Он ощутил, как сдавило ему грудь, — привычное чувство вины, которое ничем не искупить. Пат не воскреснет. Возможно, если бы Бетси смотрела на Джона тем непрощающим взглядом, как и в ту роковую ночь, он подавил бы свои чувства.

Но Бетси просто стояла перед ним в своей убогой одежонке. Ее бездонные голубые глаза по-прежнему с пронзительной нежностью смотрели на него. Казалось, она взвалила на свои хрупкие плечи часть его боли. Вот так же подвижнически Бетси принимала под свою крышу детей, от которых отмахнулись все.

Сделай она хоть малейший намек, что собирается укорять Джона, он ушел бы немедленно. Но этого не произошло. Джон положил ладонь на бархатистую шею Бетси, а другой рукой запрокинул ей голову, чтобы прильнуть к губам любимой женщины как путник, изнемогающий от жажды.

— От тебя исходит беда, Рыжик. Ты из тех, кого я всю жизнь избегал.

— А ты, Джон, все такой же философ.

Бетси раскрыла в ожидании поцелуя губы. Ее чистые глаза вопросительно смотрели на Джона. Он благоговейно коснулся рта Бетси, самого драгоценного человека в мире.

— Твой рот прекрасен. Он создан для поцелуев.

— Ты говорил не так, когда мне было двенадцать лет. Насколько я припоминаю, ты считал, что у меня нахальный рот и я нуждаюсь в хорошей оплеухе.

— Тоже верно.

Он сильнее прижался к ее губам, и она затрепетала от чувственного прикосновения его мягких усов.

— Джон, скоро вернутся Рози и близнецы.

— Это означает, что пора прекратить поцелуи?

— Нет, это означает другое: ты упускаешь дорогое время.

Сомкнув веки, Бетси подумала, что предлагает ему единственное утешение, которое человек вроде Джона способен принять. Снова редко удовлетворяли его даже в годы неприкаянного детства. Понятия "доброта" и "привязанность" вызывали у него сомнения. Именно эти гуманные качества больше, чем какие-нибудь другие человеческие достоинства, Джон упрямо отрицал и до сих пор, возможно, отрицает. Но как раз в них-то он нуждался более всего. В его поцелуе она ощутила голод одиночества — неосознанную потребность в близости и понимании.

Бетси смущала преувеличенная осторожность Джона в обращении с ней: будто от одного неловкого движения она может разбиться как дорогая чаша из севрского фарфора.

Она обняла Джона за шею и прильнула к нему всем телом. На лице его появилась странная усмешка, но Бетси поняла, каких усилий ему стоило сдержаться, и вновь увидела в его взгляде бесконечное опустошающее одиночество.

— Мне жаль, — шепнула она. — Ужасно жаль.

Джон не шелохнулся. Он разомкнул кольцо ее рук, но она удержала его.

— В шестнадцать лет я была слишком молода, чтобы понять твои страдания. Я наивно думала, раз ты никогда не плачешь, всегда отстаиваешь свою правоту, чего бы это ни стоило, значит тебе все безразлично. — Ее пальцы легко погладили обезображенную шрамами крупную кисть Джона. — Теперь твердо знаю: я глубоко ошибалась.

— Не надо…

Несмотря на то, что его слова прозвучали словно мольба, Джон вновь приник к губам Бетси, которая только этого и ждала. Страсть охватила Бетси с неистовой силой. Желание принадлежать ему подавило ее затуманенное сладостной истомой сознание.

Она сжала его широкие, сильные запястья, потом вновь обвила руками его шею и замерла. Джон осыпал ее поцелуями, тая от радости и счастья. Так бывает, когда перед неприкаянным путником после долгих, долгих скитаний на лютом морозе блеснут вдали приветливые огоньки теплого пристанища.

Руки Джона медленно заскользили по ее округлым бедрам. Он раздвинул полы ее блузки и прикоснулся к тонкой талии. Бетси содрогнулась, предвкушая наслаждение. Джон нежно гладил прохладную кожу, вызывая у Бетси чувственные волны все нарастающего желания.

Потом он опять принялся целовать ее, начиная с глаз, спускаясь по изящной линии ее стройной шеи. Он замер, услышав биение пульса в укромной ямочке. У Бетси перехватило дыхание, она вся горела, ее острые груди отвердели.

