неохотно сняла трубку, услышала замогильный голос Агаты и почувствовала, что хорошее настроение бесследно исчезло. Долорес тяжело вздохнула. Она уже привыкла к слезным жалобам сестры на окончательно вышедшего из повиновения племянника.

— Мы приняли решение, — дрожащим голосом сказала Агата. — Либо он попадет в колонию для малолетних преступников, либо мы всей семьей отправимся в сумасшедший дом. Мы собираемся отдать его в частную лесную школу для трудных подростков. Уже нашли такую, и я надеюсь, что там ему помогут.

— Ох, Агата… — прошептала потрясенная Долорес.

— Все остальное бесполезно! — рыдала сестра. — Мы не знаем, что с ним делать! В школе тоже не знают! И врач не знает! Мы просто обязаны что-то предпринять!

— Конечно, конечно! Но можете ли вы это себе позволить?

— При наших доходах — нет… — Затем наступила пауза, и Долорес услышала, что Агата тяжело вздохнула. — Я не знаю, как обратиться к тебе с такой просьбой, но…

— Что «но»? — Выглянув в окно, Долорес заметила, что над горизонтом нависла грозовая туча. Такая же грозовая туча сгущалась над ее головой.

— Ты не смогла бы выкупить мою половину «Долины грез»?

— Выкупить? — тупо повторила Долорес.

— Да.

— Я… я не знаю. Два года назад я взяла ссуду в банке под залог гостиницы на ремонт крыши и верхнего этажа. Я… еще не знаю, Агата. Мне нужно сесть и все как следует обдумать, подсчитать свои доходы…

— Подсчитай, а? Это единственное ценное имущество, которое у меня есть. За первый год мы заплатим из своего пенсионного фонда, но ума не приложу, где взять остальное. А я догадываюсь, что в этой школе ему придется пробыть довольно долго…

Несколько минут спустя окаменевшая Долорес положила телефонную трубку. Никаких сложных подсчетов не требовалось. Она знала, что не сможет выкупить долю Агаты. Ссуду надо выплачивать еще несколько лет, так что новую ей не дадут, а никаких сбережений у нее нет…

За окнами стемнело. Ум заходил за разум от безуспешных попыток найти выход из этого затруднительного положения. Она была обязана помочь сестре. Долорес не сомневалась, что племяннику действительно необходимо учиться в специальной школе. А раз сестре нужна помощь, она должна сделать для этого все, что в ее силах.

Прошло несколько мучительных дней, но в конце концов Долорес пришлось самой себе признаться, что есть только одно решение, которое может помочь ей достать необходимые деньги.

Придется продать гостиницу.

На уик-энд приехала Кора, и за чашкой чая Долорес поведала ей о двоюродном брате и о том, какое решение приняла.

Кора пришла в ужас.

— Mа, и что ты будешь делать?

— Буду искать работу, — храбро ответила она. Об этом было страшно подумать. Где она, женщина средних лет, найдет работу? Всем известно, как это трудно, а у нее даже диплома колледжа нет…

Немедленно прекрати распускать нюни, приказала она себе. Главное сохранять присутствие духа, а остальное приложится…

Кора предложила решить вопрос с деньгами по-другому.

— А ты… тебе не приходило в голову попросить у Эдвина взаймы?

Долорес напряглась.

— Нет, — решительно заявила она. — Ни под каким видом.

— Думаешь, он не захочет помочь тебе?

— Не в этом дело. Я не желаю быть у него в долгу. — Скорее пойду мыть полы, добавила она про себя.

— Ну, может быть, он купит долю тети Агаты. Тогда ты не будешь у него в долгу.

— Зато он станет моим партнером. — Боже, какой кошмар! Он получит право приезжать в любой момент и заявлять, что ему не нравятся розовые скатерти — лучше зеленые. Станет спорить с ней о выборе вин и цене номеров… Конечно, едва ли Эдвин будет вести себя подобным образом, но и такую возможность следует учитывать. Она всегда будет чувствовать себя уязвимой. — В таком случае я перестану чувствовать себя независимой, — добавила она.

Лицо Коры смягчилось.

— Ма, неужели это так страшно?

Долорес во все глаза глядела на дочь и с ужасом вспоминала Энди, которому не нравилось ее желтое платье, не нравилось, как она готовит цыплят, не нравились книги, которые она читает, не нравилось то, как она воспитывает Кору… Она кивнула:

— Да, страшно. Я бы этого не вынесла.

В тот вечер Эдвин позвонил из Токио, сказал, что устроился в гостинице, сидит в номере и мечтает, чтобы она оказалась рядом с ним.

— Расскажи мне, как выглядит номер, — попросила она. — А я закрою глаза и представлю себе, что я рядом с тобой.

Эдвин описал ей роскошную комнату, большую кровать, облицованную мрамором ванную.

— Ванна здесь огромная, с пузырящейся водой, — рассказывал он, — и мне так и чудится, что мы с тобой сидим в ней вместе, покрытые воздушными пузырьками, пьем шампанское и кормим друг друга клубникой.

— Какой разврат! — засмеялась она.

— Угу… Прилетай, и я покажу тебе, что такое настоящий разврат.

— Хотелось бы… — И тут Долорес представилось, что через несколько месяцев она перестанет быть хозяйкой гостиницы, обретет свободу и в самом деле сможет позволить себе любое безумство — даже полететь в Токио, чтобы посидеть с Эдвином в ванне с пузырящейся водой.

На мгновение Долорес захотелось рассказать Эдвину о том, что ей необходимо продать гостиницу, но она не позволила себе этого. Нельзя было поддаваться искушению.