Превосходно сделана сцена получения взяток Хлестаковым от чиновников и купцов. И то, что он в европейском, а они в национальных костюмах, приобретает сразу особый смысл.

Вползает унтер-офицерская вдова на коленях и рассказывает Хлестакову о своем горе и нищете. И эта сцена поставлена отлично.

Наступает час отъезда, но Хлестаков не может уехать — он влюблен в «лирическую» дочку. И тут гениальное произведение Гоголя окончательно идет насмарку. Хлестаков садится на извозчика, едет к вокзалу. Он приехал, раздумывает, выходит на перрон. Подходит поезд, у героя в руках билет, но в последнюю секунду он останавливается и раздумывает уезжать. Вагоны проходят мимо него, поезд удаляется.

В это время происходит сцена у судьи: выяснилось, что приезжает настоящий ревизор. Появление почтмейстера и чтение письма сделаны прекрасно. Я узнавал гоголевские слова. В зале слышался хохот.

Заканчивается фильм, я бы сказал, ханжески. Как рассказал мне автор сценария Четан Ананд, ему пришлось осудить всех виновных, ибо зло должно быть наказано.

Режиссер и исполнитель роли Хлестакова доказывали нам, что поставить фильм строго по Гоголю они не могли. Многое не было бы понятно индийским зрителям. Поэтому они и пошли на такое произвольное толкование этого произведения. Как исполнитель роли Осипа в театре, я сказал, что следовало бы более выпукло обрисовать образ слуги. В вестибюле театра я показал, как Осип, отказываясь брать деньги, все же берет их у городничего. Я сыграл эту сценку, и она понравилась индийским кинодеятелям. Когда мы вышли на улицу, Пудовкин сфотографировался с режиссером Четан Анандом, а я снялся с исполнителем роли Хлестакова артистом Деванандом. Я подарил ему фотографию, написав:

А он мне подарил свое фото с надписью:

Каждая новая встреча, просмотр фильмов, беседы несли массу впечатлений. Мы приглашены к писателю Мулк Радж Ананду домой, на завтрак. Хозяин любезно встречает нас, и мы видим много знакомых лиц: артисты, режиссеры, члены Комитета, с которыми уже не раз встречались. Сидим, разговариваем. На подушках, поджав ноги, в ярких костюмах из парчи, сидят удивительно стройные, с красивыми глазами танцовщицы и танцовщики. Тут же замечательный актер Притхви Радж. В белом национальном костюме он напоминает шекспировского Отелло.

Артистки подают нам завтрак, ухаживают за нами. Большинство из них видело советские фильмы, они понравились индианкам, произвели на них большое впечатление. Я рассказываю о том, что мне очень понравились талантливые индийские актеры театра и кино, подчеркиваю, что, несмотря на отсутствие профессиональной школы, эти артисты на практике овладели высоким мастерством.

Гостеприимный хозяин Мулк Радж Ананд просит индийских мастеров танца показать свое искусство.

Сбоку от меня сидит женщина балетмейстер. Она подает сигнал к началу. Танцовщик и танцовщица становятся в своеобразную «пятую позицию» — расставив широко ноги, полуприседая, держа руки ладонями вверх на уровне плеч. Музыкальное сопровождение — один барабан.

Балетмейстер кратко поясняет содержание танца: взаимоотношения богов и их борьба. Потом начинает декламировать. Она произносит слова, которые одновременно повторяют и исполнители. Музыкант на барабане отбивает ритм. Слова произносятся тише, шепотом и совсем замирают… Это своеобразное вступление к танцу, затем — танец и диалог, ибо индийские танцовщики разговаривают и в танце. После вступления артисты исполняют танец, полный причудливых, неповторимых движений. Танцовщицы танцуют босиком, пятки их ног выкрашены красной краской, ладони — тоже, на лбу наведен красный кругленький значок. На руках большое количество перстней, на груди — бусы; запястья, браслеты на руках и на ногах. Даже на пальцы ног надеты кольца.

Первый танец кончился. Мы горячо аплодируем. Другой танец тоже посвящен какому-то божеству. Балетмейстер снова что-то декламирует, танцовщица повторяет, слова затихают, громче слышится звук барабана, и артистка уже говорит только на языке жестов.