Как любовник за прошедшие двадцать лет он сделал большие успехи. Но не его искусство обольщения, а тяжкие удары их сердец вызвали у Бетси непреодолимое стремление слиться с мускулистым поджарым телом, стать частью его, открыли неизведанный и темный источник всесокрушающей страсти в ее существе.

— Ты — моя окончательная погибель, — шепнул он, продолжая неистово целовать Бетси и доводя ее до исступления…

Тело Бетси было как воск в руках Джона. Казалось, он может создать из него все, что подскажет фантазия на этой вершине Любви… Каждое прикосновение, каждый новый поцелуй уводил ее дальше и дальше на край пропасти.

Бетси подсознательно была уверена, что Джон никогда не переступит черту. Ведь они находятся в открытом амбаре, никаких замков. Здесь невозможно уединиться.

Но древний инстинкт, притаившийся в Бетси, требовал продолжения: лишь бы его руки обнимали ее, а сводящие с ума поцелуи возносили к высотам блаженства…

Джон боялся потерять самообладание — качество, которое воспитать в себе стоило ему так дорого! Он навсегда расстался с бездумной беспечностью, когда-то унесшей жизнь самого дорогого человека. Но желание нарастало, как морской прилив в штормовую погоду, сметая его железную волю. Это был девятый вал страсти… Послушное тело Бетси, пребывающее в томительной истоме, обезоруживало Джона.

Он давно не знал таких прекрасных ощущений. У него за годы разлуки с Бетси были интимные связи, которые тотчас же забывались. Но ему не встречалась женщина, способная всколыхнуть все его существо, заставить забыть суровые жизненные принципы, которые он "выковывал" в течение двадцати лет…

Теперь все пошло прахом. Страсть поставит его на колени. Еще один поцелуй, еще один нежный вздох Бетси, и он пропал. Ничто не помешает ему овладеть ею так же естественно и просто, как тогда на копне скошенной весенней травы у реки.

Со стоном он оторвал губы от ее волшебной шеи и попытался взять себя в руки. Безуспешно. Голова у него пошла кругом, когда она распахнула длинные загибающиеся вверх ресницы и озарила его проникновенным взглядом голубых глаз, на дне которых сияла ее душа.

— Ты неотразима, Бетси, твои женские чары действуют как магнит.

— Почти то же самое ты сказал в давнюю летнюю ночь у реки.

— Не может быть!

— Эти слова я не могла забыть. От них у меня от счастья закружилась голова.

Голова у нее кружилась и теперь по той же причине.

А Джон Стэнли как завороженный судорожно искал укромное место, где бы их никто не нашел и они могли бы предаться любви.

Неожиданно раздались отдаленные звуки пожарной сирены.

— Наша кавалерия, Рыжик, — разочарованно прошептал Джон.

— Вовремя подоспела! — разозлилась Бетси, еще не пришедшая в себя от возбуждения.

Массивная стена заглушала вой сирены, однако противный звук становился все явственнее. В ушах у Бетси зазвенело. Наконец вой прекратился, и она услышала счастливые детские голоса.

— Кажется, девочки вернулись, — вполголоса произнес Джон и заботливо пригладил ее разметавшиеся локоны. А Бетси усердно разглаживала свою помятую блузку, чтобы не вызвать и тени подозрений у маленьких пинкертонов. Быстро же они вернулись.

Машина отсутствовала около полутора часов, гораздо дольше, чем ожидал Джон.

— Ах негодяй! Как же я не подумал…

— Что случилось? Почему у тебя такие испуганные глаза?

— Потому что, могу поклясться своим значком пожарного начальника, эти беспутные парни взяли маленьких девчушек с собой на выезд.

Бетси зазнобило.

— На выезд? Ты имеешь в виду… на пожар?

— Конечно, именно это я и имею в виду.

Глава шестая

В случае если гражданское лицо или в данном случае Рози Ли и близнецы прибудут на место происшествия с пожарниками, старший офицер, возглавляющий команду, обязан написать рапорт.

Монк положил свой рапорт на письменный стол начальнику, когда бывшие в наряде пожарники еще не закончили ужин.