Так перед нами прошли изумительные индийские танцы. Вероятно, если бы мы знали условный язык народной хореографии, существующий с древнейших времен и запечатленный во фресках храмов, мы еще глубже поняли бы содержание исполняемого.

Нам предложили посмотреть, как тренируются индийские танцовщики. На середину комнаты вышел смуглый юноша с большими выразительными глазами. Сначала он показал тренировку глаз. Его глаза быстро вертелись в правую сторону, затем начали вращаться в левую, потом словно шли к переносице и в стороны. Вот у танцовщика начала дрожать кожа на лбу, затем последовательно задрожали уши, подбородок, шея, наконец стало вибрировать все тело.

Мы были поражены такой потрясающей техникой, умением владеть каждым мускулом своего тела. Это высокое искусство достигается постоянной и упорной тренировкой, огромным трудом.

Присутствующие стали просить Притхви Раджа что-нибудь прочитав Он сказал, что будет читать монолог Шейлока из «Венецианского купца» Шекспира. Артист пояснил, что трактует Шейлока не стяжателем, не жадным, а озлобленным человеком, и в своей трактовке оправдывает его. Притхви Радж стал в выразительную позу и с покоряющим мастерством прочел монолог на индийском языке. Мы переглянулись с Пудовкиным, в восхищении сказав друг другу: «Вот это актер!»

Все горячо аплодировали и благодарили замечательного артиста. Вижу, присутствующие вопросительно поглядывают на меня.

— Может быть, и мистер Черкесов что-нибудь исполнит?

Я находился под огромным впечатлением от мастерства индийских танцовщиков и монолога Шейлока. Все же отказываться было неловко, и я прочитал разговор Дон-Кихота с воображаемым Санчо-Пансо из пьесы М. Булгакова «Дон-Кихот» по Сервантесу. Я волновался, но сумел взять себя в руки, сосредоточиться и овладеть вниманием присутствующих. Стояла затаенная тишина, когда после торжественного монолога: «Прощай, Санчо, Санчо, прощай!» я медленно опустил руку и шепотом произнес: «Прощай!»

Перед монологом мы хотели перевести его содержание, но это было бы трудно сделать, и мы решили читать без перевода. Все присутствующие поняли трогательную сцену прощания рыцаря со своим оруженосцем, которому он дает последние наставления, как себя вести, когда он станет губернатором…

Меня благодарили, жали руки. Особенно пожимал мне руки замечательный танцовщик, повторяя: «Хорошо, хорошо…»

Мы попрощались с гостеприимным Мулк Радж Анандом, с присутствующими и отправились домой.

После небольшого отдыха мы готовились к встрече с представителями четырнадцати демократических организаций Бомбея. Эта встреча должна была произойти в большом здании кинотеатра в присутствии двух тысяч человек. Там предполагалось демонстрировать отрывки советских фильмов.

Незадолго до встречи нас известили, что без объяснения причин демонстрация советских фильмов отменена. Тогда программу несколько изменили. Решили дать концерт, подготовленный несколькими кружками самодеятельности.

Во время чествования нам снова надевали на шеи гирлянды из роз и других цветов, опять закрыв наши рты. Но так как мы уже знали, что по местным обычаям цветы можно снять минут через пять-шесть, мы так и сделали, положив их к себе на колени.

Мое появление у микрофона с переводчицей небольшого роста и на этот раз вызвало в зале веселье и смех. В своем выступлении я говорил о теплом, дружеском отношении, сопутствующем нам в Индии. К этому теплу мы так привыкли, что моментами забывали о том, что сейчас у нас на родине зима и мы только временно находимся в такой солнечной стране. Мне кажется, что я нахожусь здесь, в Индии, очень давно и что мог бы сыграть роль индийца в любом фильме, ибо у нас есть уже для этого опыт и наблюдения.

Зал был заполнен певцами, танцорами, музыкантами, рабочими, студентами. Начался концерт, исполнялись танцы, изображавшие крестьянскую свадьбу, уборку урожая. Танцевали студенты и студентки — участники самодеятельных кружков. Музыканты играли на национальных инструментах